Бонд, мисс Бонд!

Угловатая фигурка на подоконнике изменила позу. Теперь Фантомас стоял на коленях, прижавшись лицом к стеклу. Под желтыми ладошками и расплющенным в пятачок носом расплылись туманные пятна.

– Куда это он засмотрелся? – удивился доктор Семин.

Зимой роскошные больничные клумбы прятались под снегом, и на лавочках в поздний час не было ни души.

Но кто-то же запустил эту штуку?!

Призрачно белея в темноте, в звездное небо медленно возносился большой целлофановый пакет. Под ним, распухшим, как подушка, яркой звездочкой горел живой огонек.

Андрей дернул раму и настежь распахнул окно.

Подхваченные ветром, со стола доктора вспорхнули бумаги, и стало слышно, как в своей палате смеется Фантомас.

Летательный аппарат прошел совсем близко, и Андрей успел разглядеть и сам пакет (большой мешок для мусора!), и подвешенную под ним на тонких стропах-проволочках горелку – донышко пивной жестянки.

– О-бал-деть! – запрокинув голову, по слогам восторженно произнес доктор Семин.

Андрей скользнул изумленным и недоверчивым взглядом по расплывшейся в широкой улыбке мордашке Фантомаса и выбежал из кабинета, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.

– Андрей Палыч, куда?! – спохватился скучавший в коридоре водитель-охранник.

– Витя, давай за мной! – на бегу скомандовал Андрей и, проскочив мимо лифта, запрыгал вниз по ступенькам.

Старик на балконе пятиэтажки докурил сигарету и по крутой дуге отправил бычок к земле – как будто самолет пошел на посадку. Петрович запомнил место его приземления, выждал немного и пошел подбирать окурок. В этот момент во двор влетели и закружились вокруг чадящего мусорного бака два мужика.

Петрович прижался к стене и боком-боком двинулся вдоль нее к выходу со двора.

– Стой! – заметив движение, гаркнул, как выстрелил, один из тех мужиков.

Петрович замер и зажмурился.

– Витя, не бей его! – подоспел второй мужик.

Он был постарше и очень хорошо одет. Солидный дядька, только весь расхристанный, запыхавшийся и с глазами, как у больной собаки.

– Твоя работа? – указательным пальцем запыхавшийся мужик потыкал вверх.

– Нет, нет, это не я! – забормотал Петрович.

– Ага, не ты! Ври больше! – громко фыркнул мужик помоложе.

– Я больше не буду! – жалко скривился Петрович.

– Еще как будешь! Витя, в машину его! – мужик постарше повернулся и зашагал в темноту.

– Андрей Палыч, он же грязный! – возмутился молодой.

– Отмоем! – донеслось из темноты.

– Девчонки! А что я вчера видела, вы не поверите!

Люся сделала глаза круглыми стеклянными пуговицами и шваркнула свою сумку на стол, едва не перевернув тарелочку с печеньем.

– Людмилексанна, я вас попрошу! – по обыкновению, слепив имя-отчество коллеги в одно слово, строго сказала Жанна Марковна.

И, не договорив, о чем она, собственно, просит, длинно и нежно подула на блюдечко – легендарное, с голубенькой каемочкой.

Она держала его на треноге коричневых артритных пальцев, как казалось Оле, в неустойчивом равновесии. Тем не менее за годы ежеутренних чаепитий в учительской блюдечко Жанны Марковны ни разу не проявило себя как летающее.

Жанна Марковна держала под контролем всех и вся. У нее даже фонтанирующие эмоциями подростки ходили по струночке, что уж там говорить о тихих неодушевленных предметах.

Пятьдесят лет педагогического стажа – это сила и мощь, которую не спрячешь в чемоданчик с красной кнопкой!

– Ой, извините, Жанночка Марковочна! – подобострастно улыбнулась Люся, сдернув свою сумку со стола, как нашкодившую кошку. – Я очень взволнована.

– Как обычно, – едко заметила старуха, протягивая руку за печеньем.

На блеклом фоне старожилов учительской Люся, совсем недавно выпорхнувшая из стен пединститута, смотрелась интригующе и ярко, как фингал под глазом.

Люсю отличали: повышенная нервная возбудимость, неукротимая гиперактивность и детская склонность к безудержным фантазиям. Спаянный педагогический коллектив принял резвую младую училку в свои объятия и теперь сдавливал ее, как застывающий цемент, но непокорная Люся рвалась из оков.

Оля с укором посмотрела на бунтарку.

Сколько раз ей говорить, чтобы не связывалась с Марковной!

Начинающей учительнице никак нельзя портить отношения с завучем, это как теленку с волком бодаться: Марковна, если захочет, в два счета испоганит Люсинде ее молодую цветущую жизнь! Способов много: расписание составить такое, чтобы учитель с утра до вечера в школе торчал, поурочные планы на проверку затребовать, поставить бесплатно замещать заболевших коллег, непрофильных нагрузок добавить…

Тут Оля вспомнила, что на большой перемене ей снова придется дежурить в столовой, и тихо вздохнула. Уж лучше бы ей, как Люське, пришкольный участок с детьми копать, честное слово!

На прошлой неделе Ольга села на диету и теперь переживала мучительный разлад между разумом и телом.

Разум требовал максимально дистанцироваться от высококалорийных продуктов питания, а тело реагировало на вредную пищу, как железная гирька, конфигурацией до обидного схожая с плотным женским телом, на мощный магнит.

Вчера, когда неразумные первоклашки затеяли перебрасываться столовской едой, Ольге Павловне внезапно захотелось подпрыгнуть и зубами выхватить из воздуха помятую котлетку!

То-то было бы зрелище для первоклашек…

Пожалуй, детки вызывали бы прыгучую Ольгу Павловну на бис до тех пор, пока у поварихи тети Маши не иссякли бы запасы котлет!

– Так вот, что я видела, девочки! – оживленно продолжила Люся, нисколько не смущенная ни репликами Марковны, ни взглядами Ольги, ни самоочевидной неуместностью обращения «девочки» применительно к старшим коллегам, среди которых, к тому же, далеко не все были женского пола. – У нас на улицах похищают людей!

– Доложите по форме: на каких улицах, каких людей, почему сразу похищают? – забрюзжал преподаватель ОБЖ Александр Аркадьевич – классический армейский дуболом на пенсии.

– Санаркадьич! – покачала головой Жанна Марковна.

– Докладываю!

Неуемная Люся расправила плечи и затарахтела: