Я, Анна, лежала желанная

Подруги замерли в ожидании.

– Я с ним не пrедохrанялась…

Экран реальности ненадолго завис, затем молча мигнул, и картинка восстановилась.

– НУ И ЧТО?! – и посыпались причины, почему "ну и что".

– Да ведь он уже старый!

– Но у них с женой есть же дочка. И пrикиньте, он такой заявил, чтоб оставить всё, как есть, чтобы мне по-пrежнему с ним встrечаться, он сказал, по выходным может пrиводить ко мне Дашу. Я же чуть не обоссалась!

– Ну, Наташ… Ты такая красивая. А такие грубости говоришь, аж противно.

– А я еду в Абы-Как, в гости к Грише, – Галя вынесла "торжественный торт".

– Клёво. Севеrный олень, и моrозы.

– Величавый Енисей.

– Коrолевич Елисей, если будет сын, – отозвалась Наташа. Она оседлала невидимого оленя и красиво понеслась на нём по морозной степи. Её фата развевалась, она держалась за холку одной рукой, а другой танцевала:

– Неси меня, Олень,

В свою стrану оленью.

– Где сосны рвууутся в небо, – некрасиво пропела Галя, смутилась, но Наташа взяла её за руки и они закружились среди облаков.

– Белогrивые лошааадки – щедро делилась своим счастьем Наташа.

Таня наблюдала за ними и была не у дел. Более того, она не находила среди них себе места. Это всё-таки её квартира, её чай. И ОНА испекла пироги.

– А меня тоже Гриша в гости приглашал, – сказала она неестественно громко, через силу напрягшись, опасаясь, что её не услышат.

– Что ты говоришь? Какой Гриша?

– Этот Гриша, Львов. – Кивнула Таня, слегка розовея щеками.

– Галин Гrиша?

– Да. – Татьяна потупила глаза.

– Когда? – Галя ещё не перестала улыбаться. Ей не верилось, это звучало глупо.

– Когда вы общались через вебку. Ты пошла на кухню, и тогда…

– Да когда ж вы успели? Я ж отсутствовала-то недолго. Ну и Таня…

Гром над ней не грянул, потому Татьяна испытала правоту.

– Ну а что такого. Он женат. Значит, обязательств у вас нет. А потом, ведь я не согласилась.

– Хорошо, что ты сказала. – Галя отличала ложь всегда. Но сейчас, глядя в лицо Тани, не могла определить. Вроде, правда. А точнее, человек твёрдо верил в то, что говорил. А ещё была жестокость. Комплекс Герострата. Любопытство. Ревность. Зависть. И готовность простить.

Галя позвонила Грише, но он скинул звонок. Она снова набрала. Скинула смс. На смс он ответил. Галя даже в гневе поразилась, как он мог написать с телефона слово «шас». То есть, как он смог объегорить т9. Она позвонила ещё. Где-то раз на пятый он ответил.

– Я сейчас на работе, – прошептал в трубку он. Что же ты какая нетерпеливая, Галя!

– Да ты всё моё терпение уже исчерпал, Григорий! До дна!

––

1. А.Чехов.

24) Двенадцатая глава. Птицы. [1]

Наморашивал дождик. Одежда Гали была убрызгана грязью до середины спины. Ходить нормально ей мешала та мышечная напряжённость, когда в любой момент ожидаешь затрещины, потому что никогда не знаешь, когда ты сделаешь что-то не так. «Ну вот почему, почему: как нормальный человек – так засранец», думала она про подругу. На дорогу выбежал ёж и свернулся клубком в тот момент, когда Галя занесла над ним ногу. Она присела и вполголоса заговорила с ним. Ёж сказал ей:

– Я боюсь тебя. Ты такая большая, наверно, ты меня съешь.

– Нет, не съем, но тебя интересно потрогать, – ответила Галя и погладила иголки и маленький розовый нос.

– Ну и дура, – фыркнул ёжик, развернулся и вперевалку ушёл.

В основном погода в ВотЧо её радовала. Это в Буйске ураган за ураганом. То срывает крыши, то деревья погнёт. Но при всём при этом Руська любит свой Буйск, все окрестности объездил. Галя вспомнила последний их разговор.

– У тебя приятный голос, – начал он с клише. Галя, вопреки, не расслабилась, а напряглась. «Значит, речь пойдёт о сексе.» Даже если речь идёт о чём-то банальном, лейтмотивом всё равно будет секс. Это Галя уяснила давно. Но всё случилось не так. Разговор пошёл о высоком. Столь высоком, что она наконец-то расслабилась и как будто парила. Слов не понимала, в тексте будто не было логики, но при этом был смысл, но, как высшая математика – вижу, что красиво; или квадрат Малевича, или сурок С. Курёхина – это было Прекрасно, но за гранью понимания, за пределом её детского разума… Галя ощутила Поток. Её будто охватил и вознёс Менструум [2]. Ей уже знакомо это ощущение, она испытывала его, когда что-то творила: рисовала, писала стихи. Она это называла вдохновением. Это был поток, и он поднимался в ней, и разум как бы концентрировался на одном – на том, что она создавала, и, как из вихря, было неудобно отклоняться, отвлекаться на что-то ещё. Но когда её всё же выдергивали, или она начинала думать о постороннем, то поток исчезал, рассеивался, вдохновение уходило, и войти в режим творца снова было уже трудно, мысли рассыпались, как бусы по полу, когда вдруг оборвана нить.

– Да, моя. Да, еду, еду домой. Лечу на крыльях любви. Всё, целую. – Руслан принял по второй линии звонок от жены. – Извини.

– Не извиняйся. Ведь не за что. И спасибо, что ты есть.

– Дорогая, я так рад, что мы с тобой поговорили…

Он и правда был рад. А уж как она была рада. Вот кто нужен сейчас, и поймёт, и утешит, или просто послушает. Подтвердит, что Земля ещё вертится, и Солнце горит, и Луна на своей орбите улыбается, как и прежде. Да, действительно можно – нужно! – позвонить Руслану.

Как в ответ на её мысли раздался звонок. Галя было встрепенулась, но увидев имя абонента, не разочаровалась, а преогромнейше удивилась. Уж никак не полагала она, что ей позвонит эта странная девушка.

– Здравствуй, Сирена, – сказала она.

***

Под колёса лился Чуйский тракт.

– Дорогая, я так рад, что мы поболтали. Ну, пока, обнимаю, целую. – Он хотел ещё добавить «люблю», но решил пожалеть. У бабёхи голова сикось накось, хоть она и хорошая. Добрая, душевная. Даже друг.

Друг мой, я очень, очень болен,

Сам не знаю, откуда взялась эта боль… [3]