Такая роковая любовь. Роман. Книга 1

– А если стану? – в глазах Николая заблестел розыгрыш. Почему-то сейчас нравилось собственное бахвальство. Лариса уверенно отказалась воспринимать такую игру:

– Глупости! Анка же вот не стала, а тоже в деревне живет. Так чего бы ей не чокать? А ведь не чокает!

Затронутая темой разговора, Анна повернулась от окна. Она сидела за Иваном, Лариса – за Надеждой. Переговариваясь, подругам невольно приходилось вести беседу через Николая. Стесняясь смотреть на молодого мужчину, Анна всю дорогу старалась молчать. Но, обратив к подруге удивлённое лицо, мельком заметила теперь в глазах Николая интригующий вопрос и ответила почти безразлично:

– Я в деревне всего ничего живу, Лариса.

Анна снова отвернулась. Ей достаточно было уже того, что из-за тесноты в машине, она прижималась к ноге мужчины полуприкрытым бедром. Шёлковая ткань скользкой юбки то и дело съезжала набок, обнажая круглые колени Анны, не видеть которых Кравцов не мог. Не желая показаться любопытным или, ещё хуже, проявить интерес более обстоятельный, нежели того полагал этикет первого знакомства, Николай всё-таки всю дорогу ломал себе голову. Кто эта Анна? В последнее время столичные жители паломнически скупали в области земли для постройки загородных резиденций.

«Эта, наверно, тоже из них». – Николай, хотя и отодвигался от незнакомки, избежать прикосновений не мог. Сквозь тонкую ткань её платья он четко чувствовал форму белья. От этого было неловко: как если бы девушка сидела рядом раздетая.

Кое-как дотерпев до конца пути, Николай поспешил распрощаться, отказывая свояку проехаться до Серебрянки.

– Поезжай, Иван, сам. Быстрее дело будет, – спровадила мужа Надежда. Расцеловав по очереди ребятишек, вываливших в ожидании на улицу, она сразу успокоилась, – Мы пока на стол соберем.

Машина пыхнула и уехала.

– А она знает где ваш дом? – спохватилась Лариса, глядя машине вслед. Она вспомнила, что не дала подруге точного адреса.

– В деревне все всё знают, – успокоил Николай.

Теперь, когда Анна уехала, Кравцов понял, что будет рад завтра вновь увидеть её.

Глава третья: Подготовка к вечеру

Как не пытался Иван Белородько придать предстоящему семейному торжеству как можно менее огласки, весть о возвращении Николая в дом с будущей молодой женой мигом облетела всю деревню и поимела соответствующий резонанс. На следующий, после приезда Ларисы, день не успела Надежда зайти в поселковый магазин, как навстречу ей кинулась Савельевна, одна из вечных окружных сплетниц. Мало кто из жителей деревни, даже старожилов, помнил настоящее имя этой старухи. Оно, забытое в послевоенные годы, когда, молодая тогда ещё женщина, потеряв на фронте всех ближних и сама побывав в плену, вернулась в родную деревню и стала заново непросто налаживать одинокую жизнь, так уже и не было найдено. Согобленная горем и одиночеством, первое время жила Савельевна отчуждённо, была не особо приветлива. До тех пор, пока не приглянулась калеке-бобылю из соседней деревни.

Они сошлись, отпаивая этим союзом свои раны: душевные и физические. И тогда Савельевна расцвела и раскрылась во всей своей бабьей красе. Была она по натуре общительной и на разговоры охочая. А кроме того память имела такую, что любой бы позавидовал. Вот за память и за умение ладить с людьми и попала однажды на пост секретаря совхозного Правления. Машинописи обучилась наскоро, а грамотой Савельевна и до того владела, отчего на своем месте казалась вечной и незаменимой. По долгу службы и по зову сердца шли к Савельевне односельчане, а она всем старалась угодить. Всем была бы хороша деревенская секретарша, если бы не её длиннющий язык. Привыкнув на работе знать всё про всех и нередко первой доводить до сельчан новости, принятые в районе, уйдя на пенсию Савельевна не только не отвыкла от прежней роли. Словно скучая, бабка превратилась в настоящее деревенское справочное бюро. Она знала всё и про всех и, как и прежде, в беседе не отказывала никому. Если нужно было спросить кто из трактористов накануне посева не спал до рассвета, прогуливаясь по весеннему теплу с девчатами, или же у какой коровы приключилась животиная болезнь, чтобы не опростоволоситься с закупкой молока, непременно шли к Савельевне. Она была в курсе дела одной из первых. Люди злились на неё за болтливость, но, как в любой деревне, в любом сложившемся за долгие годы коллективе, без таких, как Савельевна обходиться не могли и жизнь свою не представляли. Виновники очередных проделок, выставленные на свет осведомлённостью бабки, не раз вслух грозились оторвать ей язык. Но потом отходили и сами же в следующий раз бежали к старухе за информацией. В-целом, её любили и даже уважали, так как об источниках своего уведомления Савельевна никому не докладывала, отговаривалась тем, что знает, и всё.

Увидев в магазине любопытную старуху, Надежда вздохнула: редко кому в деревне удавалось скрыть что-либо от въедливой Савельевны.

– Слава богу, Надюха, Коляня домой вернулся после стольких-то годов мытарства! – заметив Надежду пробасила бабка на весь магазин своим низким тугим голосом.

– При чем тут бог, Савельевна? – осадила Надежда, сразу же поняв, что и в Калинках, и в Серебрянке, где жила Савельевна, а то может уже и в Кокошкино, про приезд брата знают.

– Эх, жаль что родетели-то его не дождались! – пропела бабка душещипательным голосом, не отвечая на вопрос, и даже успела поднести к глазам край косынки, приспущенной с головы на плечи.

– Хорош голосить! Не на погосте, – резко успокоила Надежда её страдания, – Коляня в гости приехал. Ни о каком возвращении речь не идет. У него ведь работа в городе.

Вставая в очередь, Надежда пояснила это немногочисленным покупателям магазина и уткнулась в записную книжицу.

Зорко глянув на купленные четыре бутылки водки, Савельевна, на время отошедшая, вновь пустилась в разведку:

– А что, Надюха, правда ль, нет, что сёдни вы свадьбу Коляни празднуете?

– Нет. – Надежда отмахнулась от надоедливой старухи, аккуратно засовывая бутылки в полиэтиленовый пакет, а пакет ставя в сетку.

Но старуха не унималась:

– А кака девчина-то, говорят, красивая у него. Неужто с самой Москвы подхватил?

Надежда, догружая сетку другими продуктами, съязвила:

– Подхватить, Савельевна, можно токо лишай или ветрянку.

Селяне в магазине дружно захохотали.

Савельевна, тоже посмеявшись, всё-таки не отвязалась:

– А ну да, ну да… Но токо чего же ты, Надежда, молчишь? Неужто, говорю, с самой Москвы Коляня наш деваху привез?

– С самой, – ответила Надежда в тон Савельевне, ставя ударение на второй слог, и поторопилась расплатиться.

– О как! – произнесла Савельевна со значением, подняв палец к небу, – А чё ж, тоды, вы её никому не показываете, коли с самой Москвы?

– А чё она: зверь в зоопарке или кобыла продажная, чёб её по деревне под уздцы водить? – Уже отходя к двери Надежда вызвала у присутствующих очередную волну смеха. Понимая, что вот-вот останется ни с чем, Савельевна совсем обнаглела:

– Надюх, а можно я вечером зайду к вам её поглядеть?

– А это ты, Савельевна, у моего мужа наперёд попытай, – посоветовала Надежда и вышла из магазина, усмехнувшись разочарованному вою бабки. Она прекрасно знала, что спрашивать у Белородько такое не решится никто.

Рассказав про случай в магазине мужу по телефону, Надежда попросила его перед обедом заехать за молодыми в Серебрянку и привезти их в дом на машине. На вторую половину дня Иван с работы отпросился. В начале августа, пока на полях стоял относительный перерыв: яровая пшеница еще не дозрела, а поля, пущенные под чистые пары, уже перекопали и удобрили, Иван мог позволить себе подобный отгул в полдня. Он знал, что через неделю другую начнется жатва, за ней сенокос, а там уже вскоре и озимые пойдут под посев. Вот тогда до самой матушки-зимы не будет у него ни одной свободной минутки ни для себя, ни для семьи. Теперь же приезд Николая пришёлся как нельзя кстати и стал поводом для короткого отгула. Оттого радостный, Иван пошутил:

– Ты, Надюха, чего их пасешь? Молодые – они и есть молодые. Пусть бы и пешком по нашим дорогам прошлись бы. Ничё бы им, поди, не сделалось.

– Да-да, ты надоумишь, – Надежда перешла на фальцет, – Кады пешком пойдут, так к им точно деревенский бабсовет во главе с Савельевной липнуть станет да дурацкие вопросы задавать. Срамоты потом за нашу простоту не оберёсся, – изложила Надежда свои доводы. Говорила она это тоном, не терпящим возражений, ибо, при всей простоте, могла, когда того требовалось, крепко закрутить гайки любому. Опыт жизни с главным агрономом района и положение одной из первых дам поселка даже обязывали к этому.

Не желая дальше спорить, Иван пообещал исполнить просьбу жены, но тут же добавил.

– Я только не понимаю, чего и вправду Ларису прятать. Боишься, что сглазят?

– Тю ты! Нашёл что придумать.

Вдаваться в подробности Надежда не стала. Отчего-то ей заранее было неловко перед деревенскими за выбор Николая.

«Нашим бабам только попади на язык, вмиг невинного ославят», – решила Надежда. Подсознательно она не причисляла Ларису к святым и ещё оттого опасалась за её публичные смотрины. Надежда знала, как злословили деревенские бабы по поводу вчерашней спутницы Ларисы – Анны. И хотя за те два года, что Анна жила в деревне, ни с кем из деревенских или даже окружных мужиков она не прославилась, её, всё едино, недолюбливали и при появлении на улице косились на неё и сплетничали.

«Когда наши бабы узнают, что Лариса и Анна знакомы, то точно рядом поставят».

Непонятно почему Надежда волновалась. К тому же, после высказанной вчера брату просьбы насчёт одеяния гостьи, Надежда боялась как бы Лариса, на зло ей, не вырядилась и того похлеще.

К её радости Лариса в этот день явилась в их дом в длинных, закрывающих бедро, джинсовых шортах и простой трикотажной майке безо всяких дырочек. Пообедав, она охотно принялась за помощь к ужину и оказалась на кухне не чуждой работы. Надежда, беспрестанно выбегавшая то во двор за яйцами, то в огород за зеленью, то на улицу присмотреть за ребятишками, беспрерывно давала Ларисе одно за другим поручения, с которыми та успешно справлялась. Она практически одна накромсала огромный таз нарезки для окрошки. Потом, вместе, они разделывали кур, готовя их к жарке на сковороде, фаршировали чесноком и ставили под маринад баранью тушку для запекания на вертеле; мыли зелень и овощи и складывали их в большой эмалированный таз.

Николай и Иван всё это время копошились в сарае, налаживая перегородку для телёнка.

– Здоровый он уже вымахал. Того и гляди на мать полезет, – объяснял Иван по поводу теленка, одновременно прикручивая к стене крепёжные петли для навесной двери. Его руки, переплетённые мышцами, как жгутами, ловко подхватывали нужные инструменты.

– Ну и пущай лезет, тебе что жалко? – пыхтел в это время Николай под тяжестью толстых деревянных бревен, которые предстояло вкопать в пол.