– А вы останьтесь, – строго сказала мне кондукторша. – Я пока сообщу, куда надо.
Она удалилась по проходу в сторону кабины водителя.
– Она же не думает, что это мы его укокошили? – забеспокоился Вадик.
– Думать будут другие, – ответила я, ныряя рукой в карман джинсов.
Какая я все-таки умница! Не зря прихватила с собой запасную кассету!
– Вадик, быстро замени кассету и сделай дубль! – Я торопливо сунула маленькую коробочку в руку стажеру. – А отснятую дай мне и попробуй только проболтаться, что она существует!
– Понял, – сказал Вадик, ловко производя замену и приступая к работе.
Пожалуй, из парня все-таки получится оператор!
Я покосилась в сторону кондукторши – она стояла к нам спиной и ничего не видела. Вздохнув, я опустилась в пластмассовое кресло по другую сторону прохода и посмотрела в окошко. Позади нас медленно, но верно скапливались трамваи. На остановке толпились возмущенные пассажиры. Милиции пока не было видно, но я не сомневалась в том, что она скоро появится.
Вот интересно, где я могла видеть этого мужика? Личность убитого отчего-то казалась мне знакомой. Такие приметные уши, просто крылья летучей мыши… И эти рыжие волосы, и белозубый оскал…
И тут я подпрыгнула в твердом кресле, чувствительно ударившись задницей о гладкий пластик! Вспомнила! Та морда на утреннем газетном развороте! Клянусь, на нем был наш покойник!
А что это была за газета? Черт ее знает! Какое-то иллюстрированное бульварное издание, развлекательное «желтое» чтиво, которое покупают в дорогу. Названия я не видела, мне достался центральный разворот, даты выхода газеты я тоже не знаю – и не узнаю, разве что ворвусь в киоск «Роспечати» и переворошу все подобные издания. Но где гарантия, что нужная газета не продана, скажем, неделю назад? Да и поезд, из вагона которого спланировала на меня бумажка, вышел вчера утром из Питера, может, это было какое-то местное издание?
Я обреченно вздохнула. Похоже, выход у меня один: сразу, как только разделаюсь с милицией, бежать на вокзал и потрошить давешнюю мусорную урну.
Простая мысль о том, что можно оставить все как есть и не лезть не в свое дело, почему-то вовсе не пришла мне в голову!
Кассету с видеозаписью милиционеры у нас, разумеется, конфисковали, распространяться о случившемся в эфире категорически не велели, но я к этому была готова. Едва вагон с опергруппой и трупом укатил и движение транспорта наладилось, мы с Вадиком отважно взяли на абордаж другой трамвай. Там никаких криминальных жмуриков не было, и Дмитрий Палыч получил-таки ожидаемый сюжет в вечерний выпуск.
Сдав шефу готовую работу, я ускользнула в гардеробную и залезла в самый дальний шкаф, забитый неликвидным барахлом, которое экономному Алексею Петровичу жаль было выбросить на помойку. Среди прочего хлама в куче тряпья нашлись совершенно новые, но дивно безобразные комбинезоны из веселенькой ткани ярко-красного цвета, фактурой напоминающей дерюжку. Не знаю, за какой надобностью эти одеяния вообще у нас завелись, не иначе все тот же Алексей Петрович на всякий пожарный подгреб какую-нибудь гуманитарную помощь. Я ни разу не видела никого в подобном наряде на просторах родной телекомпании! К комбинезонам – безразмерным, но снабженным массой застежек-липучек для подгонки их по фигуре, – прилагались еще оригинальные головные уборы из той же кумачовой рогожки: нечто вроде широкого матерчатого обруча с двумя козырьками. По моим прикидкам, носить их можно было, как минимум, двумя способами: ориентировав козырьками соответственно на лоб и на затылок или же прикрыв этими крылышками уши. Я примерила чепец на второй манер и нашла, что здорово смахиваю на спаниеля!
Затолкав один комплект обмундирования в специально принесенный пакет, я покинула гардеробную, прихватила из редакторской свою сумку и пошла на вокзал – грабить помойку на перроне.
Сначала я думала дождаться темноты, но побоялась, что могу опоздать. Вдруг мусорный бачок опорожнят раньше? Кроме того, вокзал – это стратегический объект, ребята из линейного отделения транспортной милиции постоянно несут там караул, и в потемках они будут особенно бдительны. Не хватало еще, чтобы меня задержали за таким странным занятием!
Первым делом я прошла на стоянку, заплатила по счету за парковку Иркиной машины, предупредила, что отъеду через пару минут, и оставила в салоне свою сумку. Потом через здание вокзала проследовала на перрон, оттуда прошла прямиком в дамский туалет и, уединившись в кабинке, натянула на себя прямо поверх джинсов и майки помятый красный комбинезон. На голову водрузила форменный чепчик, максимально затенив лицо козырьком. Сунула в карман освободившийся пакет, глянула на себя в зеркало и содрогнулась! Ну и видок! Эх, почему меня не видит Крис де Бург, спел бы мне в утешение свое знаменитое «Леди ин ред»!
Я мужественно поборола горячее желание вернуть себе нормальный облик и покинула место общественного пользования, проигнорировав сдавленный окрик служительницы, решительно не помнящей, чтобы этакое чучело в красном входило в заведение, и, вероятно, желающей еще раз содрать с меня плату за пользование сортиром.
В процессе одевания манипуляции с липучками я опустила, поэтому комбинезон сидел на мне куда менее изящно, чем самое корявое седло на самой неграциозной корове. Да и измят он был дальше некуда, так что рядом с мусоркой я смотрелась вполне органично. Но нужный бачок я нашла только с третьей попытки, причем мне едва не помешали – не стражи порядка, как я боялась, а собратья-бомжи: две такие же бесформенные фигуры, одетые, правда, гораздо менее броско.
– Че ты тут делаешь, падла? – визгливо заорала невесть откуда взявшаяся потрепанная мадам в прозрачном пластиковом дождевике поверх ветхой ночной сорочки и с фингалом на пол-лица. – Серега, держи гадину!
– А ну, шука, вали отшедова! – поддержал свою леди щербатый босоногий джентльмен в брезентовых штанах на помочах из бельевого шнура, замахиваясь на меня сломанным зонтом. – Ща как дам по хребтине!
Я торопливо выхватила из благоухающей гнилыми фруктами емкости вожделенный газетный ком и поспешила ретироваться, спасая упомянутую хребтину от жестокой расправы. Очевидно, нарушителей конвенции здесь не жалуют!
– Ходют тут всякие, куска хлеба лишают, – продолжала верещать неотступно следующая за мной тетка.
Я прибавила шагу, потом почти побежала. Благо Иркина машина стояла метрах в пятидесяти, а в беге на короткие дистанции я могу посостязаться и с зайцем.
Быстро открыв дверцу, я швырнула газетный ком на заднее сиденье, плюхнулась на водительское место и отъехала со стоянки. Поотставшие бомжи остановились, отдуваясь.
– Ну ни фига шебе! – хлопнув себя по грязным брезентовым коленкам так, что в воздух взметнулись два клуба серой пыли, возмущенно воскликнул шепелявый Серега. – Да шо же она там такое выкапывает, ешли на швоей машине по помойкам еждит?
– Небось не пьющая, – с завистью сказала бомжиха и, посуровев, отвесила мелкорослому спутнику крепкий подзатыльник.
Я открыла дверь и сразу поняла, что в квартире без меня кто-то побывал: в помещении витал стойкий запах рыбы. Я обычно не использую в качестве ароматизатора воздуха сельдь иваси!
Оставив на тумбочке в прихожей сумку и пакет с газетой, я прошла в кухню и вздохнула: все ясно, приходил Колянов дядя, знатный рыболов-любитель, принес мне гостинец, чтобы я не оголодала в отсутствие мужа. И, смотрю, добрая душа, пытался подкормить не только меня!
В кошачьей миске на полу высилась заиндевевшая голова гигантского толстолобика с остекленевшими красноватыми очами. Перед миской с таким же отмороженным видом сидел зеленоглазый кот, на морде которого явственно читалось глубочайшее замешательство. Рыбья голова своими размерами превышала кошачью почти вдвое и выглядела совершенно неприступной.
– Давно так сидишь? – поинтересовалась я, распахивая окно.
Кот неуверенно оперся передними лапами о монументальный череп толстолобика и опасливо посмотрел сверху вниз.
– Переход Суворова через Альпы, – прокомментировала я.
Тоха издал протяжный негодующий крик и пошел в обход миски, неприязненно косясь на неприступную рыбью голову и нервно подергивая пушистым хвостом. Я присела рядом и успокаивающе погладила возмущенное животное.
Достав из-под мойки специальную кастрюлю, я перевалила в нее серебрящуюся, словно цельнометаллическую, голову, залила ее водой из-под крана и поставила на огонь. Тоха, все еще обиженно вякая, забрался на табурет, обвил лапы хвостом, насупился и замер в ожидании ужина.
– Стереги, чтобы не убежала, – предупредила я, уходя в комнату.
Мне не терпелось развернуть газету и узнать, кем же был трамвайный покойник. Оказалось – только представьте себе! – он был мирным чудаком – ботаником!
Статья без начала и конца, оставшихся, увы, на других страницах (идиотский принцип верстки!), повествовала об успехах некоего ученого ботаника Владимира Усова в деле борьбы за экологическую чистоту кубанских водоемов. Оказывается, этот самый Владимир однажды зачем-то выплеснул в чан с мыльной жижей воду из аквариума, рыбки в котором еще до того благополучно сдохли. Очевидно, господин Усов был не большой аккуратист. Оставив помои в тазу, он отбыл в месячный отпуск, а когда вернулся, нашел в ржавой емкости не гнилое вонючее болото, как следовало ожидать, а чистейшую воду, покрытую толстым слоем мясистых зеленых листьев. Экзотическое растение эйхорния, не доеденное безвременно усопшими рыбками в аквариуме, не только радостно прижилось в мыльном болоте, но и расплодилось, и даже отфильтровало воду до ключевой чистоты!
Воодушевленный ботаник принялся вдохновенно экспериментировать, и его дальнейшие опыты подтвердили уникальные способности эйхорнии по части очищения грязных водоемов. Так, выгребная яма во дворе усовской дачи превратилась в прозрачное озерцо за неделю. Вонючий пруд, за много лет безнадежно загаженный стоками птицефабрики, очистился за два летних месяца настолько, что в нем теперь не только купаться можно, но даже и принимать воду из него внутрь без всякой предварительной обработки!
Владимир Усов уверил корреспондента газеты в том, что посадочного материала у него уже достаточно, чтобы за оставшиеся теплые месяцы – август и сентябрь – очистить еще пару городских водоемов. Причем с наступлением холодов чудодейственная эйхорния попросту вымрет, и всю зеленую массу можно будет выгрести на берег баграми и пустить на корм скоту. Кубанский скот еще, правда, не знал о грядущем изменении в своем рационе, но священные индийские коровы, по словам ботаника, трескали эйхорнию за милую душу.
Дочитав до этого места, я спохватилась, что еще не покормила своего собственного скота, тьфу, кота, и побежала на кухню. Как раз вовремя! Вода в кастрюле с рыбой закипела, вспенилась шапкой и едва не потекла на плиту. Встревоженный кот начал орать, я шикнула на него, доварила толстолобика, вытряхнула его в раковину и, дождавшись, пока мертвая голова остынет, разобрала ее, отделив съедобное от несъедобного.
Кот азартно чавкал на полу, а я сидела над расправленной газетой, смотрела на портрет счастливого Владимира Усова, победно потрясающего перед камерой пучком мясистой зелени, и думала: кому мог помешать мирный ботаник? Может, в наших краях появилось какое-нибудь агрессивное антиэкологическое движение? Такой Гринпис наоборот?
Так ничего и не придумав, я аккуратно вырезала статью из газеты, поискала, куда бы ее деть, и вспомнила про зеленый конверт, который всучила мне Галка-Осения. Я положила в него газетную вырезку и сунула конверт на полку между книгами.
Про кассету с видеозаписью я не забыла, просто не могла ее сейчас посмотреть. Съемка велась профессиональной цифровой видеокамерой, и обыкновенный бытовой видик для просмотра готового материала никак не годился.
– Ладно, приду завтра на работу пораньше и там посмотрю, – сказала я сама себе.
Потом наскоро прибрала на кухне и быстренько сбегала на помойку, чтобы без почестей захоронить в мусорном баке бренные останки толстолобика. Вернулась домой, сложила в небольшую дорожную сумку кое-какие личные вещи, сунула под мышку сонного наевшегося зверя, плотно закрыла окна, заперла дверь и поехала в Пионерский микрорайон – сторожить Иркины хоромы в компании кота Тохи и собаки Томки.
Бурная радость, выказанная овчаркой при моем появлении, была просто умилительна! Том скакал вокруг меня на задних лапах, как дошколенок вокруг новогодней елки – до полноты сходства ему не хватало разве что маски зайчика. Растроганная, я от души накормила пса говяжьей тушенкой из Иркиных стратегических запасов, побегала с ним по просторному двору за мячиком, устала как собака и так же, как сам Томка, вывалив язык, вползла на высокое крыльцо: отсиживаться и отдыхать.
Постепенно стемнело, в черном небе, не засвеченном городскими огнями, дрожа, засияли крупные августовские звезды. Я вынесла на крыльцо блюдо с обнаруженной в холодильнике жареной курицей, водрузила его себе на колени и, мечтательно поглядывая на бархатное небо с просверками падающих звезд, неспешно обкусывала куриную ногу. По правую руку от меня устроился пес, по левую кот. Я то и дело поочередно выдавала им порции мяса, которое звери уплетали быстро, но благовоспитанно. В общем, мы проводили время с толком и с большой приятностью.