Сколько оттенков у лунной радуги?

– Как-то это… – Игорь затушил сигарету и достал другую.

– Хочешь сказать, подло?

– Ну, не то чтобы именно это слово, но… – мужчина потер лоб.

– Дурак ты. Может ты ей помочь в чем-то сможешь, не пальто купить, нет, это она пока от тебя не примет, я понял, что-то такое, серьезное, значительное, что для неё очень важно, а сама она не может разрулить. Понимаешь? Благодарность – первый шаг навстречу. Ещё не любовь, но потепление. – Андрей достал из бара бутылку коньяка и две коньячные стопки. – Знаешь, чего в голову пришло, может весь и интерес-то в том, что она Снегурочка, а как перестанет быть Снегуркой, то все растает, исчезнет. Как думаешь?

– Люблю её. Если бы согласилась, то женился бы, не раздумывая. Пусть бы даже не любила. Только чтобы была. Рядом. Чтобы можно было заботится о ней. Любить.

Андрей молча выслушал, против обыкновения не сказал ни слова, налил понемногу красновато – желтой жидкости.

– Ещё не вечер, брат. Новый Год впереди. Давай выпьем за… все хорошее. Чтоб всё получилось. Сбылось. – он выпил. – Даже не знаю, хотел бы я или нет… – он сделал паузу, – ТАК влюбиться.

Игорь выпил, закурил, потом сказал:

– Спасибо, знаешь, когда есть такой друг, легче жить.

– Дружком буду на свадьбе, сто пудов, – Андрюха не мог долго грустить, – напьюсь, и буду Лизку трах.ть по всем углам. Она чулки себе купила, такие, знаешь, не просто надеваются, а тут вверху такое кружево и шнуровка, на каждой ноге, красиво, ходит так по квартире, платье подскакивает, и кружево видно и шнуровку… так заводит…

– Может у неё несчастная любовь была? Вот она никак и не придет в себя. И узнать это нельзя. В душу же не залезешь.

Андрей помолчал, обдумывая, причем здесь Лизка и несчастная любовь.

– Нанять профессионала, будет полное досье, – наконец переключился он.

– А если она узнает? Тогда всё. Надежду на х.й закопать.

– Аккуратно. Настоящего профессионала найти. Хорошо заплатить. Вот будет чуча, если у неё все как у обычной отличницы. Благополучная семья, хорошие родители, институт, мечты о принце, только не на коне, на тачке… но при этом чтобы был умный, благородный, ну и все остальное, о чем там бабы мечтают… сорри, женщины. Скорее всего, так и есть. А ты не пробовал литературку какую-нибудь полистать, просветиться?

– Пробовал. Тягомотина. Скука смертная. По-моему, это позавчерашний день. Темп жизни уже не тот, и это… плотность и скорость информации…

– О, а ещё говоришь, что тупой! – Андрей открыл холодильник и стал доставать лотки, обтянутые пищевой пленкой, и консервы.

– Я не говорю… это она… так считает…

– Думаю, ты не дал бы ей заскучать… дура она просто, умная дура, и в жизни не шарит ни хрена, сидит в своих книжках и мечтает… УЧИТЕЛЬНИЦА… все, молчу, молчу… должен я друга поддержать, а?

– Она такая, какая есть… и другой мне не надо… – Игорь стал открывать банку шпрот, металлическая петелька оторвалась, хотел поддеть ножом, нож соскользнул и чиркнул его по подбородку и щеке, прямоугольная коробочка слетела со стола, забрызгав всё остро пахнущим маслом.

– Блять! Игорек! Что с лицом? Красавчег! Не сильно, иди умойся и этим, «после бритья», намажь… поужинали, блять… – Андрей взял рулон бумажных полотенец, оторвал кусок и принялся вытирать масло с поверхностей, – туалетной бумагой, наверное, лучше, она мягче, – и расхохотался.

Глава 7

– Ну и как я теперь пойду? – Игорь смотрел на себя в зеркало. – Подойду? К НЕЙ?

Подсохшая за ночь длинная полоса по подбородку и нижней части щеки, после умывания, сияла красным как свежая.

Под утро ему приснилась ОНА. В своем то ли утепленном, на подкладке, пиджаке, сиренево-фиолетовом, то ли легком полупальто, в неизменной черной юбке до середины коленей, дымчатых колготках и полусапожках на платформе. Без своей белой вязанной шапочки, которую она надевала, только когда погода была совсем мерзкая. Шел снег, она подставляла лицо под медленно кружащиеся снежинки… Он спросил её: «Тебе не холодно?»… И приложил ладони к её маленьким ушкам. Они были холодные, тогда он прижал ладони сильнее, чтобы согреть их, и вдруг наклонился и стал целовать её прохладные, чуть приоткрытые губы с четко очерченной каемочкой и… проснулся от острого желания.

Нет, с такой рожей он не может показаться ей на глаза, но и не увидеть её он тоже не мог.

…Игорь стоял между деревьями, в отдалении, чтобы не светиться, курил и ждал ЕЁ. Ленд Крузер свой он оставил возле входа в технологический колледж, который располагался недалеко от её дома. Зазвонил телефон. Андрей.

– Ты где? – по молчанию в ответ догадался, – говори «детка, гудбай» и мухой в офис, тут с утра уже эпично… по электронке пришла почта, и… не по телефону.

– Я ещё немного подожду… что-то её нет, обычно она в одно время выходит, плюс минус 15 минут, а сейчас уже полчаса прошло, а её нет, вдруг что-то случилось?

– Может у неё первого урока по расписанию нет, она себе дрыхнет, а ты… Давай скоренько.

– Еду.

Глава 8

Рита выскочила из подъезда. К ней никто не подошел, здороваться было не с кем. Обычно к ней подходил высокий широкоплечий молодой мужчина в стильном мужском пальто, с аккуратной, без претензий на оригинальность, стрижкой, с букетом в руке. Здоровался. Нейтрально. «Доброе утро» или «Добрый день», чтобы не говорить «ты» или «вы», по видимому… Несколько раз он пытался в разговоре, ну как в разговоре, говорил он один, она молчала, даже на вопросы не отвечала, пытался перейти на «ты», она одаривала его таким взглядом, что ему приходилось поправляться.

Если это происходило возле подъезда, то букет, который она не брала, находил своё место на лавочке, если по дороге из школы – летел в урну.

Сегодня его не было.

– Ну, вот наконец-то, – вслух сказала молодая женщина, – можно спокойно подумать, о чем хочешь, без посторонних…

Но спокойно не получалось – надо было торопиться. Сколько раз Рита клялась себе выходить раньше, но какой-то удивительный внутренний таймер, высчитывающий все до секунды, приводил её на работу ровно во столько, во сколько надо, чтобы подняться в учительскую, поздороваться, взять журнал и прошагать в класс под звуки трезвонящего звонка. То ли срабатывал внутренний механизм защиты – меньше времени на общение – минимальное участие в сплетнях. Рите нравилось общаться с детьми и не очень – со взрослыми. И до уроков, и во время перемен, и после уроков учительская гудела как улей, в котором мечутся растревоженные пчелы. Отдохнуть или сосредоточиться было невозможно. Учителя один за другим бегали к медсестре за таблетками «от головы». Это был феномен – каждый индивидуум в отдельности был прекрасным человеком, интересным, душевным, эмоциональным, «правильным», т. е. скорее твердо знающим как вести себя «правильно», нравственно, и могущим все эти моральные устои озвучить в любой час дня и ночи, и не просто озвучить, а и «вдолбить» всем желающим и не желающим… каждый в отдельности… а вот когда они собирались по несколько человек… или все вместе… Рите иногда хотелось взять скотч и заклеить им всем рты… Хотя… когда заканчивался год, проходила последняя линейка, затихал последний звонок, детей распускали на каникулы, накрывались столы и все сотрудники, от уборщицы тети Маши до директора Эдуарда Вадимовича садились за общий стол, и завуч Ольга Степановна говорила проникновенные, по настоящему сердечные слова, что вот мы, мол смогли выстоять, выдержали и этот учебный год, и благодарила, её вместе со всеми охватывало чувство единой семьи, пусть со своими проблемами, но все-таки семьи, и учитель физкультуры, поднимая стопку с сорокоградусной, напевал «День Победы, День Победы, День Победы»… Они действительно все выкладывались, уставали и волновались, старались выполнять все эти непомерные, зачастую лишенные здравого смысла требования… она чувствовала, как привязалась к ним. На душе становилось так тепло-тепло и хотелось, чтобы это ощущение длилось подольше… но… «люди – не ангелы»… Первые чистые душевные порывы… потом открывались рты…

– Маргарита Николаевна! – завуч замолчала, пережидая трель звонка. Она стояла в дверях учительской, а Рита как раз достала журнал 11-Б класса. Они молча смотрели друг на друга, и Рита пыталась понять, что не так она опять сделала. – Маргарита Николаевна! На вас сценарий и вся подготовка утренника, или вернее вечера новогоднего, для старшеклассников, вы не забыли? Так не вовремя наша Лиля Михайловна в декрет ушла, работы прибавилось всем.

Молодая учительница литературы улыбнулась.

– Я помню, Ольга Степановна! Мы уже в процессе, ещё времени достаточно, мы успеем! Я пошла на урок?

Завуч улыбнулась.

– Мне нравится, как вы работаете, только с демократией не переусердствуйте. Идите, Рита.

– Спасибо. – после таких слов у неё вырастали крылья. Почему она так зависит от похвалы, от одобрения других людей? Синдром маленькой девочки… как она зависела от настроения мамы и отца. Стоило ему повысить голос, сказать что-то строгое или критичное и все, глаза наполнялись слезами. Она постояла перед классом… родители… это всегда было больно…

– Маргарита Николаевна! А чего вы не заходите? – Рита повернула голову, Илья стаскивал на ходу шапку одной рукой, держа в другой рюкзак. – Молитесь, что ли? Отче наш читаете?

– Почему бы и нет? – молодая учительница улыбнулась. – Заходи в класс, я за тобой.

Глава 9

Так много хотелось сделать, было так много идей, но… это не то что раньше… платье из марли пошили, накрахмалили и новогодний наряд готов, мальчишкам и того проще, белая рубашка, черные шорты, ушки зайчика, кусочек меха к шортам прихватили несколькими стежками. Старшим конечно сложнее, но все равно не то что сейчас… Сейчас одной самодеятельностью, одним энтузиазмом не обойдешься… нужны деньги… Хотя, конечно, без энтузиазма никуда. Рита бежала по ступенькам вниз, лифт опять не работал, и думала обо всем сразу, хорошо, когда молодой, ещё всего хочется, все интересно, энергии много. Вчера они обсуждали со старшеклассниками предстоящий праздник, она предложила сценарий, ребята одобрили, разобрали роли, пришлось даже голосовать, договорились, что каждый ещё подумает, может добавит что-то, т.е. у неё была основная идея, и её можно было дополнить… творческое пространство… «Дерзайте» – она сказала и теперь предвкушала последствия. Она старалась думать обо всем на свете, только чтобы не думать о НЕМ… ведь это было глупо, очень глупо… ведь сразу видно, что у них нет ничего общего, и отношения обречены, вопрос только во времени. Месяц? Неделя? Как-то пару лет назад она познакомилась на конференции учителей с приятным мужчиной, тоже педагогом, правда он преподавал трудовое обучение, но не в этом дело. Поначалу ей показалась, что это ОН, тот, которого ждала… как она радовалась… бежала на свидания… не то, чтобы она влюбилась с первого взгляда, нет, просто он понравился ей, он соответствовал каким-то её внутренним представлениям о МУЖЧИНЕ. Можно было дать себе волю и ПОЛЮБИТЬ. Любить – это то, чего жаждала её душа. Внимательный, благородный, уверенный… он так многозначительно молчал, и предполагая, что перед ней – целый мир, целая Вселенная, Рита заливалась соловушкой, она читала ему любимые стихи, раскидывала перед ним тончайшую многоцветную причудливую ткань своего восприятия мира. Она летала. Он молчал и только загадочно улыбался. А потом, когда он стал наконец говорить, Рите показалось, что она слышит свист, хруст… хруст сломанных крыльев, свист стремительного падения и… удар о землю, прямо грудью, тем местом, которое человек показывает, когда говорит – «душа болит». Вдруг сразу стало скучно, тоскливо и пусто. Он стоял перед ней и внешне ничего не произошло. Но… праздник закончился, огни погасли, было темно и неуютно… и захотелось уйти, остаться одной… одиночество одной лучше, чем одиночество вдвоем… Ты все равно один, только у тебя ещё нет НАДЕЖДЫ… паршиво, когда нет даже надежды… Влачить жалкое существование? Рита часто мыслила строчками из книг… Книги… вот они никогда не обманывали, не предавали… И дети, такие разные… живые, настоящие… Они ещё не умели так лгать, как взрослые, пытались, но только, если ты сам лгал… или вынуждал их, загонял в тупик.

Игоря не было. Рита не знала, радоваться ей или огорчаться. Она быстро шла по тротуару. Ночью шел снег, и все было присыпано тонким белым мягким ковром. Нога наступила на что-то, подошва заскользила, и Рита, взмахнув руками, упала. Поднявшись, оглядела себя. Колготы прорвались, коленки саднили, не то чтобы сильно, но стало почему-то так обидно и горько, что слезы хлынули из глаз неудержимым потоком. Она потихоньку переставляла ноги и плакала. Ссадины ныли и вдруг показалось что все – плохо, вообще нет ничего хорошего в жизни… и жизнь в общем такая бестолковая, и нелепая. И он, который мог поддержать, не дать ей упасть – не пришел. И не придет больше. И хорошо. Нет того, кто нужен. Нет настоящего. Значит, никакого не надо!

…Урок уже начался. Рита пошла в класс прямо в порванных колготках. Ей было так сладко-печально с этими прилипшими клочками изодранных колготок на содранных, мокрых, и грязных коленках.

… – Рита наша идет! Она не торопится, по ходу, – Димка смотрел в окно. Все прилипли к окнам.