– Припев простой. Запоминайте слова. Потом будем петь хором.
Чтобы лучше запомнилось, я слова припева усиленно дополняла мимикой и жестами, как сурдопереводчик. Так что когда после второго куплета я обратилась к гостям:
– Поём вместе! – мою песню подхватил мощный хор. Смотрели при этом все на капитана Криди, и точно как в песне «он бледнел, он краснел», а гномы дружно ухмылялись и с энтузиазмом ревели:
– Ка-пи-тан, ка-пи-тан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля! Ка-пи-тан, кА-пи-тан, улыбнитесь! Только смелым покоряются моря!
Когда песня подошла к концу, в горле у меня пересохло и я зашарила рукой в попытке найти кружку. Кто-то добрый вложил в ищущую длань стопочку, я одним большим глотком втянула в себя обманчиво прохладную жидкость, взорвавшуюся внутри огненным фейерверком.
Когда слух и зрение вернулся ко мне, я услышала восторженные крики и стук кружек слушателей. Никогда раньше моё исполнение не пользовалось таким успехом. Я польщено поклонилась. Это было ошибкой. Стол стремительно приблизился ко мне и раздался громкий стук от соприкосновения моего лба с каменной столешницей:
– БУМ!
Звук вышел таким звонким, что настала тишина, в которой я услышала громкое «Ах!» наших дам.
– Даша, ты цела? – раздался встревоженный голос Илиниель.
Я оторвалась от столешницы и успокаивающе улыбнулась:
– Не волнуйся, Иличка! Что со мной сделается? Даже не больно… Ваш самогон хорошая анестезия, – обратилась я к королю. Только в последнем слове запуталась. – Ане-те-зия…
Я несколько раз попыталась произнести вдруг ставшее сложным слово правильно, но с каждым разом получалась всё хуже. Я плюнула на это дело, причём буквально, и замолчала. Похоже, я чуть-чуть опьянела. Мне лучше молчать, чтобы не наболтать лишнего.
– Правильное решение, – тихонько произнёс рядом граф Лаэрто.
– Вы что, граф, читаете мои мысли?
– Нет, баронесса, вы говорите вслух.
Боже мой, это теперь даже думать надо тихо! И думать, о чём думать, а о чём не стоит.
– Очень правильная формулировка, – поддержал граф Лаэрто.
Я посмотрела на графа. Бедненький! Он всегда на работе – ни выпить, ни расслабиться… Потом перевела взгляд на тревожно следившую за мной маркизу. И она бедненькая! И Арику жалко! И Илиниель! У всех есть какие-нибудь проблемы, я помню. Мне всех жалко! А жальче всех себя! Слёзы побежали из глаз. Похоже, сейчас начну жаловаться на жизнь. Нужно сбегать, пока не поздно.
– Мне надо уйти! – произнесла я в пространство, так как из-за слёз уже не видела, где принцесса.
Попыталась встать, но чуть не упала.
– Арика, помоги Даше! – услышала я голос принцессы. – Вы позволите им уйти, Ваше Величество?
– Она ещё долго продержалась. Пусть идёт, если дойдёт…
Граф лаэрто помог мне встать и передал в руки Арики. Когда мы сделали пару шагов от стола, рядом оказался Окки:
– Госпожа, обопритесь на меня. Я помогу.
Вдвоём они вывели меня из зала. Шли мы до наших покоев долго, и всю дорогу я плакала, жаловалась на герцога, говорила, как мне плохо. Ног я не чувствовала и почти висела на Окки. Если бы не он, то мы бы не дошли до нашей спальни. Сознание временами уплывало и окончательно покинуло меня, когда Арика открыла дверь и произнесла:
– Слава богам, дошли!
Глава 7. Плохо мне, плохо
Я очень боялась этой ночи. Боялась, что мне будет плохо. И мне было плохо. Очень плохо! Но совсем не так, как я думала. Я не тосковала об утерянном наслаждении, поцелуях и страсти, не ломала голову над тем, что же в действительности думает обо мне герцог. Я о нём вообще не вспоминала. Трудно отдаваться любовным страданиям, когда тебя выворачивает наизнанку. Всё-таки гномий самогон не для слабых женщин. А запивать его пивом стало губительной ошибкой, добившей мой хрупкий организм.
К счастью, ухаживали за мной Мисси и Окки, а Арика куда-то исчезла к моменту моего первого прихода в сознание. Если бы я была способна, то обрадовалась. Хоть мы с ней и сдружились, но всё же не настолько, чтобы спокойно смотреть в глаза после такой совместной ночи. А Мисси и Окки были свои люди, которым я доверяла на все сто. Окки выносил горшок с моей рвотой и перетаскивал до кровати, когда я падала. Мисси обтирала меня, давала какие-то отвары, хоть частично снимавшие головную боль и тошноту. В общем, раньше я сказала бы, что легче умереть, чем так мучиться. Но сейчас, дважды побывав на грани, я так никогда не скажу. Сейчас я знаю, что даже мучиться, это лучше, чем умереть. Тем более, мучиться от похмелья, а не от разбитого сердца. Похмелье – оно преходяще.
Под утро мы с Окки совпадали по цвету. Оба зелёненькие.
– Спасибо тебе, Окки. Иди отдохни. Теперь мы с Мисси справимся. Тебе ведь сегодня ещё к своим ехать. Ну, тем, кого Барнабас считает твоей роднёй, – поправилась я.
Окки побледнел-позеленел ещё больше. Медленно пошёл к выходу, но у самого порога остановился, повернулся и с жаром торопливо попросил:
– Госпожа баронесса! Может, вы со мной поедете?
По его умоляющим глазам стало ясно, как это для него важно.
– Хорошо, Окки. Я попробую отпроситься у принцессы. Отдохни хоть немного, а потом найдёшь меня. Если меня отпустят, то поеду с тобой обязательно.
Парень столько раз меня выручал, нельзя оставить его в трудную минуту. Да и принцессе он службу сослужил. Напомню, если что, ей об этом.
Обнадёженный Окки нас оставил. Мисси приготовила мне ванну, помогла привести себя в порядок, замаскировав шишку на лбу, разбитую губу и царапины на щеке.
– О боже! Кто это меня так?
– Простите, госпожа, это вы всё сами, – мягко сказала Мисси, укладывая мне волосы. – Шишечка – это когда вы лобиком в стол врезались. Губу перстеньком рассекли, когда по ней ручкой хлопали и приговаривали: «Молчать, Даша!»
– А царапины?
– Это после того, как Окки вас с ковра поднял, у вас щёчка зачесалась.
Я потёрла лоб. Шишка болела.
– Не трогайте, госпожа! А то пудру с эффектом иллюзии смахнёте.
– Спасибо, Мисси, за заботу. Что бы я без тебя делала? Ты наверняка устала, а тебе даже отдохнуть по-настоящему не удастся.
Мисси улыбнулась мне в зеркале:
– Ничего, госпожа! Зато с вами не соскучишься.
– Если принцесса меня отпустит, то тебя я с собой взять не смогу. Ты же сейчас не только моя служанка. Ты здесь больше меня нужна.
– Что же, главное, чтобы вы поехали. Окки очень волнуется. А там неизвестно, что его ждёт. Вдруг обидят. Он ведь бастард, мать его одна вырастила.
Мисси погрустнела. Она и сама растила внебрачного ребёнка, оттого особенно сочувствовала полугному.
– Ты права! Надо обязательно поехать с ним. Я его в обиду не дам!