Когда они вернутся

В 1979-м, когда вернулась последняя из них – Ванда Новак, в их клане царило оживление. На девочу возлагались определённые надежды. Потому что никто из женской части сорока четырёх пока не родил возвращенца. Когда Ванда родила своего первенца, доктор Андрэ Мартен тщательно обследовал младенца, но никаких абсолютно признаков потенциального возвращенца не обнаружил. А значит Ванда не могла быть Великой. И почти все в их клане стали верить, что на их жизнь встреча с Великими не запланирована.

Но не Кумар. Он, будучи индуистом, верил в реинкарнацию. И в неслучайную связь с другими людьми. Потому и возвращение своё принимал не так, как все в его клане. Он верил в миссию и в то, что в жизни всё не случайно. Что если он, Кумар, вернулся во второй раз на то же место и в то же время, то в этом должен быть сакральный смысл.

И кроме того индус верил в то, что если у умершего остались какие-то незаконченные дела или неисполненные желания, душа не может переродиться в новое тело. Она так и будет слоняться между двумя мирами, пока её желания не исполнятся, а дела не будут завершены. Значит Событие должно произойти, это дело не может остаться незаконченным. А Великие должны появиться.

Ещё в нём была некая сверхчувствительность. Он не задумывался о природе своих предчувствий. Но очень им доверял. В год и день рождения Ванды, он чувствовал что-то ещё, кроме радости от рождения последней из возвращенок. Как ребёнок, не сделавший домашнее задание, чувствует вину, так же и индус испытывал дискомфорт. Будто он что-то забыл. Будто он чего-то не сделал. Будто что-то судьбоносное происходит, а он, Кумар это прощёлкал. Потому и рождению Ванды радовался не в полную силу. Предчувствие было тревожным.

Кумар был математиком. С идеальным музыкальным слухом, что нередко бывает в среде математиков. Недаром в Греции музыка считалась частью математики. В древности верно говорили: «Вначале было число». Многие математики начинали свою деятельность с увлечения музыкой. Как и наоборот, многие музыканты использовали математику для написания своих шедевров. Например, Бах, любимый композитор Кумара.

Идеальный музыкальный слух индуса уловил в тот день некий диссонанс. В его голове уже «разговаривали» 44 человека. А с 19 июля 1979-го по всем законам голос должен был прибавиться один. Но Кумар слышал ещё кого-то. Робкий девичий голосок, который почти не давал о себе знать. Это был голосок девочки – подростка, который математик слышал очень неотчётливо, но тем не менее слышал.

Голосок появлялся, когда девочка не могла скрыть своих чувств: плакала или смеялась. А в остальное время он замолкал, иногда надолго. Кумар уже научился вычленять его среди других голосов в своей голове, на то у него и был идеальный слух.

Он ждал этот голосок, радовался его появлению. Но поскольку он появлялся не часто и бессистемно, Кумар пришёл к выводу, что девочка умеет закрываться от всех. Она не даёт услышать себя всему клану. И если бы не особые музыкальные способности, Кумар бы тоже ни за что его не почувствовал. Голосок был, как предчувствие. Он никогда не звучал громко. И избегал общения с остальными сорока четырьмя голосами.

О своей находке индус не рассказывал никому. Это была его сокровенная тайна. Его открытие. Он совершил немало достижений в математике, но тайна девочки занимала больше всего остального.

Как и любой другой учёный, он изучал и анализировал. Он углублялся в эти мысли так часто, как мог себе позволить.

Впрочем, одному человеку он всё-таки отрылся.

Эдуар-Тома Симон был коренным таитянином. Со свойственной тем открытостью взглядов и чувств. Он единственный, кроме самого Кумара, не поверил, что в этой жизни не произойдёт События. И что Великие не родятся.

Не потому, что верил, а потому что привык подвергать сомнению очевидное. Эдуар-Тома вообще не считал, что чего-то произойти не может. А потому не поднял на смех Кумара, когда тот рассказал о своей находке.

– Так ты думаешь, что девочка родилась? Великая? – только и спросил островитянин.

– Да. Я думаю, что да. Я плохо её понимаю, почти не слышу. Но в моей голове определённо появился некто посторонний.

Эдуар-Тома не стал шутить по поводу голосов в голове. В конце концов он и сам их слышал. Пожал плечами и спросил:

– И что? Не думаешь, что нужно кому-то рассказать?

– А что я могу рассказать? Я слышу этот голос, как эхо. Будто это тень, которую отбрасывает обычная речь.

– Может тебе посоветоваться со специалистом? С психологом? С Хью?

– Я и советуюсь со специалистом. Мне не нужно, чтобы копались в моих мозгах и чувствах. Мне нужен препарат, который бы смог обострить моё восприятие. Чтобы я мог услышать более чётко. Ты – невролог. Можешь мне что-нибудь посоветовать?

– Если ты мне опишешь подробнее действие препарата, что тебе нужен, я составлю рецептуру сам. А моя Исидора его приготовит. Она же – фармацевт. Это по её части.

– О, так вы с красоткой Исидорой всё ещё вместе?

– Да. Мы бы поженились, но пока не можем понять, в какой стране осесть. Так и носимся друг к другу. Но это ладно. Расскажи мне ещё о нашей предполагаемой Великой.

И Кумар рассказал всё, что знал. Вернее, слышал.

И вот теперь, перед встречей он заметно нервничал. Всё дело в том, что голос в его голове со вчерашнего дня значительно усилился и окреп. И виной тому не медицинские препараты.

Кумар знал, чувствовал, что она близко. Его судьба, его карма, его предназначение. То, ради чего он живёт уже вторую жизнь.

Ванда Новак бывала на сборах сорока пяти уже много раз. Обычно такие встречи проводились ежегодно и назначались очень заранее. Нынешняя спешка её удивила и насторожила.

Из Копенгагена, где она теперь проживала, они с Петерсеном вылетели ещё ночью. В Пригороде Парижа у сорока пяти был куплен особняк, способный разместить всех с комфортом.

Но Ванда спать не стала, она просто бросила чемодан в своей обычной комнате, прошла по коридору и громко постучала в комнату Андрэ. Потом ещё раз постучала, толкнула незапертую дверь и убедилась в отсутствии доктора.

Вот тоска. До утра так и не уснула и первой отправилась в зал обычного сбора.

Вызнать у сэра Томаса, который прибыл засветло, ничего не удалось. Старик многозначительно улыбался просил набраться терпения.

К полудню их набралось 23. Почти все остальные, кто успевал на встречу, подъехали в течение следующего часа. Не было лишь Карлоса, чей самолёт из Аргентины должен прилететь только к четырём, и почему-то Андрэ, уж он-то мог бы приехать вовремя. Из Парижа в пригородный особняк сорока пяти было не больше часа езды.

Наконец подъехала машина. В зал вошёл Андрэ. Вслед за ним вошла молодая женщина и мальчик-подросток.

Женщина была ничего себе. Примерно одного возраста с Вандой. Правда низкого роста. Но худенькая, симпотная. Одета она была стильно. Костюм, состоящий из пиджака и шортиков. Было хорошо видно, что ножки у незнакомки стройные. И одеты эти ножки в чулочки чуть выше колен и короткие ботиночки. Но в целом особо красивой её было не назвать.

А вот мальчик был красавцем из красавцев. Ванда прямо пожалела, что она уже больше не подросток.

– Знакомьтесь. – Представил Андрэ своих спутников. – Доктор Валерия Василенко и её сын – Герман.

– Русские? Оба-на. Коммунистов в их компании ещё не было. Видимо что-то в этой русской было, потому что мужчины приосанились и стали буквально лучиться гостеприимством. Женщины же наоборот, пялились на Германа, Ванда даже немного взревновала.

– Прошу вас, просто Лера. – голос у русской оказался низким и хрипловатым.

Она села на указанный стул и вопросительно посмотрела на Андрэ. «Зачем я здесь?» – говорил её взгляд. Но объяснил всё не доктор.

Заговорил сэр Томас.

– Добрый день доктор Василенко. Я сейчас объясню вам, для чего вы здесь, кто мы такие, и для чего собрались почти полным составом. Поверьте, не было у нас до сих пор гостя более важного.

В общем, рассыпался перед дамочкой, будто она монаршая особа.

А потом понёс обычное: нас сорок пять, мы способны возвращаться и проживать свою же жизнь. Мы возвращаемся, чтобы овладеть знаниями и навыками, потому что у нас есть миссия.

Всё это Ванда слышала не раз, поэтому она перестала слушать и стала разглядывать русскую.

Та сидела с каменным лицом, даже после слов, что она – одна из нас, выражение не изменилось. Никакого тебе восторга, никакого изумления. Тебе говорят, что ты особенная, а ты и бровью не ведёшь? Странно это.

И вдруг случилось нечто ещё более странное. После слов старикашки, что де она – особеннее даже нас особенных, что она – Великая, докторша расхохоталась. Громкий и заливистый смех заставил всех остолбенеть, а сэра Томаса замолчать.

– Доктор Мартен, – обратилась она к Андрэ, – Вы всё же решили, что мои проблемы достойны психушки?

Она огляделась и продолжила:

– Спасибо хотя бы за то, что больницу выбрали комфортную.

– Что вы, доктор, у меня и в мыслях не было. – залепетал бедный Андрэ и растерянно обвёл взглядом присутствующих.