Когда поют руны
Начало
Сердечная благодарность тем, кто открыл для меня Руны Русского Рода и тем, чей труд в этой сказке использован.
Даже если просто ждать века и ступеньками года длить,
Как понять – чем дышат облака? И какой должна пойти нить?
А у нити – голубой простор, все дороги и пути вперёд.
Только ножницы у Пряхи под рукой. Только пусть рука та подождёт…
Чтоб понять вопросов странный зов, разобрать рисунок облаков,
Прочитать и записать стихи из снов. А потом… ну что ж … готов…
Я не могла даже предположить, что со мной произойдёт что-то подобное. Из обыденного утра я шагнула в захватывающий мир рун Русского Рода, который навсегда изменил мою жизнь. Мы привыкаем к неизменному ходу событий. О нет! Всё возможно. А началось всё с велосипедиста…
Утром меня разбудил мелодичным треньканьем будильник. Услышав музыку, волнистый попугай Вася тут же начал методично терзать колокольчик. «Посмотри, какой голубенький и миленький!», – восхищалась мама Зина, когда принесла его холодным декабрьским вечером в квартиру,– «давай назовём его Василием». Попугай смотрел из-под платка серьёзно и даже зловеще. Я предвидела, что нас ждёт масса приключений, когда наш рыжый и вечно голодный Жорик узрит птичку. Но только вздохнула. Я не умею противостоять неистребимой привычке Зины подбирать и обогревать в нашей квартире разную беспризорную живность.
Из кухни доносился запах котлет и кофе, засвистел и сразу же захлебнулся от возмущения чайник. Зина беззлобно покрикивала на Жорика, который путался в ногах.
У нас уютная «двушка». Большой книжный шкаф блестит ещё советской полировкой. Светлые обои, которые мы с Зиной вместе наклеили. Большой торшер в углу с тканевым абажуром. Раньше стояло много цветов, но появился Вася и цветочное изобилие было безжалостно изодрано в клочья. Закончил вакханалию кот, в охоте за птичкой перебив все горшки. Тот день пережили только фиалки, которые почему-то пришлись попугайчику не по вкусу и теперь одиноко жались на подоконнике.
Магазин автозапчастей «Фрегат», в котором я работаю бухгалтером, начинает работу в девять утра, но находится на другом конце города.
Я спустилась по лестнице нашей пятиэтажки, что на Московской, и нырнула в пролом в массивной железной ограде старого парка. Он посажен сразу после революции, сейчас зарос травой и кустарником – за ним с времён перестройки никто не ухаживает. По пригорку тянулась тропинка, окружённая берёзами. Стройные белые стволы легко поднимали ветви к прозрачному небу. Я неторопливо шла по гравию и думала, что на выходные нужно обязательно съездить с мамой в Бережки. Там в лесу поют соловьи, там вкрадчиво по-домашнему трещат дрова в печке, там вкусный воздух. А если перейти лавы через Пезуху, то попадаешь в лес. Красота…Зина напечёт блинов, будет охать и суетиться возле стола. А после обеда, как пригреет солнце, она сядет у забора на лавочке посудачить с соседками. Какая у неё Вероника умница и красавица: и училась в школе на пятёрки, и институт закончила – ого! – с красным дипломом, и работу хорошую нашла… только вот внуков… да… пока нет. Всё книжки свои читает да женихов гонит.
– Строптивая она у тебя, Зинаида, – понимающе вздохнёт соседка.
Вечером, созвонившись со своей верной Михалной, Зина придумает очередной стратегический план моей «неожиданной» встречи с троюродным племянником. Я обижалась на них, сердилась, потом смеялась, а однажды не выдержала, коварно напилась водки прямо на глазах интеллигентного близорукого кандидата в женихи и напоследок смачно рассказала матерный анекдот. Бабули мои остолбенели, а кандидат вытер вспотевшую лысину и тихо испарился.
Непонятно, откуда он вынырнул, этот велосипедист! Вот только что я шла, улыбаясь своим мыслям и весеннему небу, и было тихо, и шумела листва, как вдруг за секунду услышала нарастающий шелест шин. Непостижимая сила швырнула меня в сторону – и я покатилась кувырком между берёз по пригорку. А велосипедист продолжал быстро и сильно крутить педали. Он нёсся, нагнув голову, и даже не заметил меня. Только мелькнула среди белых стволов его куртка…
Когда я поднялась и отряхнула плащ, то сразу подумала, что на удивление легко отделалась. А ведь могла бы и лбом о берёзовый ствол, и сломать могла что-нибудь пока падала. Но ведь поднялась и пошла себе дальше, здоровая и невредимая.
Утро на работе начинается с чаепития. Из торгового зала к нам поднимается маленькая худая кассир Анечка, мы с главбухом Ольгой Васильевной кипятим чайник и накрываем стол. Менеджеры торгового зала, посмеиваясь, называют наши чаепития «Мышь, Лапоть и Соломинка».
– Ника! Что случилось? – гудит густым басом курпулентная Ольга Васильевна, углядев на моём лице признаки беспокойства.
– Упала в парке… по дороге… Споткнулась и полетела с тропинки…
– Ой, а я тоже недавно так сильно упала. Вот посмотрите! – тут же вступает Анечка, демонстрируя из-под юбки худую ножку с налившимся синяком. Любая беседа с Анечкой неизменно скатывается к её интернет-романам. Вот и теперь через пару минут мы с Васильевной мужественно слушаем романтические истории про невыносимо влюблённых в Анечку турков, австрийцев и немцев…
– Замуж-то зовёт? – прагматично интересуется главбух.
Спокойно переварив рассказ про некоего турка Касыма, который замуж не зовёт, но приглашает летом Анечку с мамой в Стамбул, Васильевна обращает свой строгий взор на меня:
– Никогда ты ничего не рассказываешь, Вероника!
Я молчу и пожимаю плечами.
Ольга Васильевна легко переключается на бухгалтерскую текучку. Выписываются счета-фактуры и накладные, проводятся ежедневные операции в «один-эске». Наш магазин занимает небольшое двухэтажное здание. На первом этаже клиентский зал. По стенкам тянутся полки с запчастями, стоят витрины и стеллажи. Это территория «двух А» – Андрея и Антона. Они как Дон Кихот и Санчо Панса: один длинный, флегматичный и худой, второй – невысокий полненький весельчак и балало. Наш директор Илья Степаныч спускается вниз, когда большой наплыв покупателей, и помогает ребятам.
Директор и бухгалтерия обитают на втором этаже. У нас с Васильевной маленький кабинет, два стола с ноутбуками, на окнах и прямо на укрытом линолиумом полу стоят фикусы в керамических горшках.
Снизу на второй этаж доносится ровный гул голосов. Наш «Фрегат» продолжает своё неспешное плаванье по волнам продаж бензонасосов и тормозных колодок.
Я ничего не рассказала о велосипедисте. Утреннее происшествие весь день не выходило из головы. Я старалась вникнуть в то, что делаю, но видела как дрожат пальцы, бегающие по клавиатуре. Кто меня толкнул? Что меня толкнуло?
Позвонила мама Зина. Она всегда чувствовала, когда со мной что-то происходило.
– Ника, маленькая, как твои дела?
Я всегда мысленно улыбаюсь тому, что для пухленькой небольшого роста Зины я всегда остаюсь маленькой с моими метр семьдесят пять.
– Всё хорошо, мам. Сейчас закончу счета и будем с Васильевной обедать.
– Одевай шарф, когда пойдёшь домой. И возьми хлеба…Ника!
– Да?
– Представляешь, сделала кардиограмму, она показала значительное улучшение. Рассосались рубцы что ли…Врачи даже руками развели.
– Ну это же здорово! Они объясняют как-нибудь?
– Нет! Говорят, что так не бывает!
– Но случилось… Ты на собрание с Михалной идёшь?
– Идём, конечно! Это невозможное безобразие! Деньги на стены собрали ещё в феврале, а до сих пор ничего даже не начинали!
Зина с Алевтиной Михайловной дружат уже давно. Обе любят готовить, обе рано похоронили мужей, обе работали когда-то на ткацкой фабрике и были уволены по сокращению. Их сплотили похожие судьбы и одна на двоих лестничная площадка. Теперь они дружно ходят на собрания жильцов, голосуют на выборах , собирают деньги на различные ремонты, с песнями празднуют День Победы и 7 ноября и опекают бездомных собак и кошек.
То, что у Зины исчезли инфарктные рубцы, добавило ещё одну загадку к череде непонятного. Это была радостная новость.
– Зин, а поехали в Бережки на выходные
* * *
Мне снилась песня, но в ней не было печали,
А было место, где меня любили… ждали…
О братстве Света, о дубовых заповедных рощах,
Слова – знакомо незнакомы, музыка – простого проще…
Там были облака, леса, сады и белый ветер,
Звон колокольчиков стелился от звезды – к планете…
Цветы на арках, мост хрустальный в поднебесье,
Там было всё. Всё было песней…
И тянется туда забытый путь цепочкой розовых следов,
И хочется хотя б когда-нибудь дойти до колыбели снов…
Здесь – колея событий. Морок – стены, коих нет отвесней…
Но вспомню… Вспомню! Тоже стану светлой песней…
Сегодня мой день рождения. Суббота. Мы решили погостить в Бережках. Зина уехала ещё вчера вечером. А я собралась сегодня самой первой электричкой. Я дремала на потёртом сиденье под мерный стук колёс и вспомнала как ровно год назад всё было так же и – совсем иначе. Тогда тоже был мой день рождения, но пейзажи за окном казались размытой серой акварелью и я была уверена, что жизнь моя закончена.
Мы лучше всего помним именно то, что стараемся забыть.
– Как Вас зовут, прекрасная незнакомка?
– Вероника.
Тогда мне хотелось ответить что-нибудь весёлое и легкомысленное, но слова застревали в горле и выговаривались с огромным усилием.
И защемило сердце сладко и запело. Родион. Роденька. Первый парень Ивановского филиала РЭУ имени Плеханова. Спортсмен. Да ещё и похож на Брэда Питта.
У него были весёлые и добрые глаза. Он так старался понравится и краснел, когда думал, что не получается.
Я влюбилась сразу же, но смотрела спокойно и даже строго.
– А в чём собственно дело?
Родька улыбнулся и сел рядом.
Нас называли самой красивой парой института. Я любила и была абсолюно и беззаботно счастлива. Мы часами бродили по Набережной и обсуждали Кастанеду или Пелевина. Родька совершенно не мог без меня. Когда я уезжала на каникулы в Бережки, он часто звонил, писал длинные эсэмэски, а потом не выдерживал и приезжал. Мама Зина была от него без ума – у Родиона врождённая способность мгновенно влюблять в себя любую представительницу женского пола. После окончания института сыграли весёлую студенческую свадьбу. Зина уехала в Бережки, уступив нам квартиру. Мы работали в «Торгбанке», понемногу обрастали имуществом и строили планы. Но однажды в Банк пришла красивая упырица – заместитель директора Оксана Филипповна.
– Родион, зайдите ко мне и захватите отчёт за март.
– Родион, а Вы толковый специалист, нужно будет подумать о премии.
Мы лучше всего помним именно то, что стараемся забыть.
Как и положено жене, я последней узнала о романе моего Родьки с заместителем директора. Вокруг меня стоял грохот, который могла слышать только я – это рушилась моя семейная жизнь. Я не заплакала, мне не было больно. Всё, что мечтало и радовалось во мне, за секунду обуглилось и рассыпалось прахом. В один день я уволилась из Банка, поменяла в квартире замки и выставила вещи моего расчётливого мужа на лестничную площадку. А утром уехала в Бережки. В этот день мне исполнилось двадцать семь.
Тогда в апреле зарядил дождь. Он шёл не переставая почти неделю. Я лежала на старой кровати с железной сеткой и высокими подушками. Лежала, отвернувшись к стене. Мама Зина преувеличенно воодушевлённым голосом рассказывала деревенские новости, а по вечерам трагическим шёпотом советовалась по телефону с Михалной. Часто звонила Ритка, звала на свои занятия йогой. Одинаково и серо проходили дни.
Но однажды в окно проник луч солнца и поселил на потолке солнечного зайчика. Я вышла на порог и босиком потопала сначала по дорожке, а потом по мокрой траве. Холодный воздух приятно освежал голову, прогонял головокружение. Вдали над Пезухой клубился утренний туман, шелестела трава… Когда-то Зина вышла на этот берег, услышав непонятный гром лесу, и встретила странную семилетнюю девочку, которая ничего кроме своего имени не помнила…
Я стала другой. Меня вылечили любовь и забота мамы, лесной воздух, хоровые акапеллы лягушек по вечерам и шелест камышей.
Прошёл год и мне снова захотелось провести свой день рождения в Бережках.
Я задремала и очнулась, когда солнце уже вовсю играло, освещая лавки и лица людей. Пахло машинным маслом и колбасой – кто-то решил позавтракать. Из тамбура тянуло табаком. Станция Бережки – это двести сорок километров от Иваново. За окном мелькали небольшие деревеньки, леса и луга. Пару раз словно большая рыбина сверкнула серым боком Пезуха.
На маленькой станции «Бережки», ограждённой поржавевшими перилами, стояли только железная лавка и столб с надписью. Редким пассажирам, выходящим на этой станции, нужно либо больше часа ждать проходящий автобус, либо идти через луг и лес напрямки.
Луговая трава похрустывала под ногами. Тропинка местами совсем заросла. Ветер трепал волосы, колокольчики и ромашки дружно кивали ему в ответ. Покачивала жёлтыми шапочками пижма. Лес начинался с дубовой рощи. Кроны высоких деревьев прочно закрывали небо. Внизу было сумрачно и пахло грибами. Лесные пичуги в кронах деревьев заливались на все голоса, но птичий гам уверенно перекрывала неугомонная кукушка. Когда начались сосны, я решила немного посидеть и отдохнуть. В лесу стоит лишь замереть ненадолго, как на тебя обрушиваются звуки: шепчет листва, высоко в ветках с топотом носятся белки. В кустах папоротника мелькает и тут же исчезает лисий бок.
Я позавтракала горбушкой свежайшего хлеба, купленного ещё утром, угостила белым мякишем лесовика, как учила Зина, и двинулась дальше. Мне оставалось обойти по краешку небольшое болотце, куда мы ходили за клюквой, а потом тропинка сама вывела бы меня к Пезухе.
Я не сразу поняла – что изменилось… Здесь не могло быть другой дороги… Но я не узнавала места. Не было здесь этой полянки с рябинами и одиноко стоящей на пригорке старой сосны. Исчезло болотце. Я заблудилась в двух шагах от дома! Солнце светило по-прежнему ярко и оптимистично, но молчали птицы. Стало тревожно и неспокойно. Ну и куда теперь?
«Э-э-эй! Ау-у! Помоги-и-и-те!»
Мне ответила настороженная лесная тишина. И вдруг вдалеке откликнулось робкое «ку-ку». Я прислушалась и потихоньку двинулась в сторону голоса кукушки, внимательно оглядывая дорогу.
Тропинка вывела на холм, где красовались аккуратные ёлочки. Деревца расступились и открыли некрашеный деревянный забор, за которым виднелся небольшой дом. Я решила войти, чтобы спросить дорогу. Дворик зарос малиной и крыжовником, вдоль дорожки до самого крыльца стелилась лесная земляника. Стояло несколько яблонь с незрелыми ещё плодами. Дом был очень давно построен. Радовали глаз резные наличники и перила. На окнах висели белые занавески с мережкой. Во дворике тихо и спокойно. Я поднялась по ступенькам и постучалась. Дверь от моего прикосновение бесшумно открылась. На стук никто не отозвался и я вошла в маленькие сени. Здесь было побелено, на полу – самотканый половичок. Видно было, что за занавеской в комнате горел свет.
– Хозяева? Есть кто-нибудь?
Мне не хотелось заходить без разрешения, но в доме молчали. И я вошла.
В углу у окна стояло деревянное плетёное кресло. Рядом, на круглом столе, укрытом белой скатертью, лежала большая книга -тяжёлый кожаный переплёт, потрёпанные страницы. На обложке вытеснен знак из трёх треугольников, которые вместе составляли трапецию.
.
В очаге потрескивая горели поленья. Пахло костром и яблоками. Прямо напротив меня на стене висело огромное потемневшее от времени зеркало, в котором неожиданно возникло изображение красивой женщины. На секунду мне даже показалось, что это я так странно отразилась. Она была удивительно похожа на меня, но одета в длинное диковинное платье и в руках держала книгу.
У меня перехватило дыхание – мама?!
И вдруг я вспомнила… Моя мама в белом платье с оторванным рукавом рядом с пятью берёзами, которые – вот так же! – составляли правильную трапецию… Память, которая столько лет была замурована, теперь вернула мне зловещее багровое небо, белые стволы деревьев, красивое и строгое лицо молодой женщины.
Страх, оглушительные вспышки и запах гари…
– Лайма, беги! Забирай Нику и уходите! Немедленно!
Голос отца был еле слышен сквозь непрекращающийся грохот.
Потемневшие глаза мамы и её шёпот. «Ника, мы встретимся. Только нужно вернуть Книгу. Ты это сможешь. Нужно вернуть её Домой.»
Изображение женщины в зеркале плыло. Я торопливо вытирала и размазывала по щекам слёзы, которые предательски застилали глаза. И почти ничего не видела. Изображение исчезло. Теперь в зеркале отражалась только моя фигура, судорожно прижимавшая Книгу к груди.
Руки сами торопливо запихнули её в рюкзак. Тихо вжикнула змейка.
– Он, конечно, с характером, но очень добрый, – эхом прошелестело по комнате.
«Кто?» – хотела я спросить, но развернулась и , словно повинуясь чужой воле, на подгибающихся ногах потопала вон.
Тропинка быстро вывела к знакомой берёзовой роще. Шаги давались с неимоверным трудом, будто за каждой ногой тянулось по гири. Небо стремительно затягивалось серой пеленой, из-за деревьев на тропинку стал наползать туман, раскидывая вокруг себя белые клочья, похожие на скрюченные пальцы. Я заставляла себя шагать быстрее. Туман двигался стремительно, странно, почти осознанно. Я всей кожей чувствовала, что нужно бежать. Совсем близко раздался тоскливый волчий вой. Казалось, что волчья душа прямо сейчас прощается с жизнью. Волки? В апреле?! Сейчас они должны быть сыты, веселы и не опасны! Мне показалось, что под ногами мерно подрагивает земля. Ужас буквально подхватил меня под руки и потащил по тропинке. Вода была совсем близко. Откуда-то я знала, что странная погоня не сможет пересечь реку. Почти задыхаясь и шатаясь из стороны в сторону я протопала по лавам через Пезуху и упала в жёсткую осоку на самом берегу. Силы мои закончились. Я оторвала голову от земли и оглянулась на противоположный берег. Среди белёсых лохмотьев тумана взметнулся плащ и сверкнуло что-то длинное и узкое. Волки взвыли сердито и недовольно. Туман неохотно отступил в глубину леса. Я откинулась на спину. В вышине тихо и приветливо светило солнце, ветер неспешно гнал облака. В камышах несмело квакнула лягуха. Алё, Вероника! Тебе показалось! Ну конечно, показалось. Какие волки? Какие плащ и меч? Я была уверена, что всё дело в Книге и время от времени нащупывала её через ткань рюкзака. Книга была на месте.
Перед глазами стояло серьёзное лицо, красиво изогнутые русые брови. Книгу нужно вернуть. Домой! Я найду это место!
Ночью мне снилась незнакомая берёзовая роща. В ветвях деревьев пел соловей. Я слушала нежные переливы звуков. Радостно было на душе, как будто птичья песня нежно взяла в ладони и понесла куда-то вдаль, где легко и весело, где любят и ждут… Тихо пел высокий женский голос… И я знала слова…
Мы с мамой Зиной долго на разные лады пытались разложить то, что произошло. В лесу кроме лесника на сотни километров никто не жил. У лесника была большая семья, крепкое хозяйство, и дом их стоял ближе к Вичуге. Наш сосед Степан Иванович, бывалый охотник, на мой рассказ о волчьем вое ничего не ответил, но по глазам и усмешке, спрятавшейся в усы, видно было, что не верит. Причудилось, мол, этой городской да впечатлительной барышне.
Иногда по вечерам я вытаскивала и листала Книгу, пытаясь понять знаки, написанные в ней. Красивые построения непонятных символов напоминали иероглифы, будоражили воображение, но прочитать их не получалось…
* * *
Книга нашлась! Нашлась и попала в руки обычной девочки! Но теперь я добуду её… это вопрос времени… И нет такой силы, что мне помешает. Не нашлось до сих пор, а значит и не найдётся…
Узел первый. Жёлтый
Красное яблоко на столе. Пахнет травой и летом.
Вечер на этой прекрасной земле… Был он таким или не был?
Тихо болтает листва о своём… Старый заброшенный сад…
Даже малинник в углу у забора каждому гостю рад.
Где-то песок заметает следы медленного каравана.
Солнце. И дьявольски мало воды. Только жара и барханы.
Неутомимо шагает верблюд, нудно болит голова…
А где-то там, где пичуги поют, ждут меня сад и трава.
Яблони, старый жасмин за окном – очень знакомый мираж.
В этих краях пирамид и замков ждёт чужестранцев Страж.
Нужно дойти и отдать все долги этой суровой земле…
Как же иначе? Ведь где-то лежит яблоко на столе…
В очаге тихо потрескивают поленья. За окном уже начинает темнеть и я зажигаю свечи. Я сижу за столом, укрытом белой скатертью, в том самом плетёном кресле в углу. На столе – Книга, открытая на первой странице. У стены поблескивает лакировкой массивный дубовый шкаф. Вьётся по дверце затейливая резьба, отражается огонь.
Большой чёрный кот не мигая смотрит на игру языков пламени. Слишком большой для обычного кота, с жёсткой шерстью и очень странными некошачьими глазами.
– Земля живая и говорить с ней можно, – неторопливо начинает Кот.– Только язык особенный она понимает – рунный. Каждая руна Рода состоит из четырёх резов. Проявляются они в одной из половин соты. Это матрица рун Русского Рода.
В матрице пять узлов и семь резов.
Число четырёхрезовых вариантов, которые можно расположить в матрице, равно 35. Это общее количесто рун.
– Кот!
Зверь поворачивает ко мне голову – глаза его вспыхивают.
– Почему я сюда попала?
– Это место ждало тебя. И потом… ты изменила событийный ряд…
– Ого! Это как?
– Когда кувырком между берёз пролетела. А как – сама потом разберёшься…
–Ты поможешь мне вернуть Книгу?
Меня не удивляет, что я беседую с котом. Это ведь сон. Я уснула у себя дома, положив рядом Книгу, а проснулась здесь, где всё так знакомо.
Кот снова поворачивается к огню и задумчиво сообщает:
– Чтобы пройти через портал, тебе нужно найти пять ключей. Пойдёшь сама.
Я провожу пальцами по шершавому переплёту и вскидываю голову:
– Куда?
Кот не отвечает. Он серьёзен и собран. Потом командует:
– Открой шкаф и переодевайся.
В совершенном замешательстве я потянула на себя дверцу шкафа. Там стояли грубые солдатские ботинки, на вешалке висели белые хлопчатобумажные брюки со множеством карманов, такая же рубашка и платок.
– Фонарик не забудь, – не оборачиваясь напомнил Кот.
Там и правда лежал небольшой фонарь.
Я быстро переоделась, платок повязала на шею, фонарик, повертев в руках, сунула в карман брюк.
Всё было моего размера и сидело, наверное, неплохо. Жаль не было зеркала, чтобы посмотреться.
Кот скептически меня оглядел и скомандовал:
– Заходи в шкаф. Выходи из шкафа. Туда налево, обратно направо. Ищи под левой лапой. Долго не задерживайся.
Логичный вопрос: под левой лапой кого? – застрял у меня в горле.
Кот смотрел серьёзно и совершенно ничего не хотел больше объяснять. Я почему-то взглянула на солидные когти зверя, от которых не только мышке, но и зверю покрупнее будет худо, и молча шагнула в шкаф.
Тишина и темнота. И какой-то странный незнакомый запах.
–Толкай перед собой, – подсказал кот.
«Там же стена», – хотелось возразить, но тут вспомнила, что это ведь сон, и упёрлась руками в стену. Я стояла, чувствуя под пальцами деревянную поверхность, и думала, как глупо и нелепо выгляжу в этих штанах и ботинках в тёмном шкафу.
– Налево! – рассерженно рявкнул Кот, казалось, над самым ухом.
Я судорожно крутанулась – и на меня пахнуло жаром.
Не было больше ни шкафа, ни домика в лесу. Порыв горячего воздуха сбил меня с ног, я не удержалась и упала на четвереньки. Так вот зачем нужны были ботинки на толстой подошве – чтобы не обжигаться!
Торопливо встала. Вокруг, куда не обернись, была красная плотная почва, живо напоминающая марсианский пейзаж. Пустыня! Нежно-голубое небесное полотно ближе к земле окрашивалось в глубокие розовые тона. Солнечный диск казался совсем небольшим, ярким и висел очень близок к горизонту. Я попыталась вдохнуть горячий воздух и понять – куда двигаться. Ещё раз оглядевшись вокруг, я заметила что-то вроде небольшой горки и решительно зашагала к ней.
Стремительно сгущались сумерки, голубая пушистая мгла заполнила все неровности и впадины между холмами. Зажглись первые звёзды, дышать стало намного легче. Горка прекрасно выделялась на фоне ночного неба, так что я не боялась сбиться с пути. Однако прошло довольно много времени, прежде чем я подошла вплотную.
Вертевшийся в голове последние часы пути вопрос: под чьей лапой? – разрешился сам собой. Я подходила всё ближе и уже понимала – кого вижу перед собой. Красивое женское лицо европейского типа искусно вырезано из камня. Она смотрела прямо перед собой, вытянув вперёд длиннющие львиные лапы. Прошли века, поколения людей сменяли друг друга, над её головой проплывали облака, шли дожди, палило солнце, а она всё так же мудро и незыблемо хранила свои секреты.