Учат в школе

– Что же заставило тебя… задержаться?

– Если позволите, я расскажу.

– Позволяю, – Лена приняла вызов.

– Проснулся я , включил телевизор, а там по всем новостям только и говорят о том, что старика какого-то убили. Топором по башке. Всех подозревают: и соседа, и жену, и прохожих. Такую бучу подняли. Вот я и думаю: что же это за дедок такой необычный? Может, вы расскажете? Почему такой кипеж поднялся?

Волна злобной ненависти к этому малолетнему мерзавцу поднялась к голове и оглушила Лену. Руки затряслись, в ушах зашумело.

– Садись, Мусин, – Лена отвернулась к окну, приходя в себя.

– Я-то сяду, но вопрос останется, – класс одобрительно зашуршал. Лена поняла, что урок сорван. Она помолчала минутку, собираясь с мыслями, а потом заговорила.

– «Многое может усиленная молитва праведника». А вы знаете, кто такие праведники? Вы знаете, например, о том, что в Советском Союзе в 30-е годы семьи священнослужителей расстреливали только за то, что они не снимали крестов с себя, а значит, не предавали веру свою. Понимаете, убеждения людей были выше самих людей, вера была выше жизни.

Елена начала говорить совсем тихо, но голос ее все рос, становился звонче. Она повернулась лицом к классу и говорила с каждым из сидящих.

– «Быть праведником – значит жить по вере, жить так, чтобы за дела твои и поступки не было бы стыдно тебе перед Богом». Так и жил тот человек, о котором ты, Мусин, придуриваясь, упомянул. Имя его – отец Александр Мень. Он шел рано утром на службу, а какие-то подонки напали на него. Но никого не обвинил он в своей смерти. Наверное, убежден был: на все воля Божья, и Господь так призвал его.

Вообще-то гонения на христиан – это совсем не редкость в мировой истории. Римские императоры – язычники подвергали ранних христиан пыткам и истязаниям. Но то, что было в Советском Союзе, не было никогда и нигде. В 60-е годы в подмосковном Бутово было найдено массовое захоронение. Там было более 20 тысяч расстрелянных человек. Многие из них были лицами духовными. Не зря Бутово и Соловецкий лагерь называют русской Голгофой.

Можно быть не очень хорошим человеком, Мусин, можно во всем находить повод для веселья, но у нашей страны есть своя история, своя память, которая остается в генах каждого русского человека. Эта память есть и в тебе, Мусин, ты не безродный щенок, ты не подзаборник. В тебе, Дима, тоже бьется кровь твоих предков, будь же достоин этой памяти.

Лена замолчала. Класс затих. Звонок с урока вывел всех из оцепенения.

– Что ж, Мусин, ты можешь быть доволен. Урок ты сорвал. Можете идти. Домашнее задание остается прежним.

Лена взяла журнал и вышла из класса первой.

Заговорила Леся:

– Вообще-то, Димон, ты вел себя как полное говно. Ты сам-то это понимаешь? Елена нормальная, она с нами считается, разговаривает, как со взрослыми, а не морали читает. Какого хера ты вылез?

– Иди в жопу, – огрызнулся Мусин. И без тебя самому тошно.

*****

Галина Степановна вышла из школы в прекрасном настроении. Даже хмурое небо его не испортило. Галя уже успела познакомиться с молоденькими учительницами из начальной школы, ходила к ним на чаепития, а с веселой симпатичной Ольгой Павловной так подружилась, что та принесла ей новую «Бурду». Галя на переменке быстренько пролистала журнал и обнаружила там выкройку просто сногсшибательной юбки. Простая, серая, по фигуре спереди, юбка имела сзади плиссированный хвостик, который добавлял вещи пикантности, столь необходимой каждой моднице. В общем-то, по крою все было понятно. Загвоздка была в одном: как вшить этот хвостик, чтобы складочки расходились, как на картинке. Поэтому Галя спешила домой, чтобы полностью сосредоточиться на обновке.

– Галчонок, руки мой, будем обедать, у меня все готово.

Мама была дома, а значит, тратить время на уборку было не нужно.

– Мама, помнишь, у нас оставалась ткань такого мышиного цвета? Где она?

– Тебе зачем?

– Хочу юбочку себе сварганить.

– «Бурду» новую раздобыла?

– Да, смотри, какая прелесть.

Галя раскрыла журнал и показала юбку матери.

– Очень симпатичненькая. Помочь?

– Конечно, ты же хочешь, чтобы твоя дочь была самой красивой?

– Ты у меня и так самая красивая.

Галя быстренько пообедала и, расстелив на полу выкройку, занялась юбкой. Свои мерки она знала наизусть, поэтому кроила сама. А вот шитьем занималась мама: у нее это получалось и лучше, и качественнее. Когда юбка была сметана, Галя посмотрела на часы.

– Мама, я пойду спать, завтра вставать рано. Дошьешь?

– Постараюсь, но не обещаю. Что-то голова разболелась.

– Ну, мамочка, ну, пожалуйста, дошей, так хочется надеть ее завтра. Пожалуйста.

– Ладно, постараюсь.

*****

Разговор с ребятами не выходил из головы Елены Георгиевны. Она не знала, правильно ли было вообще заводить его, опыта работы не хватало, да и спросить было не у кого. Она чувствовала, что затронула этим разговором слишком тонкие сферы, куда не многим учителям можно было попасть. Но вопрос о том, позволено ли ей это, так и остался для нее открытым. «У врачей главное – не навредить, а у нас? У учителей как? Кто знает, чем слово наше отзовется?»

… Еще долгие годы Елена Георгиевна Каткова будет искать ответы на вопросы, поставленные ею в самом начале педагогического пути. Но, даже будучи Почетным работником образования и Заслуженным учителем, так и не сможет ответить на них однозначно…

Домой идти не хотелось. Она знала, что Круза там нет: звонила ему из школы. А сидеть одной и горевать совершенно не хотелось. Муж пьет и не работает. У него творческий кризис. Нужна ему семья? Не нужна? «Надо что-то менять. Не хочу больше, не могу больше! Но любовь? А была ли любовь? Была – не была… была – не была… была – не была…»

Четыре года назад, в сентябре 1986, они познакомились. Лена шла по Невскому из института к метро. Она была в прекрасном настроении, все у нее получалось, жизнь искрилась и манила вперед.

– Девушка, а хотите, я вас нарисую? – высокий длинноволосый парень, небрежно упакованный в джинсу, восхищенно – очарованно смотрел на нее. Она рассмеялась:

– Хочу, но денег нет.

Он в ответ улыбнулся:

– У меня тоже нет, но на чашечку кофе наскребу. Пошли в «Сайгон»?

– Пойдем,– просто согласилась она.

Они прошли от канала Грибоедова до Владимирского пешком, и Лена восторженно слушала Сергея. А тот, желая произвести на нее впечатление, заливался соловьем, вернее, стихами Бродского.

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку,

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно – счастья.