
Давши слово…
Костя покосился на эту стопку. На обложке верхнего тома значился номер, отличающийся от тех, какими нумеровали дела в их отделе.
– Четыре с лицами планирую через десять дней направить прокурору, а пятое, по Полякову, это который браконьер, вместе с глухими приостановлю за розыском, – ответил он.
Матюхин кивнул:
– Да-да, я помню. На окончание дел даю тебе один день .
– Игорь Николаевич, я не успею, – возмутился Костя. – Мне хотя бы дня три надо.
– А у тебя по факту и будет три дня, завтра пятница. Выходные тебе в помощь. Так что, не вздыхай, а быстрее всё завершай. По браконьеру дело отдай прокурору с ходатайством о передаче по подследственности в органы дознания. Прокурор не возражает.
Костя ответил: «Понял», – скрывая улыбку, он вспомнил, что именно такое развитие событий на днях пророчил ему Андрей Ильич Павлов – адвокат Валецкого, в квартиру которого он пытался ворваться с обыском.
А начальник, не обращая внимания на радость, мелькнувшую у следователя, указал рукой на стопку дел:
– Вот это собрано из райотделов города и области. Шесть эпизодов, как под копирку: разбойные нападения на небольшие, отдельно стоящие магазины оргтехники и сотовой связи. В конце рабочего дня, когда покупатели уже покинут торговое помещение, входят трое. Угрожают продавщицам ножом, связывают скотчем, заклеивают глаза и рты, выносят подчистую весь товар и сумки продавщиц. Женщин запирают в подсобках и уезжают. Продавщицы никого внятно описать не могут – грабители всегда с закрытыми лицами. Все дела возбуждены по факту. Лица, как ты догадываешься, не установлены. Временной диапазон – два месяца. Последнее нападение – седьмое, произошло позавчера в нашем районе. Его тут ещё нет. Созвонишься со следователем, съездишь, заберёшь. Там в стопке указание прокурора есть. Принимай дела к производству, соединяй, изучай, составляй план расследования. В понедельник после совещания доложишь.
– Но, Игорь Николаевич! Вы же сами сказали, что выходные у меня на завершение старых дел! Я же не успею за такое короткое время и старые дела закончить и в новое вникнуть!
Матюхин поразмышлял немного и сказал:
– Хорошо, убедил. Дела заканчивай в соответствии со сроками, не торопись. Но по новому делу, чтоб без волокиты— оно на контроле у прокурора. В понедельник, как я и сказал, после утреннего совещания жду твоих соображений и план расследования. Иди работай.
Костя вышел из кабинета начальника с шестью томами уголовных дел под мышкой. Начал мысленно переставлять все запланированные на сегодня дела, потому что на первом месте оказалась срочная поездка в райотдел за материалами по последнему «свеженькому» эпизоду. Ему требовалось «полное собрание» всех известных на этот час деяний преступной группы, чтобы планировать работу по делу.
Вернувшись к себе, Костя убрал со стола всё лишнее, положил перед собой принесённые от начальника дела и улыбнулся. Подумал, что в ближайшие дни ему предстоит трудиться, не разгибая спины, как рабу на плантации. Но Игорь Николаевич Матюхин ловко преподнёс всё так, будто предоставил подчинённому вагон и маленькую тележку времени. А на самом деле – пропали выходные.
Но, честно говоря, Костю это обстоятельство вовсе не печалило. Он бы воодушевлён и полон предвкушения – появилось сложное интересное дело, задача со многими неизвестными. Азарт нового расследования захватил его.
Глава 5
Алик плохо знал, где именно располагаются ресторанчики, в которых можно поужинать с девушкой. Память сохранила воспоминание об одном уютном кафе в центре города. Туда он и повёз Катю.
Но он так давно не бывал в подобных местах, что совсем не был готов к тому, что миловидная девушка-администратор спросит о предварительном заказе, а услышав отрицательный ответ, покачает головой: «Извините, всё занято».
Алик переспросил:
– Неужели ни одного свободного столика?
– Мне жаль, – развела руками девушка.– У нас сегодня выступление известной джазовой группы. Места за месяц разобрали.
– Пойдём куда-нибудь ещё, – предложила Катя.– Здесь в центре много кафешек. Где-нибудь местечко обязательно найдётся.
Алик почувствовал, как застучало в висках. Боясь не справиться с приступом гнева, за которым обязательно последует головная боль, он взял Катину ладонь, слегка сжал. Прикосновение к её руке подействовало успокаивающе.
–Хорошо, – согласился он, и они вышли на улицу. – Тогда показывай дорогу.
Катя уверенно повела его прочь, говоря, что ничего страшного не случилось, тем более, что и джаз ей не так уж и нравится.
– Дикий! Ты?!
Алик оглянулся. От кафе, раскинув руки, к ним спешил невысокий чернявый упитанный мужчина. Добежав до Алика, он обнял его, отстранился и снова обнял, приговаривая с кавказским акцентом:
– Ай, сколько лет, сколько зим! Смотрю: ты не ты? Жив, чертяка! Ай, как рад тебя видеть, Алик-джан! Какими судьбами?
– Балу́? Вот так так. Далеко ты от своих гор забрался, – удивлённо, но без той радости, какую должен испытывать человек, встретивший строго друга, сказал Алик.
– Далеко, не далеко – какая разница! Жена у меня отсюда, не в аул же её вести! Решили тут жить. Видишь, как хорошо решили! Тебя встретил! Почему уходишь? Не понравилось?
– Понравилось, да вот беда – мест нет, – слегка пожал плечами Алик.
– Какая же это беда! – вскричал мужчина. – Пойдём, пойдём скорее, для тебя всегда место найдём!
И он, вклинившись между Катей и Аликом, подхватил обоих под руки и повлёк обратно в кафе.
– Погоди, – приостановил его движение Алик. – Нам сказали, что все места расписаны заранее.
– Ай, какой ты упрямый, одно слово – дикий! Моё кафе! Я тут хозяин! Сейчас всё организуем! Зачем столик – кабинет отдельный найдём. Пошли!
Но Алик всё ещё не двигался с места.
– Извини, не в обиду, но мы хотели только вдвоём этот вечер провести.
Мужчина остановился.
– Думаешь, я не понял? Всё понял, Алик-джан, я вам мешать не буду. Но раз тебя встретил, не отпущу – потерять снова не хочу. Пять минут посижу рядом, телефон спрошу, свой номер оставлю, о новой встрече договоримся. Чтоб всё как положено – шашлык-машлык, зелень-мелень, коньяк, что ещё надо! Ай, не обижай отказом, слушай! Девушку свою спроси! – он повернулся к Кате, – Уговори его! У нас сегодня музыка хорошая, кухня – пальчики оближешь! Кавказскую кухню любишь? Зачем спрашиваю – все любят! А хочешь – итальянскую, хочешь – русскую! Всё вкусно! Я угощаю!
Алик нахмурился, но Катя улыбнулась:
– Как под таким напором устоять? Вернёмся?
Алик кивнул.
– Раз ты хочешь…
– Ай, совсем ты дикий! И я с тобой одичаю, почему с девушкой не знакомишь? Меня, между прочим, Аршак зовут. По-русски значит «медвежонок». Поэтому Миша можно, как больше нравится, – Катя назвала своё имя, и он снова целеустремлённо повлёк их к дверям кафе. – Проходите, дорогие, наверх, а там сразу направо, за большой пальмой столик. Лялечка, – обратился он к администратору зала, – проводи гостей за мой столик, а я распоряжусь об угощении. Через пять минут вернусь, Алик-джан.
– Не суетись, – остановил его Алик. – За приглашение – спасибо, но больше ничего не надо.
– Желание гостя – закон. За мной прошу, – Миша-Аршак жестом остановил администратора и направился к витой лестнице на второй этаж, где подвёл их к столику за большой кадкой с раскидистой пальмой. Растение надёжно скрывало столик рядом с балюстрадой, откуда открывался вид на нижний зал и эстраду. Сидящие внизу гости не видели тех, кто находился наверху.
– Вот тут у нас VIP-зал, кабинет-некабинет, а каждый столик сам по себе, чтобы гости и в приватной обстановке были, и эстраду могли видеть. Садитесь, прошу. Пока меню принесут, скажи, Дикий-джан, в двух словах, как живёшь? У тебя отпуск или как?
Алик пододвинул Кате стул, сел напротив. Его раздражало внимание неожиданно встреченного знакомого, поэтому ответ прозвучал неприязненно:
– Или как. Вопросы в другой раз.
– Шёл бы ты, Аршак, отсюда, надоел уже, – смеясь, «перевёл» его слова хозяин кафе. – Всё понял, сейчас вас оставлю. Вот, – он достал из кармана визитку, положил на стол перед Аликом, – очень прошу, прямо сейчас набери, чтобы у меня сразу твой номер в телефоне появился, а у тебя – мой.
Причин для отказа у Алика не нашлось, поэтому он достал из кармана мобильный телефон и набрал написанный на визитке номер.
– Ай, как славно! – воскликнул Аршак, как только телефон завибрировал в его руке.– А теперь я вас оставлю, но всё равно настаиваю, чтобы угощение было за счет заведения, – он прижал руки к груди.
Алик покачал головой.
– Спасибо, нет. Катя выберет, я заплачу.
–Э-ээ, – хитро прищурился Аршак, – понял тебя: кто девушку ужинает, тот её и…– он смешался, наткнувшись на взгляд Алика. – Ай, дурацкий шутка вышел. Прости! Вино, как извинение, от меня будет! Почему нет? За рулём? Ай, Катя не за рулём, для неё вино будет, – но девушка тоже отказалась, и говорливый кавказец, наконец, сдался. – Хорошо, в другой раз вина выпьем. Всё-всё, ухожу, созвонимся, Алик-джан!
Аршак ушёл. Официантка, которая стояла за его спиной, со словами «выбирайте, пожалуйста», положила на стол две папки с меню и карту вин, дежурно улыбнулась и удалилась.
Катя раскрыла меню:
– Как-то ты не очень обрадовался встрече со старым другом. А почему он тебя диким называет?
– Мы не были друзьями, просто служили когда-то вместе. Это у него такая привычка, а может национальная особенность. Все вокруг, а особенно начальники от самого мелкого, до самого большого – друзья дорогие. На Кавказе по началу всегда улыбаются, сразу и не понять искренне или с камнем за пазухой.
– А почему ты «дикий»? – спросила девушка.
Алик пожал плечами.
– Не приручил никто, – отшутился он, но, заметив Катин озадаченный взгляд, пояснил, – позывной у меня такой был.
– Вон что. Ох, и цены у них тут, – вздохнула девушка.
– Ты не цены рассматривай, а блюда.
Через несколько минут к ним опять подошла официантка, записала заказ и пообещала, что всё приготовят максимально быстро.
Катя выбрала для них какую-то особенную телятину, салаты, чай и фрукты. И всё это действительно скоро принесли. Алик толком не запомнил, что именно ел, отметил только для себя, что еда была прекрасна, как и всё в этот вечер.
Он словно попал в параллельный мир с иной культурой, где всё иначе, непривычно, где нет глухой безысходности. Где весёлые люди говорят на совершенно другом языке, в котором все слова понятны, но несут в себе беспечные и спокойные смыслы.
Всё это объединилось для него в Кате и позволило освободиться от застарелых комплексов, от своего будничного «я» и вернуть того себя, каким он был давным-давно, а, может, и не был никогда, а лишь хотел быть.
Это упрощало общение, но не делало происходящее менее реальным. Его язык избавился от пут, и он, обычно неразговорчивый, вдруг обрёл красноречие. Они говорили и говорили, и говорили.
Сначала о том, что видели и делали в этот день и в прошедшую неделю, затем о самих себе, о детстве, о фильмах и прочитанных книгах. Потом разговор пошёл кругами – о религии, о надеждах, о сегодняшнем мире, о людях вообще. Только одной темы Алик не касался – прежней службы. Катя опять чутко уловила его настроение и плавно переключила разговор на музыку, звучавшую в зале.
Музыка делилась для Алика на понятную и непонятную. Понятная – та, которую хотелось переслушать или напеть, непонятная – вся остальная. Когда Катя сказала, что совсем не разбирается в музыке и делит её по принципу: нравится или нет, он опять удивился совпадению их восприятий. Катя понимала его с полуслова, как и он её. Они не раз озвучивали мысли или заканчивали друг за друга фразы.
После кафе немного прошлись по ночному центру, ярко освещённому фонарями и разноцветными гирляндами на деревьях. Кругом гуляли парочки и компании, словно был не поздний вечер, а разгар дня, что, вероятно, объяснялось близостью выходных. Но всё рано или поздно заканчивается, и Алик почувствовал острое сожаление, когда Катя попросила отвезти её домой.
На половине пути под капотом машины вдруг что-то загрохотало, мотор несколько раз чихнут и заглох. «Копейка» встала замертво. Алик раздосадовано хлопнул ладонями по рулю, не прошло и десяти дней, как он забрал автомобиль из мастерской.
– Приехали,– сказал он. – Прогуляемся до твоего дома или такси вызовем?
– Такси в такое время неохотно приезжают, – ответила Катя. – А как же машина? Бросишь её здесь?
– Не брошу, а оставлю ненадолго. Угонять её смысла нет – эта старушка никому, кроме меня, не нужна. Разорять посреди дороги никто не станет. Пошли? Я так понимаю, что идти недалеко?
–Днём напрямик через территорию завода мы бы минут за пятнадцать дошли, а в обход, конечно, дольше.
– Разве это плохо? – он взглянул на неё.
– Наоборот. Но я, всё равно, одна идти побоялась бы.
–Ты не одна.
–Поэтому и не боюсь.
Они шли, держась, как дети, за руки. Почему молчала Катя, Алик не знал, а у него желание разговаривать пропало из-за появившегося вдруг ощущения опасности. Пока было непонятно, чем это вызвано, но интуиции, что не раз спасала ему жизнь, он доверял всецело и насторожился. Однако до самого общежития ничего не случилось.
Около подъезда остановились.
–Я бы сейчас чаю выпила,– неожиданно сказала Катя.– У меня есть замечательный чай с травами и ягодами. Хочешь?
– Очень, но, боюсь, уже поздно. Твоя мама, должно быть, уже спит.
– Мама вчера уехала в санаторий на целых три недели. Пойдём?
Свет уличных фонарей отразился в её глазах, гладкая прядь упала на щёку. Он отвёл эту прядку с лица. Губы девушки тронула улыбка. Не надо было ничего говорить, всё было ясно и так.
Они прошли по гулкому просторному фойе, потом по узкой лестнице, прятавшейся за углом, поднялись на третий этаж. Дверь, которую отперла Катя, располагалась посредине длинного широкого коридора, заставленного старой мебелью, детскими ванночками, велосипедами и какими-то тюками.
В тесной прихожей возникла неловкая пауза. Оба замешкались, не зная, как себя вести дальше. Алик осторожно обнял девушку, но она вдруг качнулась ему навстречу так, словно её сильно толкнули в спину. И в нём внезапно забушевали такие неодолимые первобытные силы, что сопротивляться им было невозможно.
Позже, будто сквозь пелену тумана вспоминалось, как они переместились в комнату, как торопливо скидывали с себя одежду. Водоворот пережитых ощущений был настолько ярким, что всё – мир, вселенная, сама жизнь – сосредоточились в Кате, и то, что она подхватывала и продолжала каждое его движение, пьянило и затмевало окружающую действительность.
Наконец буря утихла. Успокоилось дыхание, вернулась ясность мыслей, и он вновь начал трезво воспринимать окружающее. Оказалось, что они лежат на узкой кровати в крохотной комнатке, где, кроме письменного стола и маленького комода, стоящих впритык, не могло поместиться больше ничего. Темноту рассеивал свет уличного фонаря.
– Не понимаю, что вдруг на меня нашло, – прошептала Катя. – Безумие какое-то.
Её голова лежала на его плече, и волосы щекотали щёку.
– Судьба, Господь или химия, что тебе больше нравится, – также тихо ответил он.
– Мне всё нравится, – она провела ладонью по его груди, по животу. – Что это? Шрамы?
– Угу, – он задержал её руку, – в детстве с горки любил кататься, падал часто.
– Ты не станешь теперь плохо думать обо мне? – спросила она вдруг, почувствовала, как всколыхнулась его грудь, и подняла голову, чтобы заглянуть в лицо. – Почему ты смеешься?
– Да вот, лежу, переживаю: хорош гость – не успел порог переступить, сразу хозяйку в койку завалил. Ты не станешь теперь плохо думать обо мне?
Она улыбнулась, довольная услышанным, снова положила голову ему на плечо. Алик подумал о том, как не похожа она на тех нимф, с которыми он встречался прежде, и насколько его чувства сейчас мало напоминают те, что он испытывал раньше, обнимая девушек. Никогда больше он не притронется к другим женщинам. Ни за что и никогда.
– Чай будем пить? – спросила Катя.
– В другой раз, – он осторожно повернулся, высвободился из её объятий, сел на кровати, зашарил вокруг в поисках одежды. – Мне пора.
– Уже? Не хочешь остаться до утра? Почему?– огорчилась Катя.
– Надо машину забрать.
– Ты точно не стал хуже думать обо мне? – в её голосе слышалось сомнение.
– Ты лучшее, что у меня было и есть, – он повернулся к ней, провёл рукой по волосам. – Спи, но сначала подумай, не хочешь ли ты, пока мама в санатории, пожить у меня. Я вернусь к полудню, а сейчас пойду.
– Я провожу, – Катя тоже поднялась и накинула неизвестно откуда взявшийся халатик.
В прихожей, прежде чем выйти, Алик поцеловал её, Катя отозвалась долгим мягким вздохом, неожиданно перешедшим в смех.
– Жизнь прекрасна, – смеясь, сказала она. Он улыбнулся в ответ и ещё раз поцеловал, легко коснувшись губами тёплой щеки.
Всё ещё пребывая в состоянии душевного комфорта, он остановился на крыльце общежития, глубоко втянул прохладный воздух. Близился рассвет, на востоке небо посветлело, короткая июньская ночь плавно перетекала в утро.
Вернулось ощущение опасности, преследовавшее его по дороге к дому Кати. От расслабленности не осталось и следа.
Внимательно оглядев пустой двор, стоянку с несколькими автомобилями, Алик задержал взгляд на «Газели», внутри которой двигались тени. Или показалось? Он не помнил, была ли эта машина здесь, когда они вернулись из кафе.
Возвращаться к «копейке» можно было тем же путём, что они шли с Катей, то есть вдоль шоссе с движением даже в этот предрассветный час, но Алик решительно свернул на территорию заброшенного завода. Он не стал искать прореху в ограждении, а просто перемахнул через забор и пошёл между зданий. Вскоре за спиной послышался топот. Судя по звукам, его догоняло несколько человек. Он подумал, что вряд ли они заблудились и хотят спросить, как пройти в библиотеку.
«Нет, ребята, этот вертолёт не полетит. Что ж вам так приспичило-то, и на кой я вам сдался?»
Алик свернул к ближайшему зданию. Предполагая, что двери скорее всего заперты, он не стал тратить драгоценные секунды на проверку, а подпрыгнул, уцепился за наружную трубу газопровода, подтянулся, забрался в лишённое стёкол окно второго этажа и прижался к стене так, чтобы оставаясь невидимым, наблюдать за тем, что происходит на улице.
Очень скоро на место, где он только что стоял, прибежали трое. Они остановились, прерывисто дыша, – видно, подобные пробежки были для них редкостью. Алик получил возможность хорошенько рассмотреть преследователей. В одном он узнал аборигена, что несколько дней назад пытался отбить у него охоту встречаться с Катей. Двое других были незнакомы. Все трое – крепкие сбитые ребята, но разного роста. Алик мысленно окрестил их: «длинный», «малыш» и «ухажёр».
– Куда он делся? – спросил Длинный.
– Залез куда-то, – ответил Ухажёр.
– Думаешь, срисовал нас?
– Уверен. Мы ж топали, как стадо слонов, он услышал и, на всякий случай, заныкался. Трусливая скотина. Закопаю гниду.
– Эй, полегче! – возразил Длинный. – Сказано было только тебя подстраховать, пока ты его пощипаешь малость, но что-то мне не охота. Может, скажем, что убёг?
– Ещё не хватало! – знакомый Алику абориген сплюнул. – Фигня вопрос. Кадр этот – мозгляк ледащий. Я его один порву, как тузик грелку, – Ухажёр, достал из кармана металлический кастет и надел его на пальцы правой руки. – Загашу и здесь оставлю. Его долго никто не найдёт. Шило, у тебя «пукала» с собой?
– Сам ты «пукала»! Не знаешь, как правильно, говори просто «финка». Нож всегда при мне, – Длинный похлопал себя по боку,– мало ли, колбаску там порезать придётся или рёбра кому пощекотать. А чего ты вообще взъелся? Злишься, что он Катьку твою помял?
Ухажёр с перекошенным от ярости лицом обернулся к нему. Длинный встретил его взгляд гнусной ухмылкой:
– Что не так? Думаешь, они в темноте два часа книжки читали? Ладно тебе, Гриф. Баб вокруг полно. Другую найди или этой ума вложи, чтоб не давала кому ни попадя.
Ухажёр издал звук, похожий на рычание.
– Не твоё дело! Я со своей бабой сам разберусь. А гниду эту замочу.
– Хорош базлать, – заговорил Малыш. – Я с Грифом согласен. На кой нам ещё один мокрушник1? Может вам на замену? Седой говорил, на днях банку фикосную брать будем. Обещал, что потом все жирными бобрами разбежимся. Так на кой хрен лишний рот? С ним же делиться придётся. Может, Седой собирается грядки прорядить? Чё думаете?
– Пускай лошадь думает, у неё голова большая, – Ухажёр сплюнул в сторону. – К примеру, тебя «прорядить» я могу прямо сейчас.
Малыш только зыркнул исподлобья и сказал:
– Так чё?
– Ничё! Замочим его нахрен, – сказал Ухажёр.– Гляньте, в том цеху все окна в решётках, а здесь окно разбито и труба рядом, наверняка туда влез. Муха, останешься здесь. Шило, подсади. Только ты не сразу за мной, а только, когда я на подоконник встану, а то труба не шибко толстая – не ровён час, отломается.
Алик бесшумно отступил в пока ещё густую темноту помещения, в два шага переместился к другой стороне окна и снова прижался спиной к стене.
«Верно, труба не ахти. Поэтому, ребятки, ведём себя культурно: не толпимся, заходим по одному. Каждому гарантировано индивидуальное обслуживание».
Муха, сунув руки в карманы штанов, проследил, как Гриф, придерживаясь за стену и осторожно переступая маленькими шажками по трубе, добрался до окна и спрыгнул внутрь. После этого Муха подсадил второго товарища. Шило проделал тот же путь и скрылся из виду.
Муха прислушался, но, кроме отдалённого лая собак, ничего не услышал. Предполагая, что ждать придётся долго, он присел на корточки, опершись спиной на стену, сунул в рот сигарету, щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Что-то зашуршало наверху, Муха поднял голову – сигарета выпала из приоткрывшихся губ.
Глава 6
Каждое новое дело представлялось Косте Лукьянову шахматной партией. Вместо доски с фигурами он рисовал схемы мест преступлений. Он, как бы, смотрел на произошедшее с высоты птичьего полёта, и становилось понятно, где искать решение.
Все выходные он просидел над документами. Выделил наиболее важные, на его взгляд, моменты из объяснений и допросов свидетелей. Составленные схематичные изображения мест преступлений наложил на карту района и города. Стрелками указал возможные пути прибытия и отхода преступников.
Он словно по кусочкам собирал мозаику, но пока пустых пятен было слишком много, чтобы увидеть картину целиком.
Утро каждого понедельника в следственной службе начиналось совещанием. Игорь Николаевич Матюхин, как обычно, прошёлся по сводке происшествий, выслушал отчёты и планы следователей.
Когда очередь дошла до Кости, Игорь Николаевич сказал:
– Сначала о делах, что заканчиваешь. О новом отдельно поговорим.
Когда совещание закончилось, Матюхин остановил Костю коронным: «А вас я попрошу остаться».
– Изучил? – спросил он, когда они стались в кабинете одни.
Костя открыл большую общую тетрадь, которая выполняла у него роль рабочего блокнота, и начал:
– Изучив материалы, я могу с уверенностью утверждать, что мы имеем дело с неизвестной нам преступной группировкой. В её составе не менее пяти непосредственных исполнителей, по крайней мере, один руководитель и пособники. Сколько – пока сказать трудно. В их распоряжении имеется транспорт: как минимум один полугрузовик, но, может быть, и больше. Имеется помещение для складирования украденного. Делаю такой вывод, потому что пока не «всплыл» ни один из украденных мобильных телефонов.
Все нападения хорошо спланированы и организованы. Значит, кроме троих непосредственных участников налёта, есть координатор, который находится где-то поблизости, наблюдает и руководит. Уверен: в деле собраны не все эпизоды их деятельности. Полагаю, надо начать с запроса данных у операторов сотовой связи об активных номерах в зоне нападений, изучить все возможные записи видеорегистраторов с окружающих банкоматов, магазинов, даже автотранспорта.
Костя перевёл дыхание:
– Это общее впечатление, что касается конкретики, то я набросал план следственно-оперативных мероприятий…
Матюхин взмахом руки остановил его:
– Погоди, всё остальное доложишь на совещании у прокурора, – он взглянул на часы и поднялся из-за стола, – бери все свои бумажки, и пошли: Ксения Андреевна ждёт.
С Ксенией Андреевной Пичугиной – прокурором по надзору за следствием и оперативно-розыскной деятельностью – Косте пока встречаться лично не приходилось. Его работу курировал один из её подчинённых. Но все знали о её взрывном характере и строгости к соблюдению закона. Ксения Андреевна была невысокой и пышнотелой, с огненно-рыжей вьющейся шевелюрой, неизменно убранной в пучок на затылке. Но непослушные мелкие кудряшки постоянно выбивались из жёстких железных заколок и окружали розовощёкое лицо ярким ореолом.