Лилии полевые. Подвиг

Многие уже возвращались домой исцеленные и счастливые, уступая место другим больным, стекающимся с разных сторон…

Когда к толпе, окружавшей Иисуса, подошли Приска и Стефан со слепым, то Стефан воскликнул, крепче сжимая руку слепого:

– Вот Он! Если бы ты мог видеть, сколько больных ожидают здесь исцеления и как много их уже исцелилось и ушло отсюда!

Между тем, привычно тонкий слух слепого в общем шуме голосов мог уже отличить крики радости исцеленных. Слепец быстро выдернул свою руку из руки мальчика и побежал вперед, повинуясь какому-то непонятному инстинкту, и скоро очутился около того места, где стоял в это время Иисус. Слепец бросился перед Ним на колени, схватил Его за полу одежды и громко воскликнул:

– Господи Иисусе, молю Тебя, смилуйся надо мной!

И Иисус сказал в ответ ему:

– Веришь ли, что Я могу это сделать?

– Да, верю, – тихо и со страхом произнес больной и поднял свои слепые глаза на лицо, с любовью склонившееся над ним.

Иисус, посмотрев на него и увидев за этими слепыми глазами душу виновную, но уставшую от страданий, жаждущую любви и милости, коснулся рукою этих глаз и произнес:

– Иди с миром!

В этот момент слепец чудом Божиим прозрел, у него открылись глаза, и первое, что он увидел, было исполненное сострадания и любви лицо его Спасителя.

И, как было ему сказано, он встал и пошел домой, унося с собой воспоминание о Том, Кто был предназначен быть Источником благодати и для него, и для других людей во все века и во всем мире!

Глава 7. Во дворце Каиафы

Утреннее солнце весело светило сквозь высокие решетчатые окна в доме первосвященника Каиафы. Его лучи проникали в просторную, убранную по обычаю того времени комнату. Вдоль трех стен ее шли роскошные сидения, четвертую же стену составлял ряд грациозных колонн из разноцветного мрамора, сквозь которые видна была терраса. Пол был покрыт толстыми коврами, и стены украшали богатые вышитые ковры. Кое-где стояли низенькие столы и стулья римской работы. Внутри шкафов виднелось много разной посуды, редких ваз и всякого рода драгоценностей, свидетельствовавших о богатстве и тонком вкусе владельцев.

Анна, супруга первосвященника, в это ясное утро была одна в своей комнате. Годы тоски и забот оставили довольно ясные следы на ее красивом лице, тонкие линии которого обнаруживали тяжкое горе. Волосы ее уже засеребрились сединой, но под тонкими бровями ясно и приветливо светились красивые, выразительные глаза. С дивана, на котором она сидела со своим рукоделием, открывался вид на террасу в сад, нежные тени которого плясали по мраморному полу. Плеск фонтана смешивался с веселым птичьим щебетанием, услаждающим ее слух. Все было тихо и спокойно вокруг. Такое же спокойствие отражалось в чертах ее лица, когда она, сидя на диване, старательно продевала сквозь тонкую ткань золотые нити.

Вдруг на террасе послышались чьи-то шаги и, подняв глаза, она увидела дорогого ей человека…

– Доброе утро, дорогая супруга! – произнес он.

При звуке его голоса женщина встала, отбросила в сторону работу и с легким радостным криком поспешила ему навстречу.

– Это ты, мой дорогой! – воскликнула она, нежно обняв его. – Я думала, что ты возвратишься только к вечеру!

– Мы ехали ночью при лунном свете и чувствовали себя гораздо лучше, чем при солнце, – сказал Каиафа. – Не случилось ли с тобой чего-нибудь особенного, Анна? Все ли благополучно дома?

– Все в наилучшем порядке, – ответила Анна. – А как поживают наши родственники в Капернауме?

– Все совершенно здоровы, – сказал Каиафа, но вслед за этим, немного нахмурившись, заметил: – Но вот Иаир только слишком увлекся этим Иисусом, как и все остальные в Галилее! Иаир утверждает, будто Иисус есть Мессия, но это же чистейшее богохульство и прямо противоречит Священному Писанию!

– Ну, а это правда, что Он сотворил столько исцелений? – с любопытством спросила Анна.

– Галилеяне еще и не то будут говорить… – презрительно заметил Каиафа. – Ах, если бы были здесь одни только чудеса, все бы могло сойти с рук… Но ты подумай только о том дьявольском учении, которое Он проповедует!

При этих словах он остановился и, внезапно переменив тон, продолжал:

– Впрочем, это не такие уж важные вещи, чтобы из-за них так беспокоиться. Я предприму необходимые меры к прекращению соблазна. А ты, Анна, лучше позаботься, чтобы мне дали покушать, пока я стряхну с себя дорожную пыль и переоденусь. Да, вот, было, забыл… – остановился он, роясь в складках своей широкой одежды. – Тебе есть письмо от жены Иаира. И, передав жене запечатанный пакет, он оставил горницу.

Анна с улыбкой посмотрела на письмо, но не стала его вскрывать. Она считалась примерной хозяйкой и не хотела прочесть живо заинтересовавшее ее письмо прежде, чем не даст указания служанкам приготовить мужу обед. Только тогда она через террасу по мраморным ступеням сошла в сад, села на скамью подле фонтана и, сорвав печать, вскрыла письмо.

Письмо это было совершенно не похоже на те письма, которые мы теперь получаем от наших друзей. Оно было написано на особенно тонком пергаменте, крепко скручено, обмотано шелковыми нитями и в нескольких местах заклеено воском, так что требовалось, по крайней мере, несколько минут, чтобы его открыть. Когда наконец воск был снят, нитки удалены, Анна раскрыла пергамент и начала читать письмо от Сарры, жены Иаира:

«Благородной Анне, возлюбленной сестре моей, мир и приветствие! Прибытие твоего высокочтимого супруга Каиафы, первосвященника в храме Всевышнего, доставило нам большую радость, в особенности же приятно было сердцу нашему узнать, что ты и весь твой дом, равно как и Анна, отец наш, находитесь в добром здравии! Чистосердечно признаюсь тебе, что, как ни хорошо у нас в Капернауме, как ни сильно привязана я к своему родному очагу, все-таки я часто скучаю по тем местам, где я провела свою счастливую молодость, и по милым родным и друзьям, знакомым из Иерусалима! В последнее время в нашем городе произошло много странного и чудесного, а именно, – после прибытия сюда Иисуса Назарянина, Который совершает много исцелений и учит о новых, неслыханных вещах.

Муж мой Иаир, человек, как ты знаешь, благочестивый, справедливо и свято живущий пред Господом, считает Этого Иисуса Назарянина за обетованного Богом Мессию! И, к моему величайшему огорчению, это привело к ожесточенному спору между моим мужем и высокочтимым твоим Каиафою. А что касается меня, то я собственными глазами видела такие чудеса, которые привели меня в крайнее изумление!

Поистине, ты только представь себе: хромые ходят, глухие слышат, больные всякими недугами получают исцеления. И все это – по одному слову Этого Человека, Иисуса. Кроме того, Он изгоняет бесов из многих одержимых, и даже сами бесы, вышедшие из людей, свидетельствуют, что Это Христос, Сын Божий. Он прекрасен видом, притом от Него исходит какое-то таинственное, чудесное очарование, так что только при одном взгляде на Него невольно чувствуешь какое-то волнительное влечение к тому, что Он говорит. Даже наша маленькая Руфь, которая видела Его и слышала Его проповедь в синагоге, не перестает говорить о Нем, и если узнает, что Он находится где-нибудь поблизости, то не дает мне покоя до тех пор, пока я не пойду с ней, чтобы увидеть Его или услышать. Конечно, очень часто я не в состоянии бываю удовлетворить ее желание, потому что около Него всегда собирается огромная толпа, а мне, богатой дочери из знатного дома, неприлично общаться в кругу этих людей, большинство из которых незнатного происхождения. Но все-таки я стараюсь пользоваться каждым удобным случаем, чтобы послушать Его проповедь или узнать от других, о чем Он говорит.

Главным образом, Он побуждает Своих слушателей к обращению к нашему Богу, Небесному Отцу. Говорит Он большей частью притчами и подобиями. Сам Он называет Себя то Сыном Божиим, то Сыном Человеческим и открыто объявляет, что Он послан обратить людей к покаянию. Ходит слух, что однажды Он не погнушался вступить в разговор с самарянкою, чего раввин никогда бы не сделал, так как самаряне не принадлежат к народу Божиему.

Иногда Этот Иисус избирает Себе последователей из людей низкого происхождения, например, из рыбаков Капернаума и его окрестностей. Вообще же, Анна, боюсь, что я не сумею тебе хорошенько объяснить, почему именно наши сердца так склонны признать Его за Мессию. Для того, чтобы понять это, тебе нужно самой увидеть Его. Посему, когда Он придет в Иерусалим, не упускай случая увидеть Его и послушать Его проповедь.

Маленькая Руфь шлет тебе свой сердечный привет, а равно и Иаир, супруг мой. Все мы надеемся скоро увидеться с вами; праздник совсем недалеко, и мы, конечно, приедем на него в Иерусалим.

Вот какое длинное письмо написала я тебе, милая Анна, собственной рукой и с сожалением заканчиваю его. Будь настолько добра, поприветствуй от меня отца нашего Анну и наших братьев с их семьями.

Бог Авраама да сохранит тебя и твое семейство в мире! А пока прощай!».

Прочитав последние строки письма, Анна почувствовала, что кто-то стоит рядом и как будто хочет говорить с ней. Подняв голову от письма, она увидела Малха, одного из самых близких слуг Каиафы. С почтительным поклоном он приблизился к Анне и произнес:

– Мой господин поручил мне, госпожа моя, сообщить тебе, что важные дела задержат его в совете до вечера. Он просил ожидать его.

Исполнив свое поручение, слуга хотел удалиться, но Анна знаком остановила его и сказала:

– Передай твоему господину, что я буду ждать его после захода солнца. Кушанье для него будет приготовлено в саду, внутри дома, там я буду ожидать его.

– Понравилось ли тебе путешествие в Капернаум? – прибавила она совершенно ласково, так как Малх был старый, давнишний служака в доме.

– Да! – ответил слуга после небольшой паузы. – Я там встретил человека, с которым познакомился много лет назад в Иерусалиме. Он долго страдал ломотой в суставах, а последние десять лет совсем не вставал с одра и не мог пошевельнуть ни одним членом, а теперь этот человек без труда ходит по улицам Капернаума, как будто бы он никогда не был болен. Сначала я подумал, что обознался, и заговорил с ним; оказалось, однако, что это именно он, и зовут его Элиаз.

– А как же произошло это замечательное исцеление? – заинтересованно спросила Анна.

– Я расспрашивал его об этом, госпожа, – отвечал с оживленным видом слуга, – и он рассказал мне, что некий Человек по имени Иисус из Назарета увидел его лежащим на рогоже у ворот города, повелел ему встать, взять на плечи одр свой и идти домой. Тотчас же он почувствовал, что в состоянии исполнить сказанное, к величайшему своему изумлению и изумлению всех присутствующих! А несколько времени спустя после этой встречи, я сам имел счастье увидеть Того Человека, Который совершил это исцеление.

– А сам ты видел, как Он совершает чудеса? – продолжала расспрашивать Анна.

– К сожалению, нет, – ответил Малх, – но я слышал, как Он рассказывал огромной толпе народа, собравшейся вокруг Него, историю, и речь Его была доступна и понятна всякому. Даже дети, которых немало было около Него, и те слушали Его с таким же напряжением и вниманием, как и взрослые. Мне чрезвычайно хотелось подольше послушать Его, но, к несчастью, у меня тогда не было времени, так как я был послан к одному раввину с каким-то поручением от моего господина.

Анна хотела задать слуге еще несколько вопросов, но вовремя удержалась и, поблагодарив слугу за его преданность и верность, отпустила его…

Между тем первосвященник Каиафа был занят очень серьезными делами. По возвращению в Иерусалим он тотчас же назначил в своем дворце совет из влиятельнейших членов Иерусалимской церкви. Один из его слуг принимал приглашенных и отводил их в предназначенную для совета залу. Как и все комнаты дворца, эта зала была чрезвычайно просто убрана и изобиловала светом и воздухом. Когда же все приглашенные оказались в полном составе, слуга Малх доложил об этом своему господину и Каиафа с величественным и важным видом вступил в зал. При его виде все присутствующие почтительно встали со своих мест, кроме одного почтенного старца, пред которым сам Каиафа склонился и произнес:

– Досточтимый Анна, считаю великой честью для себя иметь возможность приветствовать тебя сегодня здесь! Твоя опытность и известная всем мудрость помогут нам разрешить некоторые недоразумения.

Сидевший человек, к которому было обращено приветствие Каиафы, поражал своей величественной осанкой. Его длинная, доходившая до пояса борода отливала серебром, а острые, проницательные глаза имели какой-то странный блеск. Вместе с сознанием собственного достоинства в лице старца еле заметно проглядывали также хитрость, самолюбие и еще несокрушимая энергия. Вежливо он ответил на приветствие Каиафы и, немного подождав, пока он садился, произнес: