
Однажды в коммуналке. Рассказы
И всё-таки это была его семья. У родного сына Сергея тогда уже своя семья была. И был в ней родной внук деда Пети – Влад. Они поздравляли друг друга с Новым годом и Пасхой. А семья деда Пети была здесь: Маня, Алексей, Тамара и Маняша. Маняша была главным членом этой семьи. Тома привезла Маняшку в Зеленцы, когда той исполнилось три года, – детский сад закрыли на ремонт. Через год сад открыли. Но Маняшка до школы в Зеленцах оставалась. А потом они с Маней считали дни до школьных каникул… Когда Маняша подросла, стала на танцы ходить, для деда Пети начались бессонные ночи. «Да спи ты уже, – говорила Маня, – придёт, никуда не денется». Но дед Петя спать не мог. Выходил к старому магазину на конце улицы и ждал, когда появятся голоса. Различал среди голосов Маняшин и тогда только возвращался домой и засыпал…
– Ты, дед, на мам-пап не обижайся, – Маняша опустила козырёк на лобовом стекле – апрельское солнце грело ещё слабо, но светило ярко. – Папа против был, даже голос на маму повысил, представляешь?
Представить, как Алексей повышает на Тамару голос, дед Петя не мог. Алексей, как и Маня, не умел злиться. А дед Петя ни на кого не обижался. Ну, может, на врачей. Что Маню не вылечили. Он до сих пор не верил в диагноз. Рак груди. Как же груди, когда у неё нога болела?
Маня умерла весной. Как дед Петя дожил до лета, он не знал, не помнил. Ни одного дня рассказать не смог бы. Наверное, не ел. Или не дожил бы, если бы не ел? Точно не брился, не читал, на улицу не выходил. Потом приехала Тамара. Что-то говорила, наверняка, ругалась, выносила куда-то подушки, одеяла, топила баню. Очнулся дед Петя, когда услышал: «Хотели Маняшу на лето отправить, так посмотри, на кого ты похож…»
Это было лучшее лето в жизни деда Пети. Ему даже стыдно было перед покойной Маней за то, что так радостно, так хорошо.
– Что-то ты, Пётр, помолодел, – щурилась на него учительница Вера Андреевна. Деду Пете объясняться с ней было недосуг. На скамейке он сейчас сидел только вечером. А днём надо было еды наготовить. Ну еды – не еды, а суп был каждый день. Суп варить дед Петя ещё в армии научился. И Маняшка его супы ела с удовольствием. Как-то дед Петя сварил суп уже здесь, у Сергея, но никто его не ел. Сын с невесткой сказали, что не голодны, а Влад что-то другое ест… Маняша тоже однажды решила его угостить. Варенье сварила, из рябины. Хотелось, как у бабушки. Такое рябиновое варенье, как у Мани, ни у кого в Зеленцах не получалось. У Маняшки получилось что-то зелёное и горькое. Но дед Петя ел. Намазывал на хлеб, запивал чаем из смородиновых веточек и нахваливал. «Да ну тебя, дед! – смеялась Маняша. – Его ж в рот взять невозможно!» А потом внучка влюбилась. В Костика, сына председателя сельсовета. А тот провожал с танцев Алесю, Зауманихину внучку. «Она же старая!» – плакала Маняша. А дед Петя гладил её по тёмным скользким волосам и улыбался. Когда тебе шестнадцать, девятнадцатилетние, конечно, старые… Вместе читали книжки. Маняша новых привезла. Спорили над «Унесёнными ветром». Маняша Скарлетт нахваливала. А дед Петя сразу понял, что нехорошая это женщина, не будет с ней никому жизни. Деду Пете нравилась Мелани. Он называл её Меланьей, а Маняша смеялась. С чего – непонятно…
Следующим летом Маняша не приехала. Школа закончилась, надо было поступать в институт. Алексей с Тамарой приезжали часто. Не каждые выходные, как когда Маня жива была, но часто. Иногда привозили кого-нибудь из городских друзей. То, что Тамаре он мешает, дед Петя знал. Услышал как-то, как она жалуется Алексею, что приходится бельё постельное за ним, за дедом Петей, стирать, и переселился в баню. Но и там мешал.
О том, что надо выселяться, деду Пете сказал Алексей. Долго сидел на стуле, нескладно горбился, тёр до красноты переносицу и потом сказал. И с Сергеем, чтобы тот забрал отца к себе, тоже договорился Алексей…
– Деда…
Маняша обхватила деда Петю за руку и, как маленькая, потёрлась о рукав. Они стояли за низенькой голубой оградой перед памятником с круглой фотографией. На фотографии Маня улыбалась одними глазами.
– А я, деда, беременна…
– Беременна, – повторил дед Петя за Маняшей и прищурился так сильно, как только мог, чтобы лучше видеть Манины глаза на фотографии. Они всё так же улыбались.
– А муж?
– Муж есть! – засмеялась Маняша.
– Откуда ж он есть? А свадьба?
– Да какая свадьба! Сейчас и так жить можно.
Дед Петя вспомнил, как он откладывал на сберкнижку деньги Маняше на свадьбу. Сбережения эти потом «сгорели»…
– …Осенью уже рожать. В академический уходить не хочу, год осталось доучиться. Андрей работает. Папа с мамой тоже. Мне, кроме тебя, и попросить некого…
– Про что попросить-то?
– Дед, ты меня совсем не слушаешь! Поможешь с малышкой? С коляской погулять, пока я на занятиях, может, посидеть с ней дома пару часиков…
– С ней?
– Ну да, сказали – девочка будет!
…Дед Петя помахал вслед длинной серой машине, на которой уехала Маняша. Сел на скамейку, отодвинув листок с надписью «Окрашено». А что, можно и на скамейке посидеть, пока время есть. Скоро у него, деда Пети, этого времени не будет. День скоро будет расписан – от и до. С самого утра – на первый автобус. Маняша думала на машине его забирать, но для чего это надо? Пусть поспит подольше. Он, дед Петя, и на автобусе доедет. А там покормить, погулять, супа Маняше да её Андрюше наварить… Зима пролетит быстро, а там за весной и лето придёт. Правнучка подрастёт, можно с ней будет и к Мане съездить. Правнучка… Слышишь, Маня, у нас будет правнучка…
Когда умер монах
Вчера на Анзере умер монах. Валентине сообщил об этом местный водитель дядя Коля. Дядя Коля был из тех, кто на Соловках родился и жил всю жизнь, никуда не выезжая. Ездил на старенькой, ловко подлатанной газели. И возил только «своих», туристов не брал. Валентина гордилась, что уже третий год попадает под категорию «своих». На Соловки она приезжала с первой навигацией. Брала накопленные за год отпуска и уезжала работать гидом «на острова».
Газелька зашуршала по гравийке, и год, проведённый на материке, как будто стёрся.
– А здесь всё, как прежде, – сказала Валентина, чтобы вслух произнести свою радость и начать разговор с дядей Колей. А дядя Коля, вместо того чтобы важно кивнуть, вдруг сообщил:
– Вчера на Анзере умер монах.
И это сообщение весь день сидело у Валентины в голове. Она заполняла карточку в общежитии и вспоминала глаза монаха – цвета воды Белого моря. Вода может повторять цвет неба. А глаза монаха смогли повторить цвет моря, на котором он жил.
Валентина любила водить экскурсии на Анзер. С единственным на острове монахом она ни разу не общалась. Кивала, когда вела мимо его скита группу туристов. Он кивал в ответ. Но для Валентины Анзер существовал только с ним. С ним и его собакой. Худой, голубоглазой, безымянной, неизменно провожающей туристов на пристань.
Именно от мысли про собаку Валентина проснулась среди ночи. «Её же, наверняка, забрали с острова», – подумала Валентина, но уснуть больше не смогла. Поднялась, надела первое, что попалось в шкафу, – пёстрое платье и белый кардиган толстой вязки – и вышла на улицу. Ночью посёлок Соловецкий застывает. Валентина – дипломированный лингвист – точно знала, что слова «застывшесть» в русском языке нет. Но состояние ночного Соловецкого никаким другим словом описать не получалось. Застывали проверенные временем стены монастыря и наспех сколоченные поселковые бараки. Застывала бухта с гордым названием Царская и корабли у местного причала. До причала Валентина дошла быстро, поднырнула под чугунную цепь, прошла по неожиданно тихому деревянному настилу и остановилась у воды. Вспомнилось дяди-Колино: «На горе умер. Верно, как почуял смерть, так на гору и взобрался, поближе к Самому». Валентина понимала, почему монах отправился на гору. Он карабкался на верхушку не для того, чтобы встретить смерть, а для того, чтобы убежать от неё. Верхняя площадка анзерской горы – единственное место на острове, где берёт спутниковая связь.
Валентина внимательно посмотрела вниз, на тёмную, в цвет чугунной цепи воду. Собственное отражение показалось ей незнакомым. Как будто кто-то там, на глубине, перепутал и выдал по ошибке чужое. Кольцо на среднем пальце левой руки выглядело неправдоподобно огромным. Так выглядит луна в глазах близоруких. «А как умру я?» – подумала Валентина и вдруг услышала всплеск. В полной тишине он прозвучал выстрелом – коротким, глухим, с той остротой угрозы, которая бывает только ночью и только в безлюдном месте. «Это не рыба», – успела подумать Валентина и услышала пронзительный, в такт чьих-то шагов, скрип деревянного настила. Кто-то сзади тронул её за плечо. Валентине показалось, что она оборачивается долго. Очень долго. Так долго, как только может. С надеждой, что за спиной никого нет. Но он был. Мужчина в зелёной куртке. Лицо в темноте разглядеть было сложно. Взгляд останавливался на куртке. Слишком зелёной даже в темноте.
– Добрый вечер, – выговорила Валентина, удивившись, что может говорить, и испугавшись, что сейчас совсем не вечер. Мужчина взял её за руку и повернул так, как будто хотел рассмотреть на свету. Но света нигде не было. И мужская рука была холодной и мокрой. «Надо закричать». Мысли двигались, как ноги во сне, когда надо бежать, а не получается. И кричать тоже не получалось. Мужчина отпустил руку и пошёл прочь. По деревянному настилу, который вдруг замолчал.
***
В ту ночь Валентина так и не уснула. Надеялась поспать днём. Тем более что экскурсий в этот день у неё не было. А поспать нужно было обязательно. Переспать ночной страх. Валентина знала, что после сна всё надуманное из страха уйдёт. И очень надеялась, что надуманным окажется всё. И чужая дрожащая тень, и глухой всплеск, и зелёная куртка, и холодная рука, и скрип настила – отчаянный, как мольба о помощи. Но сон неожиданно отложился. Вера Борисовна, заведующая экскурсионным бюро, позвонила в 09:30 и с интонацией автоответчика сообщила: «У тебя через час Анзер, один турист, заплатил за группу».
В 10:30 Валентина была на Тамариновой пристани с табличкой «Остров Анзер». Пристань была пустой. Только что убыла группа на Заяцкий остров. «Может, Борисовна перепутала», – подумала Валентина, и в этот момент её тронули за плечо. Она быстро обернулась и сразу увидела куртку. Зелёную.
– Я на Анзер. Здравствуйте, – мужчина средних лет и такой же средней внешности смотрел на Валентину так, как смотрят туристы, которые на Соловках впервые: смесь изумления «я, правда, сюда добрался?» и нетерпеливости «скорее удивляйте меня». Валентина молча пошла к катеру, мужчина поспешил за ней. Пока плыли до острова, турист рассказал, что его зовут Вадим, он из Брянска, у него всего два дня на Соловках, и он очень рад, что попал сегодня на экскурсию. «И зелёная куртка, – сказала про себя Валентина, и добавила: – Надо было всё-таки поспать».
Только ступив на анзерский берег, Валентина поняла, что сегодня не увидит монаха. На острове она будет одна. С мужчиной в зелёной куртке, но всё-таки одна. Монах тоже всегда был один. И этим оправдывал одиночество Валентины. Конечно, её скит – совсем другой. Не в избе на уединённом острове, а в густонаселённом бараке на окраине Кеми. Но её отшельничество тоже добровольное. Мама три года назад вышла замуж и уехала в Питер. Хотела забрать и Валентину. И теперь хочет. Но Валентина даже в гости не ездит. Мама обижается, Валентина отговаривается занятостью. Не может же она сказать, что боится поссориться с собственным одиночеством.
Экскурсия шла легко. Вадим оказался любознательным, но не дотошным. От страха Валентина избавилась. Мало ли зелёных курток? Обязательную программу отработали быстро. И Валентина решила показать Вадиму достопримечательность, про которую знали немногие. Могилу неизвестной игуменьи. Она была в самой глубине острова, в почти непроходимых зарослях. Добираться по узким тропинкам уже было приключением. Остановились на пригорке у ветхого надгробия с маленьким медальоном. Изображение на медальоне почти стёрлось. Осталось только выражение строгости в размытых очертаниях женского профиля. Валентина начала рассказ, в котором было больше версий, чем фактов. Вадим слушал внимательно, что-то задумчиво крутил в руках. Это что-то не давало Валентине покоя. Она подошла как будто ближе к надгробию и опустила глаза на руки Вадима. «Не может быть!» Валентина от ужаса закрыла рот руками и побежала. Вниз с пригорка, по зарослям, по тропинке, скорее, скорее к пристани! Она бежала и держалась за средний палец левой руки. Как она забыла про кольцо! Кольцо, которое купила в свой первый год на Соловках и носила, почти не снимая. Кольцо, которое было на ней ночью и отражалось в тёмной воде Царской бухты. Это кольцо теперь было в руках у Вадима. У мужчины в зелёной куртке. Валентина бежала и слышала за собой быстрые, нечеловеческие шаги. И такое же быстрое, прерывистое дыхание. Она уже видела море, катер, оставалось совсем чуть-чуть… И она упала. Валентине казалось, что она падает медленно, и слышит горячее дыхание, и чувствует на своей руке что-то мокрое, и видит глаза. Голубые глаза собаки.
Очнулась Валентина на берегу. Рядом – перепуганные Вадим и водитель катера. И худая безымянная собака.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: