Давши слово…
– Ага, – кивнула она. – Мне со следующего месяца пособие по безработице урежут, так и вообще жить будет не на что. Хоть на паперть иди. Наверно, придётся подъезды мыть за копейки, но мне очень хочется по специальности. Только мне тут вообще ничего не светит. Ни денег, ни машины. Пойду в кадры, пусть отметку ставят, что была.
– А что у тебя за специальность?
– Я менеджер, торговый колледж закончила.
Алик чуть не захохотал. Опять менеджер.
– Ну что ж, коллега, могу пятёрку одолжить, и машина у меня есть, товар развозить помогу. Хочешь? – неожиданно даже для себя предложил Алик.
Девушка впервые посмотрела на него.
– Спасибо, но это неудобно. Мы незнакомы.
– Так давай знакомиться. Альберт Валецкий. Можно Алик. А ты?
– Екатерина Серова, можно Катя. Какое у вас имя красивое, необычное.
Алик махнул рукой, дескать, ерунда, имя как имя.
– Идём, а то заблудимся в этих коридорах и не увидим, как они тут рабочий день встречают, – Алик сделал приглашающий жест и вышел из комнаты вслед за Катей. – Так что насчёт моего предложения?
– Ой, я так не могу.
– Ты подумай, минут пять у тебя есть.
И они ускорили шаг, чтобы догнать группу, свернувшую в открытую дверь в конце коридора.
Народу в зале было много, люди сидели в креслах, стоящих рядами, как в кинотеатре. Все, как один, в белых блузках и тёмных юбках или брюках. У каждого присутствующего на шее голубела повязанная косыночка, даже у уборщиц, облачённых в рабочие халаты. На сцене перед присутствующими стоял мужчина лет сорока в строгом тёмно-синем костюме. Голубая косыночка у него была завязана на шее под рубашкой наподобие шейного платка. Алик оценил находчивость, он бы ни за что не догадался, что так тоже можно. Косынка вроде есть, а вроде и нет. Молодец мужик. Женщина, сопровождавшая их группу, негромко попросила подопечных занять места в зале и осталась стоять у дверей.
– Итак, я, как обычно, приветствую вас, друзья мои и соратники, – хорошо поставленным баритоном провозгласил мужчина на сцене. – Давайте все вместе настроимся на рабочий лад и пожелаем друг другу удачи!
Грянула музыка, люди в зале поднялись с кресел и запели: «Предприятий торговых немало в мире нашем найдётся, но одно лишь надёжнейшим стало и «Полярисом» гордо зовётся». Песня была про то, какая замечательная эта торговая компания, как они посрамят конкурентов, про удачу и успех. Два куплета и припев – недолго. Но Алику впечатлений хватило. Он только дивился тому, что люди пели с удовольствием, улыбаясь. Когда музыка смолкла, каждый повернулся сначала к соседу справа, а потом слева, и со словами «дай пять» дружно хлопнули друг друга по раскрытой ладони, как делают дети, играя в «ладушки».
Алику стало смешно от идиотизма ритуала. Он представил себе, как каждое утро будет стоять в этом зале и песней прославлять торговую компанию, а потом, дебильно улыбаясь, начнёт хлопать по ладошкам товарищей по работе, выкрикивая «дай пять». Нет, ребята-демократы, этот вертолёт не полетит, как говаривал его первый ротный. Плевать на отданную пятисотку, права была местная кадровичка, не его это. Совсем. То есть абсолютно.
– А теперь за работу, друзья! – скомандовал мужчина на сцене и ушёл за кулисы.
– Следуйте за мной в бухгалтерию, а затем на склад, – сказала их группе менеджер и пошла впереди. Шестеро стажёров потянулись следом. Алик поравнялся с Катей.
– Что решила? Времени, пока они пели, было предостаточно.
– Занятные у них порядки, да? И гимн занятный, приятная мелодия, и слова ничего, – уклонилась от ответа Катя.
– Мне не понравилось, – пожал плечами Алик.
– Гимн?
– Не только. Всё не понравилось. Торгаши сначала вымогают деньги у своих будущих сотрудников, а, может, даже у настоящих, потом предлагают им петь во славу свою. Мне такой подход противен, а действо, которое мы наблюдали только что, – мерзость. Но смешно.
Он остановился и удержал Катю за руку.
– Если ты не согласна с моим предложением, на кой фиг мы идём в бухгалтерию? Пошли сразу в кадры, отметки поставим и уйдём.
Катя подняла голову, заглянула ему в глаза и очень серьёзно сказала.
– Я согласна взять у вас в долг, через месяц обязательно верну.
Алик улыбнулся от облегчения, отчего-то ему было важно её согласие.
– Тогда, – он достал из внутреннего кармана ветровки деньги, – держи, и вперёд!
– Вы с собой такие большие суммы просто в кармане носите?
– Меня вчера кадровичка предупредила, вот и взял.
– Десять тысяч?
– Зачем десять? Пять.
– А как же вы?
– Я в этот балаган не пойду. Вот загрузим твой товар в машину, я отметку в кадрах сделаю и отправлюсь на поиски другой работы.
Они как раз дошли до двери с табличкой «Бухгалтерия», откуда выходили их одногруппники – претенденты на работу в «Полярисе».
– Иди, я тебя здесь подожду, – он галантно распахнул перед Катей дверь.
– Спасибо, – тихо сказала она и вошла внутрь.
Потом Алик перетаскал в свою «копейку» множество коробок с выданным Кате товаром со склада продукции, сказал ей «подожди» и побежал в отдел кадров, где холёная «менеджер по кадрам», молча, поставила в его графе оттиск штампа и расписалась.
– Вы были правы, – сказал он, прощаясь, – не моё.
Она кивнула.
– Я же сказала, что у меня глаз намётан. Я бы вам посоветовала что-то в охране для себя поискать, но не в магазинах, а на объектах посерьёзнее. Вы же из военных? Такая работа вам больше подойдёт.
– Благодарю, я подумаю, – ответил он и вернулся к Кате.
Торговая компания «Полярис» специализировалась на продаже хозяйственных товаров. В коробках, которые получила Катя, был стиральный порошок, какие-то шампуни, мыло и ещё что-то, Алик особо не вчитывался, что на коробках написано. Они объехали несколько магазинов в разных районах города, где Катя сдала часть товаров по накладным. В каждом магазине она выкладывала товар на полки и потом его фотографировала. На вопрос Алика, зачем это делать, она объяснила, что так положено для отчёта. После третьего по счёту магазина Катя села в машину и вздохнула:
– Мне сказали, что в другие магазины ехать сегодня уже смысла нет, товар только до половины четвёртого принимают, а уже три, поэтому на сегодня мы закончили. Завтра продолжим. Ещё столько коробок даже не открытых осталось. Ума не приложу, куда их девать. У нас с мамой две маленькие комнаты в бывшем общежитии, когда приватизировать разрешили, мама их в собственность оформила. Там места совсем нет, а в коридоре оставить нельзя – украдут.
– Можно ко мне, имеется в квартире пустая кладовка. Живу я один, и твои коробки не помешают, – предложил Алик.
Катя прижала ладони к щекам.
– Ужас, как неудобно! Просто хамство с моей стороны, так безбожно эксплуатировать малознакомого человека. Не знаю, как вас и благодарить. Почему вы это делаете? Ой, надо было сразу спросить, а я только сейчас. Но всё это так странно.
Алик положил руки на руль.
– Ничего странного. Нравишься ты мне, вот и помогаю, чтобы каждый день с тобой встречаться причина была, – он посмотрел на Катю. – Серьёзно, очень нравишься. У тебя парень есть?
Она, всё ещё держась за щёки, потрясла головой.
– Нет.
– У такой симпатичной девушки парня нет? Повезло мне, – он заметил, как она заливается краской, и отвёл глаза, повернул ключ в замке зажигания. – Если тебе такая перспектива не нравится, ты не стесняйся, так и скажи, я не обижусь, и обещание помочь с продажей этой партии выполню.
– Наоборот, – ответила девушка, – вы мне тоже нравитесь, но это… так внезапно, как-то очень быстро, как в кино… Разве так бывает в жизни?
Он засмеялся.
– Бывает, как видишь. Если важные дела откладывать в долгий ящик, то можно не успеть их сделать. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет. Жизнь закончилась, а ты ничего не успел. Не поверишь, но так бывает. Так, куда едем? Можем сейчас коробки ко мне отвезти, а потом я тебя домой доставлю, а можно наоборот: сначала тебя домой, а потом я с коробками к себе. Да! Чуть не забыл, давай обменяемся номерами телефонов, чтобы всегда на связи быть.
Катя сказала, что лучше сначала коробкам место определить, и они поехали к дому Алика, но подниматься в квартиру она отказалась.
– Правильно, машину посторожишь, пока я всё в квартиру занесу, а потом хоть чаю попьём, а то целый день на ногах и не жрамши, я голодный, как стая волков.
– Нет, я к вам не пойду, – решительно ответила Катя.
– Почему? Боишься, что приставать начну? – он мельком взглянул на неё. Опять покраснела. – Не бойся, я же сказал, что ты мне серьёзно нравишься. Я очень терпеливый, торопить не буду. Просто чай выпьем, по бутеру съедим – и всё. Потом домой тебя доставлю.
– Нет-нет, это неудобно.
– Вот заладила: «неудобно, неудобно». Неужели я за целый день работы не заслужил полчаса чаепития?
Катя растерянно посмотрела на него, а потом с воодушевлением предложила:
– Я вас приглашаю к нам, моя мама нас накормит!
Алик покачал головой.
– Нет, перед твоей мамой я таким пыльным, потным и помятым появиться не хочу. Первый раз прийти в дом понравившейся девушки надо при параде, а не после погрузо-разгрузочных работ. Хорошо, отложим визит ко мне домой до другого раза. И вот что, давай на «ты», лады?
Катя кивнула:
– Хорошо, я постараюсь.
Он быстро перетаскал коробки, наспех поставил их в прихожей и в комнате, решив, что расставит в кладовке позже. Катя ждала на улице рядом с «копейкой».
Общежитие, где она жила, находилось рядом с бывшим заводом медтехники. Завод перестал существовать лет десять назад, его пустые цеха смотрели на город провалами разбитых окон и пугали завыванием гуляющего там ветра.
Пока ехали, Алик рассказал, что в течение недели ему надо проехаться по предприятиям, указанным в листе центра занятости, и сделать отметки об отказе от предлагаемой работы, а в конце недели снова посетить «личного инспектора».
– А вы, то есть ты, на учёт встал по прописке в Центральном районе?
– Нет, то есть да, по прописке, но я пока у матери прописан, а она в том же районе, что и ты живёт, поэтому в Калининском.
– И я тоже. Мне такой неприятный инспектор попался. Вот вроде вежливо разговаривает, а чувство такое, будто в тебя плюнули. Взгляд у него сальный, глазами раздевает, я прямо как голая там сидела, а после визита к нему в туалет бегала, чтобы умыться.
– Как его фамилия? – насторожился Алик.
– Кузьмин.
Ярость заволокла глаза, вслед за ней немедленно в мозг вонзилась раскалённая игла. Он включил аварийку, вывернул руль вправо, остановил машину и, держась за голову, попросил:
– Там в бардачке таблетки и бутылка с водой, дай, пожалуйста.
Она достала, испуганно спросила:
– Что случилось? Тебе плохо?
Он только отрицательно покачал рукой, головой пока двигать опасался.
– Ничего страшного, просто в голову вдруг вступило. Сейчас пройдёт.
Надо же, подумалось ему, целый день ничего не болело, и ничто его не злило, настроение было замечательное, а он это только сейчас заметил, когда злость и боль вернулись. Мама была права – познакомился с хорошей девушкой и вроде выздоровел.
Через несколько минут он снова завёл мотор и взглянул на часы. Начало пятого.
– Всё, полегчало уже, – сказал он. – Поехали.
Он довёз Катю до общежития, хотел проводить до дверей, но она воспротивилась, выпорхнула из машины и убежала, чмокнув его на прощание в щёку. Проводив её взглядом, он развернул машину и направился к дому, куда накануне негласно провожал «личного инспектора». Просто поехал – и всё. Как и вчера.
Машину Алик остановил недалеко от глубокой длинной арки, похожей на тоннель, между двумя старыми домами. Через неё к себе во двор должен был пройти Кузьмин. Алик слегка изменил положение бокового зеркала, чтобы видеть улицу за машиной. Отражение щуплого Кузьмина в сером обтягивающем костюме показалось в нём через несколько минут. Губы улыбающегося инспектора шевелились. Поёт, что ли? Или стихи читает? Может быть, Киплинга: «Ты из дикого леса, дикая тварь?»
Сутулая фигура свернула арку, Алик вышел из машины.
Вскоре он снова сел на водительское место, завёл мотор и, соблюдая все правила дорожного движения, поехал домой, сварил на ужин пельмени и съел их, щедро поливая сметаной и кетчупом. Алик испытывал почти забытое чувство спокойного удовлетворения. Вымыл посуду, постоял под душем и лёг спать. Впервые за последний год он заснул, едва голова коснулась подушки, и его не мучили кошмары.
Под утро разбудил звонок в дверь. Он взглянул на будильник у дивана – половина шестого. В дверь позвонили ещё раз, настойчивее. Алик поднялся и, как был, босиком в одних трусах, пошёл в прихожую. Спросил через дверь:
– Кто?
– Откройте, милиция.
Глава 3
Алик повернул щеколду и приоткрыл дверь. На лестничной клетке стояло пять человек. Впереди с папочкой в руках старший лейтенант в форме синего цвета. Цепкий взгляд Алика отметил в петлицах эмблемы в виде щита с двумя мечами, синие просветы на погонах и темно-зелёный кант на чёрном околыше фуражки с золочёной кокардой – сотрудник прокуратуры. За прокурорским – четверо в обычной одежде. У двоих вид натуральных бомжей, и аромат они источали соответствующий. Ещё дальше – на лестнице, ведущей вниз, несколько омоновцев с автоматами в руках. При виде раздетого Алика кто-то из них присвистнул.
– Тебе чего, старлей? – невежливо спросил Алик, с досадой подумав о том, что надо было хотя бы штаны и майку натянуть.
Лица у того, что в форме, и ещё двоих, выглядящих прилично, поскучнели.
– Гражданин Поляков Игорь Олегович? – с интонацией утверждения спросил старший лейтенант.
– Нет.
Офицер растерянно захлопал глазами, его спутники, выглядящие прилично, переглянулись.
– Давайте войдём и там уж разберёмся, кто вы такой и что делаете в квартире Полякова,– после едва заметной паузы решительно сказал прокурорский и попытался сделать шаг вперёд.
Но Алик шагнул ему на встречу, закрывая собой небольшое пространство в приоткрытой двери.
– Вы не войдёте, пока не представитесь, как положено, и не предъявите какую-нибудь важную бумажку.
На лице старшего лейтенанта заходили желваки, видно, начал сердиться. Но, тем не менее, достал из папки два листа бумаги, скреплённые канцелярской скрепкой.
– Вот постановление на обыск. Можете ознакомиться.
Алик взял листочки и, не отводя взгляда от лица офицера, сказал:
– Документов не вижу.
Двое из гражданских за спиной старлея достали из карманов красные прямоугольные книжечки и в раскрытом виде протянули вперёд. Алик прочитал, что они действительно оперуполномоченные милиции, а старший лейтенант, доставая удостоверение из внешнего нагрудного кармана, ворчливо спросил:
– Вам мало формы и сопровождения ОМОНа?
– Мне и корочек мало. Сейчас позвоню в отдел милиции, поинтересуюсь, имеются ли на службе сотрудники с такими фамилиями. Внимательно прочитаю постановление и только потом впущу вас в квартиру. Может быть.
Алик качнулся вперёд, заставляя прокурорского отступить, выхватил из его рук удостоверение, молниеносно вернулся в прихожую и захлопнул дверь, едва не прищемив нос старшему лейтенанту.
Для человека, знающего, что такое сигнал «тревога», одеться – секундное дело. Ещё несколько секунд понадобилось, чтобы найти в телефоне номер адвоката Павлова – личного юриста материнского борова. Через пару гудков тот ответил, выслушал Алика, спросил имя следователя, подписавшего постановление на обыск. Сказал: «Следователя знаю, хороший парень, на рожон не полезет. Но ты всё равно не открывай пока, продержись минут сорок».
Продержаться можно было и дольше: входная дверь укреплена второй – мощной металлической; кухонное окно и балкон, не смотря на второй этаж, закрыты витыми решётками. Быстрого или незаметного вторжения можно не опасаться.
Алик вернулся в прихожую и через дверь громко сказал:
– Старлей, я адвокату позвонил, он приедет минут через сорок. Ты уж подожди, не уезжай.
Прислушался, за дверью что-то забубнили – слов не разобрать, Алик усмехнулся. Конечно, можно было сразу впустить их в дом, но в прихожей и комнате всё ещё стояли коробки с Катиным товаром, а документы на них остались у девушки. Вечером он поленился затаскивать это добро в кладовку, а теперь у милиции вполне могли возникнуть вопросы: что это, да откуда, да почему. Объясняться не хотелось. Присутствие адвоката, в любом случае, смутит милицейских. При воспоминании о Кате на душе потеплело. Он машинально провёл рукой по голове, потёр шрам под волосами и снова с радостью и удивлением отметил – ни злости, ни головной боли, только спокойствие и умиротворение.
Он рассовал коробки по полкам в кладовке и пошёл в ванну. Закончив утренние мыльно-рыльные процедуры, вернулся в комнату, достал документы на квартиру, военный билет и паспорт. Положил их стол и пошёл на кухню варить кофе и жарить яичницу – до приезда адвоката вполне можно позавтракать.
Пока готовил, выглянул в окно и увидел, как садятся в «Газель» с надписью «ОМОН» бойцы в пятнистой форме. Возле милицейского УАЗика о чём-то разговаривали старший лейтенант и два оперуполномоченных. Бомжи курили на лавочке.
Завтрак Алик совместил с изучением постановления о производстве обыска. В нём говорилось, что некий гражданин Поляков занимается запрещённой добычей икры и рыб осетровых пород, а затем добытое сбывает несознательным гражданам. Обыск, по мнению следствия, необходимо провести для обнаружения доказательств незаконной деятельности. Занятно. Они надеялись у него осетрину с икрой обнаружить в холодильнике или рыболовные снасти и катер под диваном?
***Костя Лукьянов – следователь следственного комитета при областной прокуратуре, был раздавлен свалившейся неприятностью. Так хорошо всё организовал! ОМОН для поддержки взял, приехал в правильное время – рано утром, когда люди спросонья расслабленны и не способны быстро соображать. Обыск и доставка Полякова в отдел для допроса, запланированные на раннее утро, должны были стать неожиданными и результативными. Не получилось.
С фигурантом Костя не встречался. Он только два дня назад принял дело к производству. Начальник отдела сказал, что следственные действия почти закончены. Остались только завершающие и техническая работа. Но на всё про всё – две недели, потому что именно столько осталось до истечения месяца, на который продлено следствие.
Лукьянов материалы внимательно почитал и порадовался, что сделано действительно почти всё, что требуется. Внимательно ознакомился с постановлением о назначении экспертизы. На исследование в рыбсовхоз, расположенный в области, отправили десять литровых банок с черной икрой и сорок килограммов свежей осетрины. Для экспертизы и продлили срок следствия.
По закону дела о браконьерстве расследует дознание. Но покупатель, незаконно купивший всё это богатство, оказался депутатом Городской думы от одного из областных районов. Дела по таким важным фигурантам расследуются Главным Управлением Следственного Комитета при областной прокуратуре. Первый следователь сгоряча даже попытался взять депутата под стражу. Но суд в аресте отказал. Злодей-браконьер – Поляков Игорь Олегович – скрылся.
Дело было несложным. Как раз для дознания, там других не бывает. Костя созвонился с экспертом, узнал, что заключение готово, но…
И тут последовал первый удар. Эксперт, он же главный инженер-ихтиолог рыбсовхоза, сказал, что вещдоки уничтожены. Соответствующий акт прилагается.
– Как уничтожены?! – закричал Костя. – Что значит «уничтожены»? Да вы что? Это же вещественные доказательства!
– Прежде всего, это скоропортящиеся продукты. Без заморозки срок их хранения составляет всего три дня,– спокойно ответил голос в трубке.
– Надо было заморозить! – чуть не сорвал голос Костя.
– К сожалению, у нас нет для этого условий.
– В рыбсовхозе нет холодильников? Что вы несёте?
– Хранение чужой продукции запрещено инструкцией.
Ихтиолог отключился. Потрясённый Костя несколько долгих минут, не мигая, смотрел на трубку, из которой доносились отрывистые гудки. Потом медленно положил её на место и пошёл к начальнику докладывать.
– Сожрали, – с глубоким вздохом констатировал начальник отдела. – Действительно, продукты скоропортящиеся. Не пропадать же добру. Махни рукой, скажи «на здоровье» и порадуйся за людей. Акт к делу приобщи вместе с экспертизой. Иди работай.
Начальник следственной службы Игорь Николаевич Матюхин прекрасно помнил, что на экспертизу отправилось всего десять граммов икры и столько же осетрины. Для экспертизы больше не нужно. Остальное забрал он, поделившись, разумеется, с непосредственным руководством и председателем районного суда. С ними же согласовал текст акта об уничтожении, который составил лично и передал эксперту-ихтиологу для образца. Поэтому никакого наказания за уничтожение вещдоков без решения суда начальник следствия не опасался.
Расстроенный Костя отправил оперативника в область, забрать у ихтиолога заключение экспертизы. Съездил в суд за санкцией на обыск, чтобы с раннего утра сразу полностью отработать следственные действия по фигуранту. И всё! Останется только техническая работа.
Поляков, наверняка, из-за отсутствия внимания к его персоне со стороны милиции, спокойно живёт по месту прописки в собственной квартире и в ус не дует. Для большего эффекта, и чтобы сразу пресечь любое неповиновение, Костя вызвал ОМОН. А чтобы не бегать по квартирам и не беспокоить соседей Полякова ранним утром, прихватил из «обезьянника» двух административно-задержанных. Им предстояло поработать понятыми.
Когда из-за двери мужской голос спросил «кто?», Лукьянов, внутренне ликуя, что браконьер дома – значит, всё получится – сурово сказал:
– Откройте, милиция.
Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. На пороге стоял мрачный тип среднего роста. Коротко стриженный, худой, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти или чуть старше в одних трусах-шортах неприязненно смотрел на него колючими тёмными глазами. Его узкое костистое лицо и крепкая фигура, казалось, состоят из одних углов – только квадраты и параллелепипеды с треугольниками. Руки, ноги и открытые участки тела изрыты большими и мелкими шрамами. На груди слева голубела короткая полоска наколки. Кто-то из омоновцев присвистнул.
Дальше понеслось…
Во-первых, мужчина отказался от имени Полякова. Во-вторых, в квартиру не пустил, постановление с удостоверением забрал и дверь перед его носом захлопнул. Вдобавок, через пару минут через дверь крикнул, что скоро приедет адвокат.
– Мы больше не нужны? – спросил командир омоновцев.
– Нужны, – упрямо сказал Костя, – будем дверь вскрывать и этого красавца задерживать. Вызывай МЧС.
– С ума сошёл? – удивился омоновец. – У кого из зарплаты вычтут стоимость сломанной двери? Ты же слышал, что адвокат уже в пути. Попридержал бы коней. Он что, по-твоему, похож на бракушу?
– Похож. Рожа у него бандитская, весь поцоканый. Небось, на киче подрезали, —огрызнулся Костя.
– Лукьянов! – с чувством сказал командир омоновцев. – Это осколочные и пулевые ранения. У меня тоже такие есть. Татушку рассмотрел? Давно у сидельцев стало модно группу крови на груди колоть? Парень в горячих точках отметины заработал. Рожа у него, говоришь, бандитская? А у меня и моих бойцов, какие рожи? Этот парень воевал. А твой Поляков? Мы шагу не сделаем, пока я не буду уверен, что там где-то под ванной настоящий подозреваемый заныкался. В машину, – скомандовал он, и омоновцы вышли из подъезда.
Расстроенный Костя спустился за ними. Он и сам уже понял, что им открыл не Поляков. Предыдущие слова сказал из чистого упрямства и огорчения. Но раз уж обыск сорвался, следовало правильно оформить причину его отмены – допросить мужчину, так нагло захлопнувшего дверь, да и документы свои забрать.
– Надо было в адресном уточнить, не поменял ли Поляков место жительства,– глубокомысленно сказал один из оперативников.
От того, что эта простая мысль раньше не пришла в голову, Костя чуть не взвыл.
– Вот ты этим и займись, умник, – сердито сказал он. – Отправляйся в адресное бюро, привези мне справку. А ты, – обратился он ко второму оперативнику, – верни «понятых» обратно в клетку.
Омоновцев Костя тоже отпустил и сел на лавку у подъезда ждать адвоката.
– Старлей! – послышалось вдруг сверху.
Костя поднял голову. На балконе, забранном решёткой-парусом, стоял уже одетый узколицый хозяин бывшей квартиры Полякова.
– Кофе хочешь? – спросил он.
–Хочу, – ответил Костя.
–Заходи.
Костя быстро взбежал по лестнице на второй этаж.
– Молока нет, кофе только чёрный,– сообщил хозяин, запирая дверь. – Не разувайся, проходи.
В хрущёвской однокомнатной угловой квартире, перепланированной в студию, было прохладно и светло из-за светлых обоев, светлой мебели и трёх распахнутых окон без занавесок. Костя отметил хорошее качество ремонта и скромную немногочисленную мебель – только самое необходимое. От того небольшая комната, соединённая с кухней, казалась просторной.
