Лига оскорбилась:
– Антон, ты что, с ума сошел? Зачем ты так?
– А как?! – наддал он. – С какой стати ты срываешься ночью и куда-то мчишься?! Ради него?! Ради меня ты так не срываешься! Ради меня ты и пальцем не пошевельнешь! В холодильнике мышь повесилась, а ты на свидание мчишься?
Это было просто кошмарно, ужасающе несправедливо, и у Лиги немедленно брызнули слезы. Она не собиралась реветь, но слезы всегда действовали по своему усмотрению. Вот и сейчас они сперва разлетелись почему-то в разные стороны, а потом потекли струйками по щекам. Нос мгновенно разбух, к слезам прибавились сопли. Ужас просто!
– И не пытайся меня разжалобить! Я тебе не лох деревенский!
При чем тут лох, особенно деревенский, Лига не поняла и снова потянулась к мужу.
– Антоша…
Он отбежал от нее за стол.
– Не лезь ко мне! Ты меня оскорбила!
– Да чем? Чем?
На этот вопрос он ответа не приготовил, поэтому крикнул:
– Всем! – И выбежал из кухни.
Лига кинулась в шкафчик за салфетками, высморкалась, вытерла слезы и поплелась было вслед за мужем, но на полпути остановилась и присела на спинку дивана. Ну что за день такой невезучий! Проблемы сестры, проблемы Мишки, проблемы с мужем! И все сразу! И все ей на голову! И все неразрешимые и безнадежные!
В плену трагических раздумий она еще немного посидела, прислушиваясь к звукам в спальне, где затаился обиженный и оскорбленный муж, но все же заставила себя встать и направиться к входной двери. Мишка ждет. Ему нужна ее помощь. Себе она помочь уже не сможет. Но другу помочь должна.
Шаги в сторону
С дороги она позвонила Абрамсону и велела забрать ее у метро. Мишка жил недалеко, у площади Восстания, поэтому приехал довольно быстро. Опустив стекло, он высунул из машины кудлатую голову и помахал рукой:
– Я тут! Прыгай!
Она села рядом. Мишка потянулся и чмокнул в щеку. Веселые семитские глаза блестели. Что-то не похож он на страдальца. Хотя вон синяк на щеке и царапина за ухом.
– Ты чего, как лягушка препарированная? – спросил Мишка, вглядевшись в ее лицо.
Она отвернулась, и он сразу догадался:
– С Тонечкой своей поругалась?
Лига обозлилась:
– Прекрати его так называть!
– Да его все так называют!
– Ну и что! А ты не называй!
– Ну хорошо, – примирительно сказал Мишка, разворачиваясь на кольце, – скажи тогда, куда мы едем и что нам дадут.
– Мы едем за помощью к папиному другу, и, надеюсь, нам ничего не дадут. Ни срок, ни просто по башке, – пытаясь успокоиться, ответила Лига.
– Уверена, что смогут помочь?
– Мне – нет, тебе – да.
– Так, значит, поссорилась все-таки. Из-за меня?
– Нет.
– Вот только не надо мне врать! Я тебя, гусыня перепончатая, знаю наизусть, как клятву пионера!
Лига перестала шмыгать носом и посмотрела на него удивленно:
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему перепончатая?
Мишка фыркнул и наморщил рыхлый еврейский нос.
– Ты что, не в курсе? У гусей на лапах перепонки. Ну, чтобы в воде плавать.
– И как это связано со мной? – продолжала допытываться она.
– Да никак, черт! Чего ты привязалась? Лучше скажи, где тут припарковаться можно?
Лига посмотрела в окно. Быстро они приехали.
– Встану, где придется, – не дождавшись ее ответа, решил Абрамсон и зарулил на стоянку с табличкой «Только для служебных машин».
Они вылезли каждый со своей стороны и задрали головы, оглядывая здание.
– Вот что у нас умеют, так это народ дурить. Посмотришь на этот милый особнячок и представишь себе литературный салон или музей какого-нибудь дворянского быта. Зайдешь, не подумав, а тебя цап-царап! Не успел по сторонам оглядеться, а тебе уже дело сшили.
Лига молча кивнула и пошла к двери. Мишка посмотрел на унылую спину и покачал головой. Бедная Белка! Все-то на тебе ездят, как на гужевой лошади! Или правильно – на тягловой? Латышская упряжная, вот она кто. Существует в единственном экземпляре. Тонечка, хомяк мелкотравчатый, совсем ее заездил, а теперь еще и он сам, лось сохатый, сел подруге на шею со своими проблемами и попылил! Мишка потряс головой и, забежав вперед, открыл перед Лигой тяжелую дверь.
Они дошли до проходной и оттуда позвонили Звягинцеву. Пока им выписывали пропуска, Лига все катала свои невеселые мысли. Как она сможет уехать теперь, когда отношения с Антоном ужасно испорчены? Она же с ума сойдет в этой Межотне!
– Проходите, – сказал дежурный, нажимая кнопку.
Они поднялись на третий этаж и по гулкому коридору добрались до кабинета полковника Звягинцева.
Анатолий Иванович сидел за столом и разговаривал сразу по двум телефонам.
– Да, да, конечно, все понятно, хорошо, нет, так не пойдет, ничего не понял, как так, не удалось? – говорил он, поворачивая губы то в одну, то в другую сторону.