Падальщик

– Пятнадцатое сентября.

– Значит, вы весы. Отлично. Прописка?

– Послушайте, женщина, в анкете ведь все подробно написано.

– Успокойтесь, я просто уточняю информацию. Прописка есть?

– В области.

– Хорошо. Образование?

– Неоконченное высшее.

– Вы в дальнейшем собираетесь оканчивать это учебное заведение?

– Нет.

– Причина?

– Можно следующий вопрос?

– Предыдущий опыт работы.

– Официант в ресторане.

– Причина увольнения?

– Непонимание со стороны начальника.

– Можете написать телефон директора ресторана?

– Что? Зачем вам это? – немного повысив голос, спросил я.

– Чтобы связаться с ним и взять рекомендации.

– У меня был номер, но у меня новый телефон, так что…

Я соврал. Я не мог рассказать правду о случившемся в том ресторане. Я чувствовал, что обстановка становится напряженной. Полная врачиха видела, что со мной что-то не так.

– Я так понимаю, в больнице вы никогда не работали?

– Нет, не работал.

– Знаете, если бы не Дмитрий Анатольевич, который вызывает у меня глубочайшее уважение, я бы не взяла вас в штат. Вы должны быть ему благодарны! Ваш испытательный срок – один месяц. Одно нарушение – и вы уволены. Зарплата на испытательном сроке – десять тысяч рублей. Сейчас, подойдите к Ивану Сергеевичу и выберите себе форму по размеру. Идите!

– Подождите, а какая у меня должность?

– Дмитрий Анатольевич не сказал вам? Вы – новый санитар.

Я словно побывал на допросе, со времен университета не писал так много, как в той анкете, и в итоге меня – симпатичного, опрятного парня с незаконченным, но все же образованием, не хотели брать в санитары! И что я буду получать? Десять тысяч? Десять тысяч за каждодневное мытье причинных мест стариков! Я мысленно представил, что мне нужно будет есть, чтобы прожить месяц на эти деньги, я уже мысленно взвешивал полтора килограмма чечевицы. Я облокотился на стену возле кабинета этой полной тетки и глубоко вздохнул.

– Евгений Олегович, – окликнула меня врачиха, резко открыв дверь. – Забыла вам сказать, вам нужно будет подстричься. Обратитесь к главной сестре. Кажется, у нее есть машинка.

– Ну все, – подумал я. – Какого черта я должен отстригать волосы? Я что в армии? Сейчас же пойду к Димке и поблагодарю за эту работку. Я помнил номер его кабинета, он все время упоминал его в разговорах. Второй этаж, хирургическое отделение.

– Что за хрень ты мне подсунул? – выкрикнул я с порога.

– Ты о рубашке? Ну да, горизонтальные полосы тебя полнят.

– Ты смеешься? Почему ты не сказал мне, что эта должность санитара?

– А что ты хотел? Ты думал тебя врачом возьмут?

– Нет, я…

– Ты вчера сам сказал, что согласен на любую должность!

– Но я не хочу подмывать стариков!

– Эй! Кто сказал тебе, что санитары – мужчины делают это? Все гораздо проще! Тебе все объяснят. Пройдет испытательный срок, и зарплата очень изменится, будешь иметь больше смен, будешь получать больше денег. Знал бы ты сколько я получал, когда был интерном!

– Хорошо, я попробую.

– А я про что? Просто попробуй, ты всегда сможешь уйти, главное, чтобы было куда уходить.

– Спасибо Дим. И, кстати, классный у тебя кабинет.

Нас всегда учат довольствоваться малым, любить себя такими, какие мы есть, искать того, кто полюбит нас за нашу чистую душу, только вот никто не предупреждает, что это чертовски трудно. Дворник должен быть доволен тем, что убирает мусор, и не желать большего, официантке в придорожном кафе нужно воздавать хвалу небесам за два доллара, которые оставил ей их завсегдатай, а примерному семьянину не стоит смотреть, как его богатый сосед заводит с пол оборота свой новенький Лексус, и покрываться завистью, ему нужно просто сесть в метро, посадить на колени маленькую дочурку, потому как в вагоне больше нет мест, покопаться в кармане и найти мелочь ей на мороженое. Мы все должны быть благодарны за то, что мы имеем. Я посмотрел на потолок и прошептал: – “Прости меня, Господи, но я так не могу!” Человеку свойственно желать лучшего, желать большего, желать нового.

Я вспоминал вчерашний разговор с толстой врачихой. Поразительно, как низко могут опустить человека на собеседовании. Каждая маленькая конторка норовит выставить свои требования, а мы приходим туда как за подаянием, и молим взять нас. Мы готовы работать за десять тысяч рублей в месяц, трудясь по десять часов в день с одним выходным в неделю, и все ради того, чтобы шеф мог набивать свое толстое брюхо. “Простите, но вы нам не подходите”, – говорят они. И мы идем домой, потирая нос, пытаясь, как можем поднять свою несчастную самооценку.

Я чувствовал себя паршиво и, облокотившись на спинку стула, закрыл глаза и стал ждать когда в голову придут светлые мысли. Я ненавидел себя. Мне не хватало ума, чтобы придумать, как заработать денег, как открыть свое дело. А ведь хотел я немногого: свой уголок, просто четыре стены, которые принадлежали бы только мне, нормальную работу, где не нужно каждый день нюхать лекарства, и женщину, к которой я бы возвращался домой. Но нет! Я достоин совсем не этого. Я будто бы в пасти падальщика, так я вижу этот проклятый город. Нормальные деньги здесь можно заработать только, снимаясь в порно, или занимаясь проституцией, и город-падальщик это с удовольствием проглатывает.

4

Первый день. Я все еще сидел и ждал задание. Вчера мужчина, что выдавал мне форму, от души посмеялся над моей комплекцией. Он говорил, что форм такого размера вообще не шьют, мол, их нужно шить на заказ или искать в детских магазинах. Меня не обидели его слова, видимо это был единственный веселый момент за весь его рабочий день. Он так смеялся, что казалось, его красная башка вот-вот лопнет. Однако форму он все-таки нашел, правда она оказалась немного не по размеру, чуть широка в плечах. Я не понимал, к чему стоило устаивать цирк, но может у санитаров положено высмеивать новичков? Я бесспорно уступал по телосложению тому большому мужчине, его рука толще, чем две мои, а грудь обвисла, как у пожилой женщины. Мне приказали сесть и ждать непонятно чего, просто ждать. Рядом находилось несколько кабинетов, где берут анализы крови. Люди заняли весь коридор, толкались и ругались друг с другом. Было слышно, как кричит чей-то ребенок. А я все еще ждал.

Честно сказать, я боялся крови, не то чтобы падал в обморок при ее виде, но эта субстанция вызывала у меня отвращение, она ассоциировалась с болью. Я помнил день из моего детства. Мне все еще семь. Нужно ставать в школу. Будильник еще не зазвенел, но я чувствовал, что уже светло. Меня разбудили крики матери. Отец собирался на работу, а мать его бранила. Она кричала, что он должен бросить такую работу, что ей за него стыдно. Потом я услышал грохот. Я испугался и побежал на кухню, посмотреть в чем дело. На полу была кровь, дорожка из капель алой крови. Мать стояла в углу с железным ковшиком в руке, отец рядом прикрывал лицо руками. “Что случилось?” – тихо спросил я. Тогда отец подошел ко мне и наклонился. Все его лицо было перемазано в крови. На лбу – открытая рана, кровь из нее текла по лицу и из-за этого отец прикрыл левый глаз. Он взял меня за плечи и громко сказал: “Ты не должен этого запоминать, это не взаправду.”

– Эй, мелкий, вставай, работка для тебя есть, – услышал я чей-то голос. – Ну, чего расселся? Здесь тебе не курорт!

Я поднял глаза. Лицо говорящего мужчины мне ни о чем не говорило. Он был молод или просто хорошо сохранился. Я поймал себя на мысли, что совершенно не следил за временем. Коридор опустел, слышен был лишь стук каблучков медсестры, которая относила пробирки с кровью в лабораторию. Я понял, что прошло не меньше двух часов.

– Куда идти? – спросил я у незнакомого громилы.

– На шестой этаж, в пластическую хирургию, пациента нужно на каталку положить. Ох, черт! Ты хоть справишься, а? Уж больно ты хилый.

Мужчина нахмурил брови и почесал затылок. Меня уже начинали донимать эти их шуточки. Они говорили со мной так, будто бы я был доходягой, которого не берут в армию из-за недостаточного веса. Да уж, будь я очередным здоровяком без царя в голове, я отлично бы вписался в их компанию.