У нас обоих дрожали руки.
– А знаешь, сколько ему лет? – послышался издевательский голос Софи. – А я тебе скажу. Небесный Глобус 1725 года… бла-бла-бла.
– Ты так оригинальна!
– Мусор подбери!
Я только махнула рукой.
Надо же было чуть не раздолбать старинный глобус!
Сердце разогналось так, что в ушах забарабанило. Щеки горели, руки, холодные и липкие, все еще дрожали, а в туалет резко расхотелось.
Из мрака библиотеки я вышла в небольшой светлый холл и только там перевела дух. Здесь, в украшенной фресками комнатке, около часа назад наша группа ждала позволения войти в старинную библиотеку, чтобы порисовать интерьер. Матеаш сто раз повторил, чтобы мы ничего не трогали. А провожатый прочитал целую лекцию о дорогущем Вышеградском Кодексе – большой потертой книге, застрахованной аж на целый миллиард крон.
Я подошла к стенду и взглянула на реплику книженции ценой в пару моих почек.
Талмуд уставился на меня разворотом с изображением судного дня.
Ничего так… Картинки веселенькие, хотя готику никогда не любила.
Сейчас в маленькой зале никого не было. В луче света плясали пылинки. Хотелось вдохнуть свежего воздуха. Я направилась к окну в стенной нише, с силой нажала ручку резной проржавевшей щеколды. Та скрипнула, но поддалась.
Наверняка это запрещено. Ведь здесь все древнее и застрахованное. Может даже эта щеколда.
Какой смысл во всех этих вещах и книгах, если нельзя потрогать, разглядеть, прочесть?..
Я чуть приоткрыла окно и вдохнула прохладный уличный воздух.
Внизу, во дворе люди в форменных футболках возили на тележках телевизионное оборудование. Это из-за них все перегородили. Документалку снимают про свою реликвию.
Вдруг послышались шаги. Я поежилась. Сейчас придется извиняться за открытое окно. Я выглянула из своего укрытия и увидела мужчину в белом халате и матерчатых перчатках. Он привез на тележке продолговатую серую коробку и остановился спиной ко мне.
Мужчина раскрыл коробку, достал большой талмуд в красно-зеленом переплете и отложил в сторону. Потом подошел к ограждению, снял с подставки копию Вишеградского Кодекса, вернулся к тележке и начал укладывать книгу в освободившуюся коробку.
Я решила, что прятаться и наблюдать исподтишка некрасиво. Пора было как-то проявить себя. Все равно он заметит.
– Извините, – сказала я по-английски и сделала шаг вперед, – я тут окно открыла.
Библиотекарь, только что упаковавший копию чудо-рукописи в коробку, успел взять второй талмуд. Услышав меня, он вздрогнул и обернулся.
– Извините пожалуйста, я вас пугать не хотела. Я тут просто решила подышать…
Неожиданно мужчина уронил книгу. Та глухо шваркнулась об пол и раскрылась на живописной картинке с ангелами.
Странный библиотекарь дико пялился на меня, словно я была восставшим мертвецом.
– Извините… – еще раз пролепетала я и невольно начала отряхиваться.
Да что не так-то?
Вдруг черты лица мужчины смягчились, потеряли выразительность и начали оплывать, словно были сделаны из воска. Я видела такое лишь однажды…
– Как… Ты? – услышала я свой дрожащий голос.
Его лицо вмиг стало нормальным. Ультрамариновые глаза посветлели. Он поднял книгу, бережно положил ее на постамент, схватил свою тележку и покатил в сторону лифта.
– Это ты, я знаю, – прошептала я.
Он остановился.
– Встретимся в шесть под конем в Луцерне, – сказал он, не оборачиваясь.
Зашумел лифт, и его не стало.
Я опустилась на пол.
Глава 5
Я очень боялась опоздать. Так оно и случилось. Зашла совсем не в тот пассаж. Запуталась в галереях и переходах. Меня начало мутить от напряжения. Уже десять минут, как я должна быть на месте. Он уйдет, не дождется!
Я бросилась назад и, наконец, увидела светящуюся надпись пассажа «Lucerna»[20 - Пассаж «Lucerna» – Самый известный пассаж в центре Праги находится во дворце Люцерна. Пассаж стал домом для целой сети магазинов и галерей, концертного зала, кинотеатра, многочисленных кафе и ресторанов.]. Кинулась под арку вперед по галерее. Вот он, висящий вверх тормашками конь с вывалившимся языком и нелепым всадником сверху. Все, как описывала Софи.
Но его здесь нет! Нет! Опоздала! Глаза заволокло слезами. Я осела на ступеньки и прижалась лбом к круглой колонне.
Но что же это я? Может, он еще где-то рядом?
Я вскочила и зашагала вперед по галерее, вглядываясь в лица людей из кафе. Дошла до конца и повернула назад.
Он стоял на углу, привалившись спиной к стене. Руки скрещены на груди. Губы сжаты. Глаз не видно за длинной челкой. Все то время, что я металась по галерее, он безразлично наблюдал.
– Идем, – сказал он без приветствий и стремительным шагом направился к выходу из пассажа.
Мы выскочили на улицу. Я чуть не попала под трамвай, стараясь поспевать за ним. Он не обратил внимания и нырнул под соседнюю арку.
– Куда мы? Не спеши так сильно.
– Здесь близко, – буркнул он.
Мы промчались мимо кинотеатра и кафе с мороженым. Слетели по короткой лестнице, свернули и оказались в сквере. Удушливо пахло розами.
– Туда, – он махнул рукой в дальний угол, где возле стены росли густые туи.
Мы остановились.
– Как ты оказалась в библиотеке? Клементинум сегодня закрыт для посетителей.
– Я была с группой студентов из архитектурной школы. Я…