Условная реальность

– Мариша именно так и поступила, – слегка раздраженно отмахнулась Веда. – Узнав о допущенной ею ошибке, Сибушинская сразу же передала мне все недостающие результаты. Они идеальны, Лиар, и при наложении на другие параметры октаэдр кристалла, лежащего в основе, сохраняется полностью. Поле событий тоже не нарушено… Но, тем не менее, я хочу все проверить сама.

– Почему? Или ты сомневаешься в компетенции Сибушинской?

– Нет, что ты. Просто, понимаешь, я слишком давно ее знаю – мы вместе работали над такими громкими проектами, как «Акилон», «Мазилег». Мариша очень скрупулезный и аккуратный до педантичности человек. К тому же она всегда очень ответственно подходит к забору любой мало-мальски важной информации. А здесь вдруг такой нелепый промах, да еще на заключительном этапе.

– На заключительном этапе чаще всего сказывается усталость, напряжение и абсолютно нормальное стремление побыстрее все завершить. Поэтому сильно не переживай, по-моему, у нас именно тот случай, и ты скоро сама в этом убедишься, – попытался успокоить ее Коугенс.

– Да, конечно, – скорее машинально, нежели осознанно подтвердила Глоувес и задумчиво произнесла: – А еще Сибушинская почему-то отказалась от искусственного модулятора голоса.

Лиар с недоумением посмотрел на нее. Поймав его взгляд, Веда тут же пояснила:

– Видишь ли, у Мариши ярко выраженный гипертрофированный слух, она чересчур чувствительна к любому отклонению в тембре голоса. Собственный ее не устраивал еще со школы, она, сколько я ее знаю, всегда считала его до безобразия писклявым.

– Это на самом деле так?

– Нет, не совсем… Ну, неважно, люди ведь все разные, особенно мы, женщины, кому-то не нравится внешность, кому-то голос. В общем, Мариша уже очень давно пользуется модулятором, и низкий грудной контральто стал для нее практически родным, а сейчас, что странно, вновь вернулась к своему изначальному скрипу тихой мышки, как она сама его называет. На мой вопрос «почему?» ничего вразумительного не сказала…

– Может, она просто повзрослела?

– Да, может… Хотя… Если человеческий организм поражен каким-либо чужеродным ему вирусом, одним из первых симптомов является отторжение всего искусственного, с дальнейшей мутацией.

– Подожди, Веда, но разве на орбиталке кто-то болен? Насколько мне известно, в исследовательских городах введена ежедневная биометрическая экспертиза всех проживающих, данные от которой поступают непосредственно в Центр космодинамики, планетологии и мониторинга информации при Академии Космических Исследований. Ты разговаривала с Дэнисом Ковалевым?

– Ну, разумеется, я первым делом связалась с ним. К счастью, у всех все оказалось в норме и стабильно.

– Вот видишь. Тогда о каких вирусах ты говоришь?

– Во-первых, Лиар, как ты сам заметил, в Центр поступают уже обработанные данные, а не сами анализы. А во-вторых, не забывай, чужеродные микроорганизмы всегда плохо изучены и очень изобретательны. Вспомни Калейдоскану…

– Система бета Волопаса? Планета-мутант?

– Да, именно ее я и имела в виду. Планета, которая периодически меняет белково-нуклеиновую форму жизни на кадми-ридиевую, превращая всех своих обитателей в жутких монстров. Причина подобных мутаций весьма банальна – вирус, активизирующийся при определенном положении Калейдосканы по отношению к Неккару. В такую конфигурацию планеты данной системы выстраиваются всего лишь один раз в пять тысяч лет. Вроде бы ничего особенного, но посмотри, какие последствия для цивилизации несет этот парад планет, кто бы мог представить…

– Да, действительно, мы тогда многого не знали, ведь, если я не ошибаюсь, мы только-только начинали готовить планету ко вступлению в Звездный Альянс, на орбите даже города еще не было, одна передвижная станция…

– Наверное, хорошо, что люди не успели выстроить город – жертв было бы намного больше, – категорично перебила его Глоувес. – А вообще, если честно, нам просто крупно повезло: мы затеяли исследования на стыке эпох и стали невольными свидетелями злополучного перехода… Но что самое интересное во всей этой истории – биометрия экипажа станции, передаваемая в Центр, всегда была в норме. Первым, кто заподозрил неладное, стал обычный пилот грузового корабля Кай Цин. Это именно он направил реальные результаты образцов уже мутирующей ДНК сотрудников станции и обитателей Калейдосканы на Дессу. А получив шокирующее заключение экспертов, принял вместе со своим экипажем трудное и небывалое по тем временам решение об уничтожении зараженной орбиталки и самоуничтожении. Правда, некоторые современные ученые до сих пор сомневаются в необходимости и целесообразности совершенных тогда действий, есть даже и такие, кто вообще упрекают Кай Цина в неоправданной жестокости.

– Но ты, как я понял, не относишься к их числу?

– Кадми-ридиевая форма жизни – это почти антиматерия, – вместо ответа заметила Веда, поправляя выбившийся локон. – И потом, рассуждать спустя несколько веков всегда легче, чем действовать без промедления в экстремальной ситуации. Ты представляешь, что могло бы произойти с нашими планетами, вернись эти уже обратившееся сущности домой?

– Но их можно было бы попытаться изолировать…

– Не зная полностью на тот момент механизма распространения и избирательности вируса, это было бы крайне рискованно. И заметь, речь шла не о риске для отдельных индивидуумов, а вообще для нашей цивилизации. Неужели ты поступил бы иначе?

Коугенс на минуту задумался, он не хотел ни опровергать, ни тем более соглашаться с ней, а поэтому ответил чересчур уклончиво:

– Я надеюсь, на Каскаре нам не придется выбирать между долгом и жизнью экипажа.

– Я тоже на это надеюсь. – Веда была серьезна как никогда. – И уж если мы с тобой затронули эту тему… Лиар, ты ведь, наверное, в курсе, что Космический Совет по безопасности полетов дал мне неограниченные полномочия в некоторых вопросах, касающихся биозащищенности?

– Да, меня предупредили на этот счет.

– Так вот, во избежание всяких непредвиденных ситуаций я буду предлагать удаленную высадку. Экипаж останется на звездолете, а на орбиталку отправимся мы с Юрием. Если результаты биометрии и ряда ДНК-тестов всех присутствующих покажут норму, Владислав завершит стыковку и остальные присоединятся к нам. В противном случае…

– В противном случае «Волна-6» передаст информацию в Космоцентр и вернется на Землю без вас, так?

– Да, – коротко, но решительно кивнула она.

– Ты уже говорила об этом с нашим капитаном? – пристально посмотрел на нее Лиар.

– Пока еще нет, но я не сомневаюсь, что Влад поддержит меня. К тому же и ты поможешь мне его убедить.

– Постараюсь, правда, взамен два условия, первое: на орбиталку я пойду вместе с вами.

Услышав про условия, Веда слегка нахмурилась, но когда поняла, в чем дело, сменила гнев на милость:

– Хорошо, – на редкость быстро согласилась она. – Тем более, я и сама хотела попросить тебя об этом. В стыковочном лифте всегда присутствует закрытая зона, при попадании в которую ты на несколько секунд исчезаешь с мониторов корабля. Поэтому, если вдруг произойдет нештатная ситуация, то, скорей всего, именно в тот момент и именно в том коридоре. Проходить его будем по одному, ты пойдешь последним, когда мы уже практически выйдем оттуда. И запомни: за эти несколько секунд ты ни на мгновение не должен будешь выпускать нас из виду, а при малейшем подозрении – тут же, без промедления, заблокировать шлюз и сообщить капитану. Конечно, нашу охрану можно поручить и Игнатову, но мне кажется, что в этой области Юра, по своему складу характера, больше теоретик, чем практик.

– Я тоже так думаю, – поддержал ее Лиар и скептически усмехнулся, представив на своем месте довольно медлительного и слегка нескладного вирусолога.

– Итак, с твоим первым условием мы вроде бы разобрались, – словно прочитав его мысли, улыбнулась в ответ Глоувес. – А в чем заключается второе?

Коугенс сразу посерьезнел:

– Веда, мне прекрасно известно, что подобные экспедиции никогда не обходятся без биолога, но в нашем конкретном случае я просто настаиваю: Кари должна остаться на звездолете.

Теперь уже скептически усмехнулась Веда.

– Ну, по этому поводу можешь даже не беспокоиться. Я, как и ты, не считаю Кариленд Хьюз биологом, – призналась ему Глоувес. – Нет, я не спорю, она им, безусловно, станет, но только через несколько лет. А пока Кари для меня обыкновенный пассажир звездолета, и в экспедиции ей не место. Я не могу рисковать ее жизнью и, соответственно, нашими. Кари однозначно останется на корабле… А ты, я смотрю, действительно неравнодушен к ней.

– Я слишком давно знаю Кари, она очень дорога мне. Милый, непосредственный ребенок…

– Милые девочки имеют обыкновение вырастать и превращаться в очаровательных женщин…

– Конечно, рано или поздно она повзрослеет, – начал Лиар, но, встретившись взглядом с Ведой, тут же поправился:

– Да нет, я не в том смысле. Кари дорога мне как младшая сестра, которой у меня нет и никогда не было.

– Но зато у нее уже есть старший брат. И вдобавок ты ей очень нравишься. Ты знаешь, она даже ревнует тебя ко мне. Не забывай, первая влюбленность – прекрасное светлое чувство, которое может перерасти в более серьезные отношения.

– А может причинить боль и ранить на всю жизнь. Я не хочу причинять ей боль… И вообще, если честно, я безумно рад, что наши с тобой мнения снова совпали. Ты не заметила, – неожиданно обратился он к ней, – мы ведь с тобой очень похожи и практически одинаково смотрим на мир, может, это что-нибудь да значит?

– Согласно данным астрополярной биометрии и углубленного спектромолекулярного анализа, мы с тобой по всем параметрам составляем идеальную пару или, вернее, могли бы составить, – сдержанно-заученным тоном сообщила Веда.

– Почему могли бы? – Коугенс нежно взял ее за руку. – Разве нам что-то мешает?

Руку она не отняла, но посмотрела на него так, что Лиар сам непроизвольно выпустил ее.