Страх ледяными иглами пронзает все тело. Он собирается заснять мое изнасилование? Зачем?! Зачем?!
– Прекрати! Прекрати! Помогите! – стала дергаться активнее, но Виталик уже тянул трусы.
– Заткнись и улыбайся. Вдруг тебе понравится, и ты станешь порно-актрисой. А..?
Глава 22.
Это конец. Нет ничего хуже, чем ощущать себя полной дурой. Наступать на одни и те же грабли. Снова и снова. Я просто не понимаю, почему до моего «нет» никому нет дела. Никому.
Я просто кукла, которую тянут в разные стороны и вот сейчас хотят проткнуть, пронзить отростком. Сдуть даже оболочку и не оставить ничего. Пустое место. И я уже кричу, не собираюсь сдерживать рыданий, как вдруг комнату сотрясает грохот такой силы, что закладывает уши.
И мой крик утопает в нем, как камень тонет в озере. Стремительно и безвозвратно.
Неужели началась война?
Тело Виталика больше не давит на спину и первое, что я делаю, ощутив свободу, заползаю на диван и подбираю ноги к груди.
В глазах пляшут искры, но вижу около десяти человек в черном и задыхаюсь от облегчения.
Повезло. Господи, спасибо. Спасибо, что ты спас меня и на этот раз. Обещаю, что буду вести себя внимательно и не ходить с непонятными личностями по их квартирам, я вообще собираюсь только учиться. Честно, честно.
Пока слух начинает возвращаться, а Виталика в два счета скручивают на полу голой задницей кверху. Один из мужчин, что на меня не обращали ровно никакого внимания, подходит к камере. Той самой, что чуть не сделала меня порно-звездой, и кидает ее на пол.
– Уроды! – слышу я гнусавый голос Виталика. – Она же кучу бабла стоит.
– Гораздо дороже, чем твоя жизнь.
Этот голос скоро будет сниться мне не только в кошмарах, но и мерещиться в реальности. Кажется, за свое спасение я снова обязана совсем не Богу.
Смотрю, как входит в комнату Распутин и оглядывается, смотрит на Виталика, как червяка и не многим лучше на меня.
Ему тут же подносят флеш-карту с записью. Он роняет ее и давит низким каблуком лакированных ботинок. Все это время прожигая меня недовольным взглядом.
– Вставай и одевайся, – требует он, но я только беспомощно смотрю на свои изорванные вещи и сильнее подбираю ноги, обхватываю их руками.
Хочется уткнуться в стенку, дождаться, когда все уйдут, и уже тогда найти целые вещи, чтобы одеться. Убежать, спрятаться под одеялом.
Но разве такие люди как магнат считаются с чужими чувствами? Сомневаюсь. Скорее всего, он просто не захочет ждать, когда я приду в себя. Отворачиваю голову, и через мгновение в меня прилетает тяжелая ткань пиджака.
– Завернись и вставай, Нина.
Обращение по имени привлекает мое внимание, и я оборачиваюсь, одной рукой подтягиваю к себе пиджак. Распутин остался в одной белой рубашке, что совсем не скрывала его мощного тела, широких плеч и бычьей шеи.
– Я жду.
Помогать, брать на ручки меня он точно не собирается. Хотя и прекрасно понимает, что произошло. Ну что ж. Ладно. Я выдержу это. Выдержу унизительное мелькание голых участков тела, пока заворачиваюсь в пиджак, и даже косые взгляды омоновцев.
А самое главное тот путь, как по шаткому мосту, что мне надо проделать до стоящего прямо Распутина.
Он разворачивается, как только я приближаюсь на расстояние вытянутой руки. Останавливаюсь на пару мгновений и сразу же устремляюсь за ним.
Шагаю по круглой лестнице, за окном все еще глухая ночь и, судя по тучам, надвигается гроза. И меня ждет настоящий гром. Что он скажет мне? Обвинит? Решит, что после такого я ему не нужна?
Почему сейчас эта мысль не приносит нужного удовлетворения?
В машину меня никто не садит. Распутин идет по улице, вышагивая ровно, как солдат, а за нами его люди. Сейчас чувствую себя грешницей, что ведут на костер.
Голая под огромным пиджаком, который даже умудрился прикрыть мне колени. Это я ощутила, когда холодный воздух опалил щиколотки. При всем при том, что шла я босиком.
Только хочу напомнить об этом факте, как вдруг мы заворачиваем и оказываемся перед многоэтажным зданием. Отелем.
Хочу подойти ко стойке регистратора, но Распутин даже не смотрит в ту сторону, и я ясно понимаю, что он уже здесь живет. И именно здесь хотел провести ночь с той блондинкой.
А где она, кстати? Ждет его в кроватке, или, может быть, решила подкараулить и устроить скандал?
Как Распутин собирается объяснить мое появление?
– Может… я лучше в общежитие? – предлагаю, но вижу качание головой и смотрю, что он достал свой смартфон и смотрит в какие-то цифры. И меня прошибает ток.
– Сумка! – кричу и я хочу нажать на кнопку стоп. Но жесткие пальцы сжимают мои почти до хруста, а в грудь врезается что-то твердое. Опускаю взгляд и с удивлением замечаю сумку. Сразу ее хватаю, и еще надо умудриться не раскрыть широкий пиджак.
– Спасибо, – шепчу тихонько, поднимая взгляд и тут же его опуская магнату в ноги.
Он ничего не отвечает, только подталкивает меня за поясницу, чтобы вышла из лифта, когда тот остановился. Место, в котором он прикоснулся, начало нещадно жечь, и я невольно вспомнила, что от приставаний Виталика даже близко не было такого эффекта. Лишь неприятная тошнота.
Снова касание и мы останавливаемся у двери в номер, после короткого вжика заходим внутрь.
Номер, он… Если сказать мягко – шикарный. Огромный кожаный диван светлого цвета в одной комнате напротив плазмы. Письменный стол, ненамного меньше того, что стоит в кабинете Распутина. В открытой двери виднеется пустая, застеленная кровать такого размера, что, кажется, там может поместиться группа «Тодес» и станцевать еще на ней.
При этом бордовые и золотые оттенки обивки и стен создают очень богатый вид. Впрочем, под стать тому, как живет Распутин. И ему самому.
Пока осматриваю комнату, наконец, собравшись поднять челюсть, он проходит к своему ноутбуку и что-то печатает, коротко просматривает бумаги.
– Иди в душ, – кидает он фразу и продолжает работать. И я спешу поскорее выполнить его требование, только чтобы перестать находиться к нему так близко. Смотреть на жесткое, словно высеченное из камня лицо и просто подумать.
Обо всем.
В первую очередь, о своем поступке. Глупом. Недальновидном. Если честно, просто мерзком.
В ванной аккуратно вешаю пиджак на крючок и стараюсь не обращать внимания, что она по размеру примерно с нашу квартиру в Усть – Горске.
Иду в душ и прикрываю глаза, пока по телу бьют холодные струи воды. Освежают, дают жару тела и тошноты от чужих прикосновений сойти на нет. Остается только легкое головокружение, но в сознании легче, словно прошел дождь в душный, знойный день.
Начинаю замерзать и тянусь сделать воду потеплее, как она вдруг становится почти горячей, и я, мало соображая, открываю глаза и вскрикиваю.
Прямо передо мной оказывается огромная покатая мужская грудь, усыпанная темными волосами, стрелой уходящими вниз… Матерь Божья.
Глава 23.