Последние из айризид

VI

Сааремат закрыл глаза. На душе было тяжело, тоска и уныние неотвратимо захватывали его.

«Что со мной? – думал юноша. – Страх смерти? Так я сразу понял, что живым мне не уйти. Надежда на чудо? Нет, что-то другое давит на сердце». Он не заметил, как сон овладел им.

Перед Саарематом степь. Туман стелется по земле, ничего не видно, но там, впереди, его дом. Он идёт, тяжело дыша, еле передвигая ноги, скованные цепями. Наконец, река, а значит, рядом уют шатра, родные, друзья, тепло очага и нежность материнских рук. И тут на крутом обрыве появляется одинокая фигура. Сааремат всматривается в неё, и сердце наполняет трепетная радость: мама! До неё совсем близко, только подняться на холм.

– Мама, – шепчет Сааремат, и сердце наполняет радость. Но что с ней? Босая, вместо одежды – лохмотья. Её глаза заплаканы, лицо бледное, седые волосы растрёпаны, а распухшие, потрескавшиеся губы что-то шепчут.

– Мама! – в тревоге зовёт сын. Он спешит к ней, но ноги не слушаются, увязая, словно в болоте. – Мама! – зовёт он, пытаясь бежать, и вдруг ощущает, что лежит на земле. Словно издалека, шелестом трав на ветру слышится голос, родной до боли в сердце.

– Ты обещал вернуться, сынок. Где же ты?

– Я здесь, мама! – кричит Сааремат и карабкается по склону. Ноги подкашиваются, руки – как чужие, с деревенеющими пальцами.

– Ты не сдержал слова, мой мальчик. Я не виню, знаю, ты просто не смог вернуться. Мне незачем жить там, где нет тебя. Только для тебя я жила столько лет.

– Мама! Я живой! Я здесь! Оглянись! – ноги еле движутся. Сааремат ползёт на коленях, он словно растягивается по земле, цепляясь и отталкиваясь руками.

– Прощай, мой родной, сердце изболелось, кровью изошло. Ухожу я в тот мир, где могу быть с тобой.

Её фигура скользит к краю обрыва.

– Нет! – кричит Сааремат. – Нет! Я живой! Я вернулся, мама! Оглянись, я здесь! Не умирай, я вернулся!

Он рвётся, но совсем не может сдвинуться с места. Резкая боль пронзает грудь, невозможно дышать, он хватает ртом воздух, продолжая хрипеть: «Мама! Мама, я живой, не уходи! Я вернулся…»

Свет слепит, Сааремат открывает глаза. Над ним два лица – Зерин и пожилой женщины. Грудь охватывает боль, вонзаясь десятками стрел в ребра, невозможно дышать. Старшая амазонка вливает ему что-то в рот. Жидкость течёт по подбородку, попадает в горло, и юноша невольно её глотает. Осознание реальности постепенно возвращается.

Когда амазонки вбежали в шатёр, они увидели вырывающегося из пут пленника. Слёзы текли по щекам, он издавал сдавленные, нечеловеческие звуки, словно что-то внутри его пыталось вырваться.

– Что с ним? – испуганно спросила Зерин.

Фат быстро и внимательно осмотрела сколота.

– Он спит, и снится ему что-то кошмарное. От напряжения свело мышцы, если бы не был связан, такого не случилось бы.

Тут они услышали – через стон – более членораздельный, полный отчаяния выкрик:

– Мама, не уходи! Я вернулся живой, оглянись! Мама!

Фат достала маленький глиняный сосуд и, удерживая голову юноши, влила жидкость ему в рот.

– Это поможет, – сказала она. – Развяжите полностью, – заметив растерянные переглядывания девушек, усмехнулась – Что? Боитесь? Правильно делаете, может быть не до шуток. Поэтому, охранницы, контролируйте его, а при необходимости знаете, что делать. Зерин, мы с тобой разомнём ему мышцы груди и рёбер.

Пленник открыл глаза, постепенно, по мере отступления боли, взгляд его стал осмысленным, дыхание выровнялось.

– Ну вот, – сказала Фат, – скоро он ненадолго заснёт. Лучше, чтобы он без верёвок полежал, пока мышцы отдохнут. Потом связать и напоить. Кого тебе из охраны оставить? Но можно не рисковать.

– Зерин, – слабым голосом позвал пленник, – не надо охраны, настоя, верёвок. Я поклялся и не нарушу обещания.

Фат вопросительно глянула на Зерин.

– Рискну сама справиться, – тихо сказала девушка.

– Мы рядом, – кивнула амазонка и, уходя, шепнула: – Не пропусти момент, когда он проснётся.

Охрана вышла. Это не было легкомыслием. Амазонки знали: клятва, данная даже врагу, – священна, потому что даётся не людям, а богам или предкам, с которыми не шутят. Зерин забралась на лежанку и, обхватив колени, села рядом с пленником. Внутри у неё всё дрожало, к горлу подступил колючий комок.

– Спасибо, – прошептал Сааремат.

– Что случилось?

– Ужасный сон.

– Расскажешь?

– Мне снилась мама. Она хотела утопиться в реке, потому что я не вернулся. Я кричал, а она не слышала, я бежал, а ноги не шли, словно в болоте вязли. Я ничего не мог сделать.

– Ты её так любишь? – тихо спросила Зерин.

– Как можно не любить маму? Как может мать не любить сына? Мой отец погиб. Он был ранен в бою. Его принесли товарищи, он мучился несколько дней, не помогли ни шаман, ни знахарки. Перед смертью взял с мамы слово, что она не будет искать смерти и вырастит сына, меня. Когда я уходил, она плакала, потому что сон плохой видела. Отпускать не хотела, а я смеялся: не в первый раз уходим, – обещал обязательно вернуться.

«Берегись, сынок, – провожая, сказала, – мне не жить, если тебя не станет. Моё сердце разорвётся от боли, глаза со слезами вытекут. Не ходи в этот раз».

Я утешал, обещал, смеялся, в дозор ведь, не в бой иду, но правду говорят, что сердце женщины вещун, оно беду чуяло.

Голос Сааремата стихал и, наконец, он заснул – действовал настой.

Прошло несколько часов, прежде чем он проснулся. Ещё не открывая глаз и медленно возвращаясь в реальность, он припомнил всё, что было. В сознание проникал какой-то звук, юноша сосредоточился: рядом кто-то плакал. Сааремат открыл глаза. Он лежал на боку и не был связан. Рядом, чуть поодаль, спиной к нему, свернувшись калачиком, лежала Зерин и тихонько всхлипывала. Осторожно приподнявшись, юноша слегка коснулся плеча девушки. Амазонка не вздрогнула, но c непостижимой быстротой села и одновременно повернулась к нему. Они оказались лицом друг к другу, рука девушки шарила позади себя по краю лежанки.

– Не ищи оружия, Зерин, – как можно спокойнее сказал сколот, – я не нарушу клятву.

Амазонка с напряжённым вниманием всматривалась ему в глаза. Взгляд пленника был спокойным и мягким, но главное, что Зерин не ощущала угрозы. Её жизнь была не такой уж и долгой, однако необъяснимое чувство опасности или её отсутствия было знакомо ей с детства и пока не подводило. Амазонка расслабилась.

– Позволишь, я посижу немного? – тихо спросил он.

– Сиди, – она отвела взгляд от сильного обнажённого тела юноши.

Они оказались совсем близко, и умом Зерин понимала риск своего положения.

– Что с тобой? – спросил сколот.

– Я вспомнила маму. Она тоже погибла, как твой отец. Её принесли подруги, и она два дня умирала у меня на руках. Никогда не забуду… С ней я потеряла всё, даже себя. Не знаю, как выжила. Потом, со временем, боль притупилась, я думала, забылось, а сейчас поняла, это – как старая рана: не болит, пока не трогаешь. Я загнала боль далеко в сердце и никому не показывала своего горя. Я должна быть сильной. Сейчас не смогла сдержаться, не знаю, что со мной.

– Чаша наполняется водой по каплям очень долго и незаметно, но наступает миг – и вода выливается. Печаль и скорбь по капле переполняли твоё сердце, ты дотронулась – и они хлынули через край. Вылей свою чашу печали, облегчи сердце. Здесь нет подруг и не перед кем держаться. Я – никто, прижмись к моему плечу и просто поплачь.

И от этих слов Зерин разрыдалась безутешно, как ребёнок. Сааремат осторожно обнял ее и привлёк к себе. В первый момент девушка слегка воспротивилась, но руки юноши осторожно и крепко удержали её, она сдалась. Сааремат, нежно обнимая, шептал на ухо:

– Твоя мама хотела видеть счастливой свою дочь. Не унывай, у тебя всё будет хорошо. Она смотрит на тебя и радуется, какая ты стала красивая и сильная. У тебя родится девочка, ты назовёшь её именем мамы, и бабушка будет покровительствовать малышке.

– Ты так думаешь? – всхлипывала девушка.

– Конечно, – уверенно ответил Сааремат. – Иначе и быть не может. Сама увидишь: все будет хорошо.

Постепенно Зерин успокоилась, рыдания стихли. На душе стало легко и спокойно, девушка взглянула на сколота. Он улыбнулся.

– Тебе легче?

– Ты прав, нужно было выплакаться, – она ещё раз прерывисто вздохнула. – Только усталость странная.

– Это от слёз. – Сааремат лёг, вытянув руку. – Положи мне голову на плечо и отдохни, – он мягко потянул Зерин за руку, разрешая её сомнения, и утомление взяло верх. Девушка сдалась, прилегла рядом, склонив ему на плечо голову. – Я вытру тебе слёзы.

Сааремат осторожно другой рукой вытирал щёки Зерин. Девушка закрыла глаза и незаметно стала погружаться в дрёму. Вместе с расслаблением появилось какое-то незнакомое щекочущее приятное ощущение. Оно разливалось, словно маленький ручеёк, журча, струясь и переливаясь по телу. Зерин открыла глаза, возвращаясь в явь. Сааремат, едва касаясь, целовал её щёки.

– Что ты делаешь?

– Хочу осушить твои слёзы.

– Они уже высохли!

– Хорошо, больше не буду, – и, приподнявшись, юноша начал нежно целовать её шею, плечи.

– Зачем ты это делаешь? – она почувствовала лёгкую панику.

Зерин начала подниматься, но Сааремат мягко задержал её, осыпав нежными поцелуями грудь. Ощущая приятную слабость, она сдалась. Поцелуи и ласкающие прикосновения дарили неведомые ранее ощущения, приятно волновали тело. От прикосновения его рук она вздрогнула, открыв глаза, вся собралась в упругий комок.

– Не бойся, я буду нежен.

– Я не боюсь тебя и смогу…

– Конечно, ты сможешь сама защититься и, справившись со мной, в любой миг заставишь подчиниться, – как мог, смиренно сказал пленник. – И охрана рядом. Я всего лишь хотел быть ближе. Закрой глаза и отдохни.

«Зачем я вру себе? – подумала Зерин. – Мне давно не было так спокойно, и просто хочется верить его словам».

Девушка почувствовала тепло и мягкую, спокойную силу, исходящую от мускулистого тела пленника. Он был рядом, совсем близко, смертельно опасный, но дарящий незнакомые, головокружительно приятные ощущения.

– Что ты хочешь? – еле переводя дыхание, спросила амазонка.

– Я добровольно отдаю то, что ты берёшь силой.

– Зачем? Мне это не нужно.

– Сравни. В твоей власти в любой миг сделать так, как нужно тебе. Доверься.

Она попыталась возразить.

Сааремат, закрыв ей рот нежным поцелуем, осторожно привлек к себе, прильнув всем телом. Зерин охватил жар и неожиданная нежность; не отдавая себе отчёта, она крепко обняла пленника, проваливаясь в сияющую, искрящуюся бездну.

– Я – твой, – прошептал ей на ухо Сааремат. – Я – твой послушный невольник, как ты хотела, можешь сделать со мной, что хочешь, потому что я люблю тебя. Ты – первая и единственная моя любимая.

VII

Полог приподнялся, и в шатёр проскользнули две амазонки.

– Мы к тебе, Зе… – они осеклись на полуслове.

На постели лежал не связанный пленник, а рядом с ним, свернувшись калачиком, Зерин. Сааремат приподнялся на локте. Амазонки, как по команде, потянулись к отсутствующему оружию и обескураженно переглянулись. Юноша подавил смех.

– Изер, – сказала одна, – зови охрану и Фат.

Она двинулась к лежанке. Сааремату это не понравилось, да и в планы Зерин это вряд ли входило.

– Уарзет, – тихо позвал он амазонку, которую узнал. – Не надо охрану.

– Не слушай его, Изер. Что ты с ней сделал?

– Клянусь, ничего. Не зовите охрану.

– Что с ней?

– Спит она.

Девушки, переглянувшись, подошли ближе. У сколота отлегло от сердца: неприятностей с охраной ему не хотелось.

– Буди! – потребовала Уарзет.

«Ну, погоди», – подумал Сааремат. Он осторожно отвёл у девушки прядь волос и нежно поцеловал в щёку, шею, губы. Зерин, просыпаясь, приоткрыла глаза и, перекатившись на спину, улыбнулась и снова закрыла глаза. Сколот, склонившись к её уху, шепнул:

– Зерин, к тебе пришли.

– Что? – не поняла девушка.

– К тебе пришли подруги.

Зерин мгновенно села. Сааремат от души потешился обескураженностью всех троих.

– Уарзет, Изер, – наконец, сказала Зерин, – вы мои самые близкие подруги. Я не хочу, чтобы кто-то узнал о том, что вы здесь видели.

– Могла бы и не просить, – ответила Уарзет. – Однако поторопись, подруга, близится ночь, сейчас сюда придет охрана. Наших уже увели.

Зерин поспешно встала, приводя в порядок волосы и ища одежду. Изер пошла за ней, и они о чём-то шептались. Сааремат не слышал их, а тем временем Уарзет, не спуская с него изумлённого взгляда, подошла совсем близко.

– Она сделала то, что я предложил тебе, – тихо сказал он амазонке.

– Какой смысл в этом?

– По крайней мере, теперь она поймёт, о чём говорила ты. А тебе смысла не узнать, пока не решишься.

Уарзет промолчала, а вскоре обе амазонки ушли. Зерин снова осталась наедине со сколотом. Она присела на лежанку рядом с юношей.

– Сейчас придет охрана за тобой. Потом принесут еду.

– Я понимаю. Ты должна связать меня, – он протянул руки.

Амазонка начала связывать пленника, но потом в нерешительности остановилась:

– У тебя растёрта кожа. Если я не буду сильно затягивать верёвки, ты вернёшься сюда?

– Я обещал. И, согласись, бежать в степь голым, без оружия – глупо.

– Я вернусь к ночи. Сядь на край.

Привязав его ноги к столбам, амазонка пошла к выходу.

– Зерин! – позвал Сааремат. Она оглянулась. – Позволь поцеловать тебя.

Амазонка стояла в нерешительности.

«Он только смотрит на меня, а его серые глаза заполняют всю душу, –подумала девушка. – И я не могу и не хочу ему отказать». Зерин вернулась, присела рядом. Юноша, нежно касаясь губами, поцеловал её. И снова приятно щекочущая нега разлилась по телу амазонки.

– Зачем всё это? – замирая от незнакомых чувств, едва произнесла девушка.

– Прошу, поцелуй меня, – шепнул на ухо юноша.

– Зачем это тебе? – так же тихо спросила она.

– Наверное, я влюбился в тебя, эорпата.

– Любят мать, ребёнка, подругу, а это что-то другое…

– И да, и нет. Любовь – одна. Она соединяет в одно души, мысли, сердца, а в любви мужчины и женщины – и тела. Она рождает новую жизнь, дети получают благословение богов.

– У нас не так.

– Знаю. Я рассказываю, как у нас. Мы верим, что только любовь может освятить зарождение новой жизни, иначе не будет благословения и удачи ни ребёнку, ни роду.

– Ты красиво говоришь, – усмехнулась Зерин, – но я слышала, ваших женщин, как рабынь, отдают мужчинам в жёны и хоронят вместе с умершим мужем.

– Я бы соврал, сказав, что этого не бывает. Но мои родители любили друг друга. Я был достаточно большим, чтобы видеть и понимать это. Мы верим, что уходим в другой мир. Я помню, как мать плакала, говоря отцу, что уйдёт за ним. Когда он понял, что умирает, в присутствии родни взял с неё слово – жить ради сына. Нам было очень трудно, пока я не вырос, родные помогали, но лишние рты им тоже были в тягость. Особенно тяжело стало, когда мама не захотела выйти замуж во второй раз. Дядя не стал её принуждать, но предупредил, что им самим трудно, а она могла бы помочь роду, тем более, что сын скоро станет мужчиной и ему не нужна материнская забота. Мама слишком любила отца – и слышать ничего не хотела. Тогда для нас настало самое трудное время. Часто вдове легче уйти из жизни за мужем, чем бедствовать одной. Жизнь прекрасна, но трудна и опасна. Чтобы выжить, семье нужна уютная кибитка, тепло очага, где ждёт любимая жена и мать, а муж смог бы накормить и защитить. Вы живёте без мужчин, вам, должно быть, очень трудно.

– Мы не жалуемся. Мы сильные, в отличие от ваших женщин.

– Не спорю, но вам приходится выполнять обязанности и мужчины, и женщины.

– Для нас это привычно, и мы свободны. В этом мире правит сила. На правах сильного вы владеете своими женщинами. Нам тоже пришлось стать сильными, отстаивая свою свободу.

– С тобой не поспоришь. Но мы не убиваем своих женщин, использовав, мы любим и взаимно дарим друг другу ласку и нежность.

На пороге бесшумно появилась Фат, и на мгновение повисла неловкая тишина. Старшая из Матерей сказала:

– Твои подруги ждут тебя, Зерин, и пленного пора вывести.

Зерин всем телом почувствовала, как напрягся сколот, и незаметно взяла его за руку.

– Фат, ты мне вместо матери, всегда оберегаешь и волнуешься за меня, – схитрила девушка, говоря для обоих. Старшая амазонка улыбнулась:

– Тебя ждут, моя хитрая лисичка.

Зерин смутилась, догадавшись, что Старшая Мать всё поняла и, улыбнувшись в ответ, вышла. Фат подошла к пленнику и, осмотрев связанные руки, усмехнулась:

– Значит, я не ошиблась, пожалела она тебя. Вот только знать бы: пожалеешь ли ты её?

– Неужели суровая эорпата, – презрительно скривился сколот, – снизошла до разговора с пленным?

– Зерин, после гибели её матери, мне действительно как дочь. Ты, надо отдать тебе должное, сумел усыпить её разум, но учти: если что – сама позабочусь о твоём питье. Я не дам её в обиду.

– Клянусь своими предками, – мрачно глядя исподлобья, сказал сколот, – я не хочу ей зла. Я полюбил Зерин, если ты понимаешь, что это значит, и сам готов защитить её от кого угодно.

– А от себя самой ты её защитишь? Знаешь, что с тобой будет?

– Знаю. – Сааремат опустил глаза. – Пусть будет, как решат боги. По крайней мере, я благодарен судьбе за то, что я узнал любовь, и последние дни своей жизни проведу с любимой.

– А о ней ты подумал? Что будет с ней? Тебе трудно завидовать, ты платишь жизнью. А она, до конца дней своих, будет тосковать о промелькнувшей любви. Будет корить себя за то, что не смогла спасти. Если родится сын, оплакивать и его, последнюю память о тебе. Ты ведь знаешь: у эорпат рождаются только дочери, а сыновья умирают. А если родится дочь, станет всю жизнь вглядываться ей в лицо, узнавая твои черты, даже если их там и не будет. А легко ли осознавать себя предательницей, беря нового пленника, и рыдать по ночам? – Сааремат молчал, понурив голову. Амазонка наклонилась к нему. – Что притих?

– Кажется, ты права. Я не думал об этом. Но ты можешь с ней поговорить.

– И она будет меня слушать – после того, что у вас было?

– Когда меня поведут, я попытаюсь бежать, нарушу клятву, и она…

– Она простит тебя.

– Хорошо, – вздохнул юноша, – убей ты и скажи, что при побеге.

– Это какими дурами нужно быть четырём охранницам, чтобы у них сбежал связанный пленник? Двоих на тебя хватит, просто, учитывая твоё назначение и во избежание повреждений твоего ценного тела, охрана усилена. Взять тебя должны живым, и поверь, для этого у девчонок есть и сноровка, и специальное оружие. Зерин это знает.

– Но должно же быть решение.

– Должно, только пока я его не вижу, – вздохнув, амазонка пошла к выходу. Она уже отвела полог, когда сколот окликнул её.

– Постой, Фат, кажется, я придумал. Когда вы меня приведёте обратно и оставите, наблюдай за входом, вернётся Зерин, будьте готовы. Она развяжет меня, я нападу, скажу, что притворялся влюблённым, спасая жизнь. Вы спасёте её, я стану предателем, и меня она возненавидит.

– Возможно, смысл есть, но слишком опасно, – амазонка вернулась, присев на лежанку рядом со сколотом.

– Для кого? Поверь, Фат, я действительно люблю Зерин, клянусь благосклонностью богов, я не причиню ей зла. Что бы я ни говорил, чем бы ни угрожал, не бойся, ни один волосок не упадёт с её головы. Возможно, она убьёт меня, тем лучше. Если будет борьба, ей не справиться со мной, тут уж вы появитесь и спасёте. Об одном прошу: если не убьёте, забери меня у неё, иначе моё сердце разорвётся от отчаяния.

– Почему помогаешь? Ты умрёшь.

– Я умру в любом случае. Люди вообще смертны. И не надо тебе понимать, доверься.

– Ты считаешь меня жестокой и бесчувственной.

– Ну что ты, Старейшая из Матерей! – усмехнулся Сааремат. – Ты стоишь на страже обычаев племени. Это жестокие законы, а ты – сама доброта, их когда-то придумал кто-то бесчувственный, а ты – очень нежна и ласкова.

– Сколоты не воюют, не грабят, не берут пленных, и рабов с выколотыми глазами у них нет? – ехидно спросила Фат, сверля Сааремата пронзительным взглядом чёрных глаз.

– Всё бывает, но это честный бой, борьба ума, хитрости, умений, силы. Но наши дети благословлены любовью. Вы приносите жертвы Богине-Матери? Пусть мы враги, и, использовав, вы избавляетесь от нас, принося в жертву. Но неужели мать может убить своих детей? Нет, мать – не благословит на убийство новорожденных сыновей.

– Так жили наши предки.

– Предки были просто людьми, когда устанавливали правила, возможно, тогда действительно так было нужно, но всё меняется. Наши старики тоже ворчат на молодых.

– Обычаи разные бывают. Если изменить те, о которых ты говоришь, амазонки исчезнут.

– Ты, кажется, любишь Зерин как дочь? Тебе важнее, чтобы жила амазонка или просто Зерин?

– Я не хочу, чтобы мои дочери сгинули в бесславном, унизительном рабстве. Лучше погибнуть в бою.

– Если речь идёт о врагах, ты права, но мужчины и женщины не враги. Ты не сможешь понять, почему я помогаю. Ты – бездушная оболочка, а это можно только почувствовать. Как объяснить, что значит любить женщину?

– Хватит! – резко перебив, Фат встала. – Ты действительно болтлив! Пусть будет, как ты придумал. Я буду наблюдать за входом, и стража не заставит себя ждать, а ты поторопись.

Она стояла, как натянутая тетива, величаво держа голову с седеющей копной волос. Сааремат, невольно восхитившись, присмотрелся и поразился: амазонка дрожала. Сцепив зубы до подрагивания скул, она боролась с собой, но сколот заметил. Внутри у него что-то надломилось, и, поддавшись непонятному чувству, он сказал:

– Фат, мы вряд ли ещё будем наедине, я сказал много злого. Прости. Человек слаб, и нельзя его за это казнить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.