Восемнадцать ступенек. роман

– Лёнь… Что, опять? – хихикаю я, а ты уже начинаешь движение бёдрами вверх, прикрыв глаза и ухватив меня за локти.

Там, внизу, еще не совсем твердо, недостаточно горячо, но ты действуешь уверенно и властно, и я подаюсь тебе навстречу, охваченная жаждой впустить тебя, соединиться, слиться в акте любви, поделиться с тобой своим жаром, и пылом, и соками. Но ты ускоряешься, полувскрик—полустон, и вот, я чувствую, как колотится твое сердце, как хрипло ты дышишь, и понимаю, что, кажется, снова не успею прийти к финишу. Плевать. Продолжая сидеть на тебе верхом, кончиками пальцев вожу по твоим ресницам, по лбу, силясь разгладить морщинки, трогаю твои губы и подбородок, будто слепец, пытающийся наощупь увидеть черты любимого лица.

Тянешься за сигаретами, раскуриваешь сразу две, одну вручаешь мне. От табака уже сухо во рту, но все равно курю, следя за солнечными бликами, плавающими по комнате подобно странным следящим радарам.

– Лёнь…

– Что, миленькая?

– А поцелуй меня… Там.

– Миленькая, я никогда никому… Ты же знаешь… Впрочем…

Гасишь сигарету, опрокидываешь меня на спину, проводишь языком по моему горлу. Твое сердце бьется спокойно и размеренно. Плавно спускаешься ниже, и вот ты уже целуешь мои бедра, торопливо чмокаешь между ног, прямо в зудящую влажную розовость. Странно, я так ждала, и что же… Мне приятно? Или щекотно? Не могу понять, но прошу тебя продолжать. Что-то не так, но что? Неважно, подаюсь тебе навстречу, плавно поднимаю бёдра и опускаю их, прижимаюсь к тебе все плотнее, и вот мне на секунду кажется, что это не ты ласкаешь меня языком, а я сама трусь и насаживаюсь на твой язык и на твои пальцы. С горем пополам финиширую, выдыхаю, сажусь, притягиваю к себе твое лицо и крепко целую, внезапно поняв, что, собственно, показалось мне странным – ты абсолютно спокоен, ни следа от возбуждения, твой детородный орган также абсолютно безволен и аморфен и мягок.

– Не делай так больше, если тебе не нравится, – говорю еле слышно в твой затылок.

– Главное, чтоб тебе нравилось, – цепляешь бутылку за горлышко, пиво льется по стаканам, пенные барашки лопаются маленькими пузырьками, они похожи на липкий тополиный пух.

Окунаю губы в эту пену, прикрыв глаза, пью, чувствуя, как в затылке начинают постукивать молоточки.

– Лёнь, а давай кофе попьем, или чая?

Я понимаю, что уже крепко перебрала. Иногда в такие минуты у меня похмелье начинается резко и внезапно, от него трезвеешь моментально, и приходит тошнота, головная боль и мерзкая муть в желудке.

– Кофе? – удивляешься ты.

– Ну да, мне немного нехорошо.

– А кофе-то и нет, хочешь, схожу куплю?

– Нет, не надо никуда ходить, – откидываюсь на измятую подушку. Голова кружится. Ну вот, опять напилась, а хотела всего лишь пригубить стаканчик.

С алкоголем у меня всегда были странные отношения. Иногда я вообще могла пить много, не пьянея, даже шутила по этому поводу, что меня поить – лишь продукты переводить, но случалось и так, что от малой дозы вина или шампанского хмелела быстро и, что называется, вусмерть.

Твой телефон вызванивает мелодию The Unforgiven, Metallica. Лениво отвечаешь, разговор тоже медлителен и плавен, твой голос убаюкивает меня, я постепенно погружаюсь в поверхностный нездоровый сон.

Да, вот я уже совсем сплю. Сквозь дрему ощущаю, как ты прижимаешь мокрые мягкие губы к моему плечу. Моей ноги касается твоя весьма отвердевшая плоть.

– Лёнь… – мой голос хриплый и словно натруженный. Слова царапаются в горле подобно песку.

– Я так хочу тебя, девочка моя. Вообще не понимаю, что ты со мной делаешь, у меня ни с кем так не было.

Да ведь и у меня ни с кем не было так. Хотя и вариантов для сравнения мало. Ты старше всех моих мальчиков – парней, любовников, любимых и любящих. В тебе нет ничего от стройности и упругости, присущей юности, из берегов которой я пока так и не выплыла. Твоя кожа влажная и горячая, темная от загара на предплечьях, грудь гладкая и безволосая, грудная клетка по-богатырски массивна. Уши крупные и жесткие, а губы, напротив, мягкие и тонкие. Легкая усмешка с губ переходит во взгляд. А глаза хороши – чистые, голубые и выразительные. Нос прямой, небольшой, с широким кончиком. Истинное рязанское лицо, если б не кустистые темные брови, которые иногда причудливо изгибаются. Подбородок как у девушки, аккуратный и маленький. Лицо, словно сотканное из множества других лиц. Ты мне показывал свой военный билет. Там ты моложе лет на двадцать и безумно похож на Сида Вишеса, тот же жёсткий взгляд, тот же мысок чёрных волос в основании лба. Я не могу сказать, красив ли ты, уродлив ли? Да я едва ли уверена, что могу представить тебя до мельчайшей черточки, закрывая глаза! Но, тем не менее, чувствую тебя, бесконечно ощущаю твоё присутствие всей поверхностью кожи. Когда мы остаёмся наедине, мое тело начинает подкидывать небывалые сюрпризы. От твоих прикосновений словно бьёт током, и мне хочется принадлежать тебе всем телом, всем разумом. Я буквально выпадаю в иную реальность, где нас только двое. Двое первых людей на планете, или двое последних. Ах, какая разница, если это влечение древнее нас, древнее этого мира!

Схватка среди разоренной постели жаркая и недолгая. С моих висков льет пот. Простыни в пятнах от неловко выплеснутого пива, в крошках от чипсов, в хлопьях пепла. Я себя чувствую лет на пятнадцать. В мыслях – разброд и смятение.

Ты кладешь голову мне на грудь.

– Инночка, я вот думаю, как же мне повезло, что ты обратила на меня внимание. Не могу поверить, что ты моя, что это тело – моё!

Если честно, твой восторг мне непонятен, но, всё же, льстит и повергает в какую—то глубокую, необъяснимую нежность.

– Ты – моя последняя любовь, или первая, я не уверен, что любил кого-то так, как тебя, я ни с одной женщиной так не разговаривал, ни с одной не вел себя так в постели. Ты – моя девочка из песни «Клубника со льдом», такая красивая, такая талантливая. Вот только одно непонятно – что ты во мне нашла-то, а?

Кусаешь меня за плечо, заглядываешь в глаза.

– Любят обычно ни за что-то, а вопреки, – отзываюсь я, помедлив. – Я не знаю, я не хочу ничего анализировать, тебе разве плохо сейчас?

– Хорошо, родная, только как нам жить дальше? Ты же уйдешь от мужа? – твой взгляд требователен и полон боли.

– Возможно… Я не знаю…

Я растеряна. Я обескуражена. Я пьяна. Я не хочу ничего решать. Я боюсь заглядывать в будущее. Я себя чувствую подростком, заблудившимся в каменных джунглях. Я всего несколько недель назад снова почувствовала себя живой. Я опять пишу картины. А дальнейшее, бытовое, неизбежное – думать об этом не хочется абсолютно. Вот вроде минута – и мы были полны любовью и негой до краев, а тут уже еще миг – и снова надо принимать решения, возвращаться во взрослую жизнь.