Они сбежали с третьей пары, заскочили в столовую, истратив неприлично много на полноценный обед. Кирилл, как мог, оттягивал объяснение. Разумеется, он хотел придумать какую-нибудь правдоподобную историю, но ничего не приходило в голову.
Кто-то вывозил мебель из подъезда, где находилась съемная квартира. Пожилой мужчина бодро руководил работой грузчиков.
– А вы кто, тоже грузчики? Не похожи…
– Нет, я здесь живу.
– Что? Живешь, говоришь? Это кто же тебя, бедолага, сюда устроил? Дом-то расселен давно, это я остатки мебели на дачу вывожу. В какой квартире обитаешь?
– В третьей
– Григорьевы подзаработать решили, значит. Эх и жук Колька. А ведь квартирку-то уже получил…
– Но как же, вы говорите, расселили, а коммуникации есть, да и старуха живет в соседнем подъезде.
– Коммуникации со дня на день отключат, а старую ведьму выселят. Не поверите, всю жизнь в этом доме живу, а старая Федора всегда такой старой была, и пятьдесят лет назад.
– Как такое может быть? – не выдержал Максим.
– Приятель твой? – кивнул мужчина. – Может, сынок. Видишь, дружок твой и не удивляется. Дом его удивляться разучил, только страх остался…
– Да что здесь происходит?
– Подождите, парни, сейчас ребятушек отпущу, а сам с вами посижу на лавочке вон под деревцем.
– Может объяснишь? – спросил приятель у Кирилла, как только они сели на лавочку.
– Чертовщина тут происходит, по ночам голоса, дверь постоянно заклинивает. И старуха эта безумная. Представляешь, во всем доме только она и я.
– Ничего себе…
– Ну что, сынки, – подошел к ним мужчина, отправив машину, – меня Николаем Петровичем звать.
– Кирилл, а это – Максим.
– А у нас тут почти все Николаи, уж очень любили мамы наши это имя. А может, как оберег давали…
– Оберег?
– Я в этом доме родился. Дом как дом, старый только. Его еще в первой половине 19 века построили, но ведь раньше строили на века. Воду, газ еще до моего рождения подвели, повезло. Дом небольшой, всего двенадцать квартир. Это уж после все старожилы стали вспоминать, мол, и раньше всякие странные вещи происходили, но не больше. Чем в других домах. Так же рождались, женились, умирали. Кто-то влюблялся, кто-то ругался. Вот только Федора, сколько себя помню, всегда старой была. Во дворе ее боялись, старались стороной обходить. Пару лет назад дом наш потихоньку разрушаться стал, заговорили о расселении. Но у нас ведь как? Пока соберешь бумаги, пока утвердят. А тут и случилось то, что нас из этого дома выгнало.
– Что???
– В соседнем доме меняли коммуникации, вернее, подводы к ним. Прорвало у нас тут зимой, не дворы – каток. Кое-как залепили до весны, а как подсохло, разрыли и решили соединить с нашими трубами, по другой схеме. Раскопали двор, и обнаружили ледник. Дом-то наш до революции постоялым двором был, тут извозчики останавливались на ночлег. Ледник в таком доме – вещь необходимая.
– Вроде погреба? – спросил Максим.
– Погреб, в который загружали лед. Продукты сохранялись даже летом не хуже, чем в холодильнике. Про этот ледник мы в детстве знали, но на нем стояла ракушка – гараж дяди Яши. Гараж тот давно снесли, а про ледник забыли. Стали копать, а ледник-то непростой. Разрыли, а из него ход в еще один погребок – склеп. Двадцать три скелетика, косточка к косточке…
– Как? – одновременно вскрикнули молодые люди.
– Неужели не слышали? Так вы же приезжие, громкое дело, в новостях показывали. Подняли дела архивные, журналисты свое расследование провели. В середине позапрошлого века держали постоялый двор супруги Агафоновы, Спиридон Иванович и Глафира Корнеевна. В местных газетах то и дело появлялись записи об исчезнувших: то купчишка какой по делам поедет и сгинет, то помещик мелкий в город по делам отправится, а домой не вернется. Это сейчас дом в центре города оказался, а в те времена – окраина. Пропажи эти с Агафоновыми не связывали, а зря… Многих они порешили.
– Ужас, – не выдержал Кирилл.
– Нет, сынок, самый ужас потом случился. Раскопали косточки и начались у нас кошмары. Сначала все молчали, а потом как прорвало, стали друг другу разные страсти рассказывать. Ночами стоны, плачи, голоса разные, вещи оказывались не на своих местах. Дальше – больше. Один за другим заболевали жильцы, скорая каждый день приезжала. За год четверых схоронили…
– От чего умирали?
– Вовка из пятой выпивал, он первым умер. Никто тогда не удивился. За ним старуха Ивановна из восьмой, опять-таки, девятый десяток. А когда сноха Терентьевых скончалась, вроде бы от пневмонии, молодая девка, двадцать пять всего исполнилось, а за ней и Гришка Семенов, сорокалетний дальнобойщик умер от остановки сердца, народ стал потихоньку съезжать из дома.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: