Учитель понимающе кивнул и отправил его погулять, чтобы переварить его первую виртуальную смерть. Больше Роб не кричал, хотя частенько бывало гораздо больнее, чем в первый раз. Практически каждый бой с Мастером заканчивался его смертью. Если рана была не смертельная, но достаточно серьёзная, чтобы прекратить бой, Мастер просто добивал его быстро и безболезненно. Роб привык ежедневно умирать и воскресать на красной подушке. Ему это даже начало нравиться. Смерть стала привычным обыденным явлением в его жизни.
– Я так и знал, что меч – это твоё оружие,– однажды заявил ему Учитель. – Ты делаешь успехи, мой мальчик. Я очень рад за тебя.
– Вообще-то, я стрелок,– ответил Роб,– и очень хороший, уж поверьте.
– Охотно верю,– согласился Учитель,– но для того, что тебе предстоит, пуля не годится. Нужен непосредственный контакт с врагом.
– А мне что-то предстоит? – удивился Роб.
– Придёт время – сам узнаешь.
Учитель ушёл, оставив своего ученика в глубоких раздумьях. После этого разговора у Роба сложилось недвусмысленное впечатление, что его собираются использовать, причём втёмную. Впрочем, на его занятиях это никак не отразилось. Мастер уже дрался в полную силу, и счёт у них был равный. Если бы не странная холодность Дэвики, Роб был бы по-настоящему счастлив.
После последнего, позорно проигранного боя Учитель не стал отправлять Роба обратно на тренировку, а, наоборот, предложил ему отдохнуть, погулять и вообще, до завтра забыть про любые практики. Роб с удовольствием воспользовался увольнительной и, вдоволь нагулявшись, сразу после ужина отправился на боковую, дав себе обещание больше не лажать с боевой подготовкой.
***
– Учитель, я всё-таки не понимаю, зачем Наблюдатели уничтожают свой ум, если в конце их ждёт небытие?
– Из чего ты сделал такой вывод про небытие? После смерти Наблюдатели, достигшие высокого уровня развития, отбрасывают ум, но их сознание продолжает существовать.
– Но без ума у них уже нет инструмента, чтобы фиксировать картинку Реальности. Получается, они как бы выпадают из нашего мира.
– Совершенно верно. А разве уход из самсары, то есть из Игры в Реальность, не является конечной целью развития для Наблюдателей? Именно этого они и достигают в конце своего пути. Что же тебя удивляет?
– А как же разговоры про нирвану и вечное блаженство? Это всё враньё?
– Скажи-ка мне, дорогой мой ученик, а что ты сам чувствовал, когда тебе удавалось уйти в подсознание при общении с Создателем?
– Я никогда не уходил в подсознание, с чего Вы это взяли?
– А как же ты тогда с Ним общался? Ум – это индивидуальный инструмент каждого Игрока, а вот наши подсознания составляют единую структуру с сознанием Создателя. С помощью ума ты можешь только зафиксировать факт общения и дать ему какую-то оценку, но как инструмент общения он совершенно не годен. Так что можешь мне поверить, при общении с Создателем всё твоё внимание смещалось в подсознание. Итак, каковы были твои ощущения?
– Мне трудно даже это описать. Но это было здорово.
– Может быть, это можно описать словом «блаженство»?
– Хм-м, пожалуй, можно, но на самом деле было даже круче.
– А теперь представь себе, что это состояние длится вечно. Это и называют нирваной. Разве тебе не хотелось бы пребывать в вечном блаженстве без мыслей, без эмоций, без желаний?
– Если честно, то нет. Как-то это скучно, что ли. Вообще, всё вечное – это не по мне.
– Это потому что ты не Наблюдатель. Ну-ка, припомни, что является для бонпо мотивацией для развития.
– Это я знаю. Они стремятся избавиться от страданий. А-а-а, понятно, так это оно и есть.
– Верно, в Игре в Реальность отсутствие страданий невозможно. В ней действует непреложный закон, если хочешь, алгоритм, предусматривающий, что у любого явления существует его противоположность. Поэтому достичь счастья в Игре можно только в том случае, если ты познал страдание. По сути это одно и то же явление, только в двух своих крайних проявлениях. Для познания явлений в Реальности тебе всегда нужна точка отсчёта, иначе ты просто не сможешь оценить, с чем имеешь дело.
– Понятно. Выходит, если ты не хочешь страдать, то и счастья тебе не видать.
– Это верно, только если ты принимаешь участие в Игре. Но если ты выходишь за её рамки, то её законы перестают на тебя действовать. Вот это и делают Наблюдатели.
– Но Вы же сами говорили, Учитель, что не играть – это всё равно, что не жить.
– А разве можно назвать жизнью пребывание в нирване?
– Как-то это звучит депрессивно. Зачем Создателю такие Игроки? Какой от них прок?
– В том-то и дело, что, уйдя в нирвану, Наблюдатели перестают быть Игроками. Для Создателя они становятся бесполезны, как бы сопутствующие потери.
– В нашем мире это называют дезертирством, а то и предательством.
– Не забывай, что Наблюдатели знать не знают ни про какого Создателя, да и понятие Игры для них приравнено к страданию. Для них существует лишь собственное сознание. Следовательно, предать они могут только самих себя.
– Хитро?. Но тогда получается, что прок от Наблюдателей есть, только пока они ещё не достигли вершин своего развития. Какой-то одноразовый инструмент.
– У каждого свой путь и своя роль в Игре. Не следует осуждать то, что для тебя не предназначено.
Глава 10
Роб проснулся среди ночи от холода. Окно было распахнуто настежь, шторы раздвинуты, и полная луна, заглядывая в комнату, превращала ночь в волшебный серебристый полумрак. Роб лежал на спине совершенно голый, хотя вроде бы помнил, что ложился спать в трусах. Одеяло валялось на полу около кровати. Он хотел потянуться, чтобы укрыться, но обнаружил, что его руки и ноги привязаны шарфами к спинкам кровати. Из-за изголовья показалась фигурка Дэвики. Она тоже была полностью обнажена. Роб хищно усмехнулся.
– Так вот какие игры тебе по душе, моя радость,– подумал он.
Женщина приложила палец к губам, призывая его молчать, и завязала ему глаза ещё одним шарфом. Роб почувствовал, как от её прикосновения горячая волна поднялась в паху и прокатилась по всему телу. Дэвика забралась на него сверху и начала медленно и ритмично двигаться, постепенно ускоряясь. Роб попробовал присоединиться к её движениям, но она остановила его резким, почти грубым толчком в живот.
– Ничего не делай, пожалуйста,– в её голосе не было ни капли ласки,– просто лежи.
Роб послушался, недоумевая, что она затеяла. Через несколько минут его возбуждение достигло апогея. Однако Дэвика не дала возбуждению возможности перейти в оргазм. Она прекратила свои движение, и Роб почувствовал, как её пальцы довольно чувствительно нажимают на нервные окончания на его бёдрах. От этого горячая волна откатилась, но совсем не спала. И всё повторилось снова. Дэвика поднимала его на вершину блаженства и спускала вниз. Постепенно взлёты и спуски стали более плавными, и Роб как бы завис в состоянии блаженного транса, напрочь потеряв связь с реальностью. Сколько это длилось? Неизвестно, время просто перестало существовать. И всё же в какой-то момент парню удалось вынырнуть на поверхность. И тогда он ясно осознал, что у него больше нет сил выдерживать эти качели, что он сейчас потеряет сознание, либо его сердце просто остановится.
– Хватит, Дэви,– взмолился Роб,– я больше не могу. Отпусти меня, пожалуйста.
Увы, мольба не произвела на его возлюбленную никакого впечатления. Она продолжала свой странный танец и даже не сбилась с ритма. Роб разозлился и попытался сбросить с себя голенькую богиню. Но не тут-то было. Тело его не слушалось. Оно стало, словно ватное, накатила усталость. Роб понял, что сил у него совсем не осталось, причём в прямом смысле, а не фигурально.
– Ты меня убиваешь,– прошептал он, всё ещё надеясь на здравомыслие своей возлюбленной.
И сам не узнал свой голос. Сердце колотилось, как будто он бежал стометровку, дыхание сделалось прерывистым и поверхностным. Бороться за жизнь расхотелось.
– Пусть убивает, если ей так хочется,– безразлично подумал Роб, проваливаясь в небытие.
Дэвика даже не заметила, что он потерял сознание. Она и сама пребывала в трансе. Когда Учитель взял её за плечи, женщина даже не вздрогнула, просто замерла и уронила голову.
– Что ты делаешь,– прикрикнул на неё Учитель,– ты действительно решила его убить?
Он стащил Дэвику с тела Роба и швырнул её на пол. Она осталась сидеть без движения, как упала. Учитель подошёл к распростёртому на постели безжизненному телу своего ученика и двумя пальцами нащупал пульс у него не шее. Пульс был едва слышный и неровный.
– Я больше никогда не буду этого делать, никогда, слышишь,– прошептала Дэвика, и разрыдалась.