– Почему? Пахнет вкусно.
– Это потому что добавили орегано и тимьян.
– И что?
– Да кто добавляет душицу в салат! – фыркнула девица. – Только если хочет скрыть, что ветчина просроченная.
– А ты повар? – с интересом глядя, как раздулся от негодования короткий нос на веснушчатом лице, спросил Верстовский.
– Нет. Не повар. Просто чувствую: запах у ветчины неправильный.
Ему вдруг стало любопытно.
– Да как же ты чувствуешь, если его специями забили?
– Ну и что! – дернула плечом девица. – Все равно воняет на всю Ивановскую.
Верстовский понюхал салат. Весьма аппетитно. Он взглянул на девицу. Та уже отошла со своим подносом к кассе. Он схватил со стойки блюдце с нарезанными помидорами, кусок пиццы, компот и рванул за ней. Надо было встать как можно ближе и понюхать.
«Да чего тут нюхать! – одернул он себя. – И так понятно: пахнет от нее вчерашними щами и дешевым дезодорантом».
Он злился и не мог понять причины. Может быть, колхозного вида нимфа бесила его тем, что почуяла эту несчастную просроченную ветчину, а он нет? По идее, такими носами, как у нее, нельзя уловить даже запах пота от сиволапого мужика в трамвае. Он вспомнил Джерома с его «Трое в лодке, не считая собаки». Девица вполне могла сыграть горничную, которая, понюхав вонючий французский сыр, выселивший из квартиры всех домочадцев, заявила, что чувствует слабый запах фиалок.
Он постарался встать как можно ближе к длинноногой спине и принюхался. Странно, но от нее не пахло ни борщом, ни потом, ни даже дешевыми духами. Лишь шампунем, сложным цветочным ароматом и почему-то землей. Точно, что ли, колхозница?
Поглощая свой обед, Верстовский все поглядывал на девицу, пока та не насторожилась и не сделала неприступный вид.
Надо быть осторожнее, а то, чего доброго, полицию вызовет. Ему вдруг снова стало смешно. Такие полицию не вызывают – подходят и с размаху звездят в глаз. Вон кулачищи какие!
Девица заметила его смешок и встревожилась еще больше. Еще маньяком его сочтет!
Дядька, сидевший чуть наискосок, раздражал Серафиму. Ну и что такого она ему сказала, когда посоветовала не брать этот дурацкий салат? Теперь пялится, словно чудо-юдо увидел! Подумаешь, диво дивное! А может, он маньяк? Хотя маньяк, наверное, так открыто рассматривать намеченную жертву не стал бы. Или все наоборот, именно так маньяки и поступают? Жертва начинает нервничать и совершает ошибки. Тут-то ее, испуганную, потерявшую всякий разум, и настигают! Не на ту напал, дядька! Она не будет ждать, пока ее слопают! Вот сейчас доест макароны, подойдет и прямо спросит, чего ему надо!
Сделав свирепое лицо, Серафима принялась энергично жевать сосиску, готовясь перейти в атаку, но дядька, видимо, почувствовав, что пахнет жареным, неожиданно встал, суетливо собрал тарелки и смотался.
Ну то-то же!
Эпизод забылся уже к вечеру, и каково же было ее удивление, когда, случайно глянув в окно в самом конце рабочего дня, она увидела маячащую у входа фигуру давешнего дядьки. Это еще что за дела! Не помня себя, Серафима вылетела наружу и ринулась к маньяку с единой целью – врезать ему между глаз, чтобы не смел к ней приставать.
Дядька в самом деле струхнул, когда она, как фурия, рванула к нему, даже отскочил вбок, но тут же спохватился и шагнул ей навстречу.
– Постой. Прости, если напугал. Я не хотел.
Напугал? Это еще кто кого напугал! Серафима изо всех сил выпучила глаза и замахнулась тряпкой, которую держала в руке.
– А ну вали отсюда, маньячина облупленный!
Почему маньячина был облупленным, она сама не поняла, но дядька почему-то вдруг прыснул, закрыв рот ладонью.
Вот те раз! Чего это он ржет?
– Вали, говорю! Нечего тут! – гаркнула она и сделала устрашающее лицо: сдвинула брови и оскалилась.
Неизвестно почему, но дядька и не думал валить. Продолжая закрывать рот рукой, он хихикнул громче и вдруг раскланялся перед ней.
– Мне, наверное, следует представиться – Константин Геннадьевич Верстовский, парфюмер.
Серафима опешила. Ни разу не слышала, чтобы маньяки представлялись своей жертве, да еще парфюмерами назывались. Или парфюмер – это кличка в преступном мире? А может, дядька вроде того, что в кино показывали? Ну который девушек нюхал, а потом убивал?
Увидев, что Серафима растерялась, дядька сделал шажок навстречу.
– Слушай, извини меня за странное поведение и некоторую… навязчивость. Я просто отвык знакомиться, можно сказать, на улице, тем более с особами твоего возраста. Но очень хотелось.
Знакомиться собрался? Ах ты, старый хрен! Сейчас она пошлет его по месту прописки!
И тут дядька, видимо, по лицу разгадав ее намерения, поспешно сказал:
– Не торопись колотить по роже! Никаких дурных мыслей нет! Ты заинтересовала меня там, в столовой, но вовсе не по той причине, о которой подумала. Я готов объясниться. Только отойдем немного в сторону. А лучше… вон, на другой стороне забегаловка. Там вкусные беляши жарят.
Верстовский беляшами не питался, но был уверен, что девице это блюдо по вкусу. И не ошибся.
Серафима оглянулась на магазин. В окне маячила приходящая к концу дня уборщица. Вряд ли услышит, даже если крикнуть. Хотя в кафешке дядька не решится приставать, не идиот же он. На всякий случай она посмотрела на него повнимательнее. Не первой молодости, мягко говоря. Лет пятьдесят, а то и больше. Плешивый, но аккуратненький такой, даже приятный. Глаза под очками прячет, но видно, что не дурак. И говорит интеллигентно. Хотя кто их, маньяков, разберет! Те тоже интеллигентными бывают. Сначала наплетут с три короба, а только уши развесишь…
Дядька отошел от крыльца. Нехотя Серафима шагнула за ним.
В кафе были заняты почти все столики, и она немного приободрилась. Если что, будет взывать к народу.
Они приткнулись в конце зала почти у двери. Подошла официантка, дядька попросил два беляша и по стакану кофе.
Мог бы и побольше заказать. После пустой и невкусной столовской еды у нее давно подсасывало под ложечкой.
– Как я уже сказал, – начал дядька, – я парфюмер. Готовлю эфирные масла, экстракты, мыло делаю. Сотрудничаю с лучшими косметическими салонами Петербурга. Мой бизнес легален, более того, я один из немногих в России профессионалов. В парфюмерии, имею в виду.
Серафима глядела во все глаза. Чего это он ей впаривает? Ну ладно, вари свое мыло. Я-то тут при чем?
– Я живу за городом, – продолжал дядька, не обращая внимания на ее недоуменный вид. – У меня частный дом и участок. Там я выращиваю растения, которые потом использую в работе.
Серафиме надоела эта непонятная то ли исповедь, то ли попытка навешать лапшу на уши.
– Короче, дяденька! Чего вам от меня-то надо?
– Я давно ищу помощницу. Один со всем не справляюсь. Хотел предложить тебе работу.
– У меня уже есть.
– Не спеши отказываться. Ведь я что предлагаю? Постоянное бесплатное жилье, опять же бесплатное питание и приятную работу. Ты в цветочном работаешь, значит, азы растениеводства тебе известны.
Ишь ты, как выразился – азы растениеводства!