Беседа среди звезд

– Видимо, мое исчезновение в огне восприняли как знамение?

– Погибшая жрица стала, по народному поверью, Богиней храма, посвященного Солнцу, который воздвигли на месте падения метеорита. Камень положили в основание массива из базальта. Я сделался отшельником, но ты явилась мне – и ко мне вернулись мои силы. Я страстно служил тебе в храме.

– Происходит ли до сих пор падение даров Ориона?

– Да. Совсем недавно Орион прислал мне новый Камень. Металл Морий светит в нем чудесным синим огнем. Этот метеорит лежит теперь рядом с нашим основным Камнем.

Прибытие в Дарджилинг

В Индию семья Рерихов выехала из Марселя на пароходе «Македония» 17 ноября 1923 года. 30 ноября прибыли в Бомбей.

На пароходе у Елены Ивановны произошло интересное видение. Она посетила музей, в котором было собрано все касающееся жизни Христа. И в мелькавших перед ней гравюрах и изображениях той жизни она разглядела себя.

Конечной целью перемещения по Индии был Дарджилинг. По пути миновали Джайпур; Амбер, где родилась будущая жена Акбара Джодбай; Агру; Фатехпур-Сикри, столицу империи Акбара; Дели; Бенарес; Калькутту.

В Дарджилинг прибыли 25 декабря 1923 года. У источника на пути из Гума встретили необыкновенного ламу, который сидел на носилках и имел на голове корону. Он приветствовал Рерихов улыбкой.

Жили в отеле и искали подходящий дом. Таковым оказался Потанг – дом, где за десять лет до того в течение трех лет жил Далай-лама XIII, бежавший от цинских войск. Комната Далай-ламы, где, по словам Владыки, были явлены чистые мысли, стала комнатой Елены Ивановны.

Обойтись парой слуг, как планировали, не удалось. Пришлось нанять целый штат, так как в соответствии с кастовыми законами Индии человек, овладевший некоторой семейной профессией, должен выполнять только свою работу, а труд иной профессии обязан выполнять другой человек.

15 февраля 1924 года Рерихи направились в десятидневную поездку по буддийским монастырям Сиккима. Владыка указал поездить открыто, чтобы окружающие привыкли к ним и примирились с их передвижениями. Всюду следовало подчеркивать свой интерес к обычаям страны, изучению языка, магии и астрологии.

В первых же индийских видениях Елену Ивановну окружило множество цветов – белых, синих, фиолетовых, лиловых. Иногда они стояли в горшках вокруг ее постели. Удалось даже разглядеть кусочек сада Владыки.

А еще она увидела большой ковчег с резным орнаментом по бокам, в который чьи-то руки складывали листы бумаги. Он был виден из-под сдвинутого пестрого покрывала, и вокруг него разливалось радужное сияние. Оказалось, что покрывало, прикрывающее ковчег, напитано аурой, для того чтобы течение мыслей в хранимых в нем рукописях оставалось непотревоженным.

Видения могли накладываться друг на друга. Например, картина фризий шла параллельно с видением Святослава, который показывал матери свои картины и спрашивал совета.

Как всегда, звучали отдельные фразы на разных языках, которые иногда было трудно запомнить. В конце февраля при сосредоточении на Америке Елена Ивановна услышала: «Порума упала там, где не следовало падать». Незадолго до этого она видела, как из брошки, подаренной Нетти, выпали или стерлись почти все жемчужины. Владыка пояснил, что Порума забыла, откуда идет власть, и споткнулась не вовремя.

Утром 6 марта 1924 года Николай Константинович и Юрий упросили Елену Ивановну позволить им сделать ее фотографию в кресле. Изображение получилось в большом круге света – солнечной ауре.

11 марта Владыка передал сообщение о том, что до отъезда из Дарджилинга Урусвати получит его письмо, подтверждающее дальнейший путь. Письмо на березовой коре, записанное по-санскритски, было получено 20 февраля 1925 года перед отбытием из Дарджилинга в Кашмир, то есть перед началом Центральноазиатской экспедиции.

В ночь на 28 марта Елена Ивановна увидела монаха, одетого в белое, который сказал ей единственное слово: «Трипитака!» Он был очень похож на встреченного при въезде в Дарджилинг ламу – Брата Джуал Кхула. Елена Ивановна поняла, что ей нужно больше внимания уделить Учению Благословенного.

Диалог девятый

– Сколько мне было лет, когда я вышла замуж за Акбара?

– Четырнадцать.

– Известные изображения Джодбай совершенно не соответствуют оригиналу.

– Эти портреты нарисованы воображением художников того времени. Ты изображена на них с темной кожей, хотя она была у тебя светлой.

– Но как могла произойти встреча падишаха с принцессой одного из княжеств Раджпутаны?

– Твой отец предложил мне тебя в жены. И я согласился, так как слышал о красоте твоей матери. Раджа сказал, что ты очень похожа на нее, но вместо прекрасных темных глаз унаследовала его синие. Я был страшно обрадован этому, так как любил синие глаза при темных волосах.

– Значит, это отец организовал нашу встречу?

– Он пригласил меня к себе, так как союзные раджи готовили для меня дурбар, торжественный прием. Мы сели на коней и помчались к его дворцу. Никто не видел нашего приезда, так как мы воспользовались тайным входом. Я стоял в амбразуре и любовался видом на холмы, когда в комнату вбежала девочка.

– Это была я?

– Конечно. Отец поднял тебя на руки и прижал к сердцу. Ты спросила его, видел ли он падишаха и понравился ли он ему. Раджа опустил тебя на пол и сказал: «Но ты сама можешь судить об этом». Тогда я вышел на видное место, поклонился тебе, как царице, и выразил надежду на снисходительное суждение о моей особе.

– Наверное, я сильно смутилась?

– Но быстро пришла в себя и сказала в ответ на мой поклон: «Я не махарани, но только дочь раджи».

– Я поклонился еще раз и произнес: «Но ты можешь стать царицей Индии». Ты побледнела, затем покраснела и вопросительно посмотрела на отца. Тот ответил: «Падишах делает нам честь и просит твоей руки». Ты сказала: «Но я не знаю его и не могу стать одной из трехсот его жен», – причем ты точно угадала число моих наложниц.

– Но неужели я все же согласилась стать триста первой женой?

– Ты согласилась стать первой. Я сказал тебе: «Никогда бы я не осмелился предложить тебе стать одной из незаконных жен, но только первой женой и царицей Индии».

– Но что же отец?

– Он сказал, что для него будет большой радостью видеть тебя женой его лучшего друга и покровителя, и оставил нас на некоторое время наедине. Тогда ты сказала мне: «Я раджпутанка и нуждаюсь в особом положении в семье мужа. Не смогу жить одной жизнью с наложницами и дворцовой челядью. Мне нужно иметь свое небольшое помещение». Я ответил, что у тебя будет особый дворец с собственным управлением.

– А наша разная религиозная принадлежность – она меня не смущала?

– Ты сказала, что не можешь отказаться от религии своих предков и принять мусульманство. И я ответил тебе: «Моя мать – индуска. Но моя религия не имеет никакого отношения к моей любви к тебе. Буду любить тебя за ум и красоту, но не за ту или иную религию».

– Но все же, должно быть, во дворце мне пришлось непросто?

– Ты была моим счастьем, но, конечно, страдала и от ревности, и от лукавства наложниц, и от лживых утверждений и самых разных историй. Но ты прочно утвердилась на положении первой жены. И я свято охранял этот твой статус.

Начало нового опыта

28 марта 1924 года Елена Ивановна начала новую тетрадь записей, которую озаглавила «Внутренняя жизнь Белого Братства». В начале первой страницы она отметила: «Слышать начала много раньше, нежели 28 марта 1924 года, но регулярную запись начала вести лишь с этого числа». Тем самым она отделила тетради бесед от тетрадей опыта.

В тетради бесед продолжали переписываться сообщения, полученные от Владыки во время сеансов. Большая часть этих записей позже вошла в книги Учения Живой Этики.

Тетради опыта стали подробным отчетом обо всем, происходящем с Еленой Ивановной в связи с целенаправленной работой Владыки над ее организмом.

Момент разделения тетрадей записей на два вида был выбран не случайно. Он соответствовал началу нового опыта – опыта подключения к центральному проводу Братства. В ходе этого опыта Елене Ивановне предстояло научиться при сосредоточенном вслушивании улавливать голоса не только Владыки и Брата Кут Хуми, но и других Братьев и Сестер. Владыка подчеркнул, что такой опыт производится впервые и главная его особенность заключается в том, что он происходит в обычной жизни.

Во всех своих тетрадях первых лет Елена Ивановна пользовалась чернилами двух цветов: черного и красного. Черными чернилами в тетрадях опыта она записывала фразы, услышанные тонким слухом, а красными – все остальное. К этому остальному относились многочисленные видения и самые разнообразные события: ощущение живых прикосновений к лицу; сотрясение нервов от резких выкриков; появление голосов нового тембра; звуки колокольчиков и струн; сильные разряды и трески; легкое насвистывание Брата Кут Хуми; боли в разных частях тела; повышенное сердцебиение и озноб; разнообразные вибрации и дрожания; горение в голове и спинном хребте; волны замораживания вдоль позвоночника; шевеления в крестце и солнечном сплетении; сокращения нервов, напоминающие движение мурашей; вспышки света и сияния; разноцветные звезды и радужные световые образования.

Запись за 2 апреля 1924 года может дать представление о совокупности тех ежедневных сведений, которые заносились в тетради опыта в первые дни. Последовательность событий, отмеченных в этой записи, такова. Сначала появилось видение сухих ветвей в середине большого куста. Сестра Ориола, рукой указывая на них, произнесла: «Смотри – эти уже засохшие». Затем чей-то голос сказал о новой бритве, которая хорошо бреет. Другие многочисленные голоса произнесли свои фразы. Возникло видение горящих кустов. Голос Святослава сказал о двух шикарных картинах, которые он задумал. Мелькнуло видение расшнурованного сапога, на котором вспыхнуло несколько синих звезд. К утру позвал Владыка: «Шакунтала! Шакунтала!»

В последующих записях Елена Ивановна отмечала, что ритмические звуки и удары переносятся ее организмом довольно спокойно, тогда как неожиданное легкое шуршание бумаги в соседней комнате может вызвать болезненное сотрясение в области солнечного сплетения. Если провод по каким-то причинам молчал, она записывала: «По проводу ничего не слышала».

Фиксировались также моменты ухудшения слышания, причиной чего могли быть, например, огорчения после трудных разговоров. Услышанные фразы тогда теряли звучность и либо плохо доходили, либо следовали слишком быстро одна за другой.