– Это не моя, – сказала Гуля. – Она красноармейская.
– На красноармейской надо уметь ездить, – добавил кто-то.
– Я сначала не умела, – ответила Гуля, – а потом выучилась немножко.
– Немножко! – закричала Гулина соседка по парте, Лёля Снегирёва. – Ты же барьеры брала!
– Да, приходилось…
Ни Гуля, ни другие школьники и школьницы – никто не заметил, как ссора сама собой угасла и перешла в деловой и даже дружеский разговор. Кончился он тем, что Гуля повела всю компанию к себе домой, на улицу, обсаженную липами, – называлась эта улица Уютной, – и угостила своих новых друзей всеми вкусными вещами, какие только нашла дома: сочными, румяными яблоками и хлебом с малиновым вареньем.
И скоро Гуле стало казаться, что в школе не так уж шумно, что девочки очень славные и что даже среди мальчишек есть совсем не плохие ребята.
Но лишь только начала она привыкать к этой школе, как ей снова пришлось уехать. На этот раз – в Киев, где готовилась съёмка новой картины.
Незадолго до её отъезда приехал в Одессу Владимир Данилович Королёв.
– Папочка, у меня к тебе просьба. Очень большая. Обещай, что ты её исполнишь, – сказала Гуля, когда отец отдохнул с дороги и они вместе вышли на улицу.
Уже стоял конец июня. Южное солнце пекло так, что спасала от него только густая тень каштанов и акаций, выстроившихся вдоль тротуаров. Лишь изредка приносил прохладу ветерок с моря.
Отец с удивлением посмотрел на Гулю:
– Как же это я могу обещать тебе то, чего не знаю?
Гуля подумала немножко и продолжила:
– Я даю слово, что ни разу за весь месяц ничего у тебя больше не попрошу – ни мороженого, ни денег на карусель.
– Ну так в чём же дело? – ещё больше удивился отец.
– Знаешь, я соберу сегодня ребят нашего класса, и ты угостишь мороженым нас всех. И покатаешь всех на карусели. Хорошо?
– А сколько же у вас в классе ребят?
– Тридцать два человека. Но не пугайся: сейчас многие разъехались. Ну всё же человек двадцать наберётся…
Владимир Данилович развёл руками:
– Ты что, хочешь разорить меня сразу – за один день?
Гуля виновато улыбнулась:
– Нет, папочка. Это выйдет ровно столько порций мороженого, сколько я съела бы одна за целый месяц. И столько же раз покаталась бы на карусели. Я всё это тоже подсчитала.
Отец усмехнулся:
– Ну что ж, это неплохо, что ты и летом занимаешься математикой…
Но Гуля перебила его:
– Не смейся, папочка, я даю тебе слово, что больше ни одной копейки не попрошу у тебя за целый месяц. Но ты понимаешь – я скоро уезжаю и долго не увижу своих ребят!
Владимир Данилович вынул из бокового кармана пиджака бумажник и отсчитал пятьдесят рублей, а потом ещё двадцать.
– Хватит! – прошептала Гуля. – И на мороженое и на карусель в Аркадии[10 - Арка?дия – приморский курорт Одессы.] хватит.
– И даже на трамвай, – сказал отец. – Можешь звать всю компанию.
Не помня себя от радости, Гуля помчалась приглашать ребят. Она бегала из дома в дом. Кого застала во дворе, кого – на соседней улице, кого – у моря, за остальными разослала гонцов. И всем наказала строго-настрого: сбор в семь часов вечера. В Аркадии. Не опаздывать.
Вечером, ещё задолго до семи часов, за круглыми столиками приморского парка торжественно расселись Гуля и её гости. Они тихо и неторопливо, стараясь продлить удовольствие, работали ложечками, осторожно дотрагиваясь до холодных сладких шариков в запотевших стеклянных вазочках.
Парусиновые тенты над столиками вздувались от морского ветра, как паруса, обвевая разгорячённые лица ребят прохладой.
Больше всех радовалась в этот вечер Гуля. За её столиком было особенно шумно и весело. А когда все уселись на деревянных коней и в расписные сани и карусель двинулась под хриплые, дребезжащие звуки органчика, Гуля почувствовала себя на вершине счастья.
Отец стоял возле карусели, и каждый раз, когда дочка горделиво проплывала мимо него на белом коне, он махал ей рукой, а Гуля улыбалась ему благодарно и ласково.
Через месяц, помогая отцу укладывать вещи в чемодан, Гуля спросила:
– Папа, а у тебя довольно денег на дорогу? Ведь ты столько потратил на меня и на моих ребят!
Отец вздохнул:
– Да, да, придётся мне, видно, пешком в Москву идти…
А потом похлопал её по плечу и добавил:
– Ничего, дочка, денег у меня хватит. Ведь ты целый месяц прожила без мороженого – сдержала своё слово. Признаться, я не раз хотел тебе предложить полакомиться, да только…
– Понимаю, – прервала его Гуля. – Воспитывал меня.
– Нет, по-моему, ты сама себя воспитываешь, дочка.
В тот же день отец уехал, а скоро Гуля и сама стала готовиться к отъезду.
Варька и Василинка
Киевская кинофабрика оказалась куда больше одесской. Гуле здесь понравилось всё: и мягкий голубоватый свет на съёмках, который не жёг глаза, и большие съёмочные павильоны, и то, что на фабрике её встретили как опытную артистку.
Режиссёр разговаривал с ней так же серьёзно, как со всеми другими актёрами. Он подробно разъяснял каждый эпизод, в котором она должна была участвовать, каждую сцену, и Гуля стала всё яснее и глубже понимать, что такое искусство актёра.
А роль ей досталась на этот раз нелёгкая.
Гуля должна была понять и перечувствовать большие горести, выпавшие на долю Варьки, внучки старого шахтёра.
Для того чтобы она лучше вошла в свою роль, режиссёр возил её на рудники, спускался с ней в шахты.