– Ворочалась она во сне… С кроватки падала, – пробормотала Галина. – Видите, только уснула… По папочке все плачет…
Гурьянова обернулась к ней. В доме внезапно посветлело, как в операционной, и повеяло холодом.
– Ножницы, – прошелестела Гурьянова.
Галина кинулась за ножницами, точно вышколенная медсестра за ланцетом.
– Марта! – позвала Кира, перерезав веревку.
Девочка сонно потянулась и повернулась на другой бок.
– Я ж вам талдычу, спит… – начала было Галина, но директриса выпрямилась в полный рост, и слова застряли в горле.
– Завтра Марта должна быть в школе.
Хозяйка вжалась в стену, торопливо закивала: будет, Кира Михайловна, все будет как вы скажете.
Страха, который навела на нее Гурьянова, хватило надолго, но когда директриса уехала по делам, а Марту опять поймали на краже, Галина сорвалась.
Никаких веревок! Но оплеух-то поганой девке она могла надавать? Кое-где за воровство руки рубят.
Марта, поняв, что ее ждет, юркнула хорьком и забилась под кровать.
– Сама вылезешь? – сладко пропела Галина. – Или достать тебя?
Жарким сквозняком обдало затылок, и она обернулась. В дверном проеме застыла черная фигура, кривоносое страшилище.
– Здрасьте, Вера Павловна, – сказала Галина, тщетно стараясь придать голосу дружелюбие. Внутри все съежилось, как брошенный в неостывшую золу паук.
– Марта, иди сюда… – позвала Шишигина, словно не замечая ее.
Галина прищурилась:
– С хозяйкой здороваться не обязательно?
Девчонка выбралась из-под кровати, вся в паутине и пыли, бесстрашно подошла к старухе.
– Ступай, поиграй в огороде…
Марта не заартачилась, вопреки своему обыкновению, а пожала плечами и выскочила из дома.
– Не обижай ее больше, – сказала старуха.
– Вас не спросила! – огрызнулась Галина.
Как всякий человек, лишенный долгожданного праздника, она разозлилась и чувствовала себя несправедливо обделенной.
– Зря ты так, Галя…
– Вы мне тут не зрякайте! Повадились шастать, как к себе домой! Меня учить не надо, я ученая! Слышь-те чего говорю? Шагайте, шагайте… – И ладонью сделала жест, будто смахивала со стола крошку.
– Не обижай… – шепнула ведьма.
В глазах внезапно потемнело. На изнанке век огненными росчерками заплясали дикие мушки. Галина схватилась за стену и взвизгнула: показалось, что обожгла ладонь.
– Береги себя, Галя…
Свистнуло, ухнуло, обдало печной золой – и пропала Шишига.
В доме Терещенко установилось шаткое равновесие. За Галиной сохранилось право отвесить Марте подзатыльник. Не возбранялось и оттаскать за ухо, особенно в случае кражи или хулиганства. Марта молчаливо обязалась вести себя прилично: бабке не дерзить, в доме не пакостить.
Искушение дать жестокую взбучку отродью Бялика посещало Галину через день. Но каждый раз, занося руку, она видела, как за девчонкой вырастают тени двух хранителей.
Марта не догадывалась, и никто не догадывался, как сильно поддерживает ее бабушку мысль о том, что однажды она возьмет свое.
Глава 5
Май 2001 года
1
Двухэтажный синий дом стоял наособицу, и с первого взгляда становилось ясно, что его хозяева – люди с хорошим вкусом. Вкус читался и в архитектурном решении фасада с двумя далеко разнесенными полукруглыми белыми балконами, и в декоративном обрамлении, начиная от вымощенной дорожки, которая приводила к решетчатой калитке, и заканчивая шарообразными кустами голубой гортензии у дверей. Кира слышала, что именно голубую гортензию почти невозможно вырастить в местном климате. Лидии Буслаевой часто удавалось то, что не получалось у остальных.
Кира поднялась по дорожке, впервые за долгое время ощущая, как непритязательно ее учительское платье.
На балконе курила женщина.
– Входите, открыто! – крикнула она и скрылась внутри.
По лестнице к Кире уже спускался хозяин. Он был высок, суховатого телосложения, с красивым запоминающимся лицом, обрамленным короткой светлой бородкой; его темно-синий бархатный халат-шлафрок на любом другом человеке смотрелся бы как сценический костюм, но Буслаев был в нем естественен. Кира бросила взгляд на его руку, небрежно лежавшую на перилах: овальная ладонь, длинные аристократические пальцы, голубоватые лунки ногтей – на редкость красивая кисть, подумала она, должно быть, он еще и музыкант, помимо прочего.
– Кира Михайловна, дорогая! – Звучный голос разнесся по холлу. – Как я рад! Лидочка, иди сюда, полюбуйся на нее! Наш ангел-спаситель!
– Здравствуйте, Алексей Викентьевич. А где Федя?
– Для вас – просто Алексей.
– Я – Лида, – улыбнулась женщина с сигаретой, незаметно возникшая рядом. – Прошу вас, не надо отчества. У нас здесь принято без церемоний.
Приветливые люди. Настолько приветливые, что это несколько подавляло любителей церемоний вроде Киры.
– Федя ждет вас в своей комнате, – сказал Буслаев. – Он иногда бывает не в духе…
– Ему свойственны частые перепады настроения, – подтвердила Лидия.
– Пожалуйста, учтите это, когда начнете с ним заниматься. И еще, Кира Михайловна… – Буслаев доверительно наклонился к ней. – Мы лучше, чем кто-либо другой, знаем, как трудно с ним справиться. По совести говоря, Федя бывает совершенно невыносим.
– Как все подростки, – осторожно согласилась Кира.