Кайсяку для незнакомца

– Концентрация алкоголя в крови покойного составила почти 4 промилле. Иными словами, он был вглухую пьян. Риё-сан допросила персонал бара «Pax Аmericana» на первом этаже той многоэтажки. По их словам, малый три дня сидел у них и непрерывно пил, временами бормоча что-то про Камияму Хидэо. Бар круглосуточный, и он отлучился только один раз – купить «Акебоно Симбун». После прочтения которой с полчаса плакал в углу. По словам бармена, около часа того дня Онимару прицепился к двум девушкам-гайдзинам, читавшим ту же газету, и стал довольно бессвязно рассказывать им о Камияме и своей вине перед ним. Те слушали его терпеливо, но в конце концов одна из них сказала ему какую-то резкость. Тогда он очень вежливо распрощался с ними и вышел. Видимо, он покончил с собой сразу после этого разговора. По итогам экспертизы, смерть наступила около половины второго или двух. Он умер от остановки сердца, ещё не долетев до земли, как и большинство прыгунов.

– А девушки?

– Посидели ещё немного, разговаривая между собой. Говорили не по-английски. Потом ушли.

В сознании Тамуры шевельнулось странное подозрение.

– Что-то тут не сходится, Харада-сан, – сказал он после паузы. – Человек, способный хладнокровно и точно отсечь голову своему другу, вряд ли станет так надираться, рыдать и приставать к иностранкам. И даже пойдя на самоубийство, сделает это несколько иначе.

– Боюсь, увлечение средневековой историей играет с вами дурную шутку, Тамура-сан. Вы начинаете гоняться за призраками. В любом случае мы имеем превосходный повод закрыть дело. Если окажется, что вы правы, мы просто исполним последнюю волю покойного Камиямы, оставив в покое настоящего кайсяку. Мне от этого станет только легче спать, когда я всё-таки доберусь до постели. – Харада с тоской посмотрел на свой компьютер. – Но я сильно сомневаюсь в вашей правоте.

Возвращаться в город не было ни смысла, ни возможности. Последний автобус давно ушёл, а первый обратный приходил на станцию только к семи утра. Ночь Ольга провела в парке на берегу ручья, завернувшись в кусок теплоизолирующей плёнки, которую всюду таскала с собой вместе с ножом и аптечкой. Зелёный шёлк, наброшенный сверху, отчасти защищал от москитов – и от посторонних взглядов. Что в свете последних событий было куда важнее.

Рассвет нового дня застал россиянку в додзё Хаябуси-сэнсея. Высоко подобрав хакама, вместе с Иори они занимались уборкой зала. Заканчивая протирать циновки, девушка заключила:

Тряпки и щётки —
Вот мои инструменты
Постиженья Пути!

Иори отчего-то залился краской. И, заметно, смущаясь, ответил:

Я в восхищенье.
Воистину воину
Скромность пристала!

– О, да вы тоже поэт! – улыбнулась Ольга и поклонилась юноше. – Я польщена. Искренне надеюсь, что в будущем вы позволите мне услышать и другие ваши стихотворения.

Иори покраснел ещё больше. Сейчас россиянка почувствовала его душу – и вдруг поняла, какой странной, одинокой жизнью он жил. Средневековые порядки в доме, жесточайшая дисциплина, вместо друзей – люди, увлечённые только боевыми искусствами, на два-три десятка лет старше него. Он поневоле стал частью замкнутого мирка, напрочь вырванного из современной реальности.

– Я хотел стать музыкантом… играть на саксофоне… – вырвалось у юноши неожиданно для него самого. – Но я никогда не посмею сказать об этом отцу… – Иори вскинул голову, глядя Ольге в лицо с отчаянной откровенностью. Потом взгляд его померк. Он медленно опустился на колени и уткнулся лбом в татами. – Прошу меня простить, Серинова-сан. Пожалуйста, забудьте мои слова.

– Нет, Иори-сан. Не забуду, – тихо ответила девушка. – Я зову вас по имени. Зовите и вы меня так же.

– Благодарю вас, Орьга-сан.

Он поднялся и пошёл выносить воду, словно ничего не произошло.

Едва они успели закончить уборку, в зал стали заходить другие ученики. На поклон юноши все отвечали вежливым полупоклоном, поклон Ольги попросту игнорировали. Россиянка ничего не сказала, лишь едва заметно усмехнулась. Семь человек. Иори восьмой. Она – девятая.

Все молча сели в одну линию – девять фигур в чёрных одеждах, со спокойными, сосредоточенными лицами.

Ольга подняла взгляд на камидза. В нише висели два свитка, на каждом из которых было начертано по одному иероглифу. На левом свитке – «путь», на правом – «истина». Между ними на настенной подставке-катанакакэ покоился длинный меч в чёрных с серебром ножнах. Ниже были укреплены целых три ряда таких подставок, на которых лежало не меньше десятка дайсё, различавшихся как по длине, так и по оформлению. Самая верхняя в среднем ряду оставалась пустой.

Фусума скользнула в сторону, и вошёл Хаябуси, в сером, с двумя мечами. Ученики безмолвно склонились до пола. Встав на краю татами, сэнсей вынул из-за пояса катану в ножнах и поклонился, держа её в правой руке назад рукоятью. С достоинством приблизился к камидза, возложил оружие на катанакакэ, отступил на три шага и тоже сел в официальной позе. Согласно ритуалу, все снова коснулись головами татами, потом ученики обменялись поклонами с учителем.

Тренировка захватила, как вихрь. Уже разминка оказалась куда более жёсткой, чем привычная Ольге. Атаки, блоки, знакомые и незнакомые техники. C высокой скоростью, в полную силу, без малейшей формальности. Всей подготовки россиянки хватало лишь на то, чтобы избежать вывихов и переломов.

Лишь когда сэнсей стал показывать новый приём, она смогла перевести дух. И с удивлением обнаружила, что учеников стало на одного больше. Когда он успел появиться, девушка не заметила. «Большой минус для меня, – подумала она. – Если я продолжу ловить ворон, впору сразу ползти на кладбище».

Доставшийся Ольге напарник был ей знаком. Тот самый самурай, разукрасивший мечом её шею. Она улыбнулась ему, делая вид, будто не замечает ярости в его глазах. И атаковала, начиная отработку.

Как она и ожидала, противник ни разу не ослабил захвата, чтобы позволить ей уйти на страховку. Девушке оставалось лишь изгибаться совершенно невозможным образом, спасая позвоночник от удара коленом. И благодарить Наталью, которая когда-то потратила два года, ставя ей гибкость.

Напарник и не скрывал стремления причинить Ольге как можно больше боли. В какой-то момент он остановился посередине движения, скрутив ей кисть так, что едва не порвал сухожилия. Ощущая, как огненная судорога сводит пальцы, девушка с трудом подавила желание двинуть его промеж глаз свободной рукой. Вместо этого она холодно заметила, не меняясь в лице:

– Вы не закончили технику.

Он отчётливо скрипнул зубами. И швырнул её на татами с такой силой, что вышиб воздух из лёгких. Тем не менее россиянка поднялась и встала в боевую стойку:

– Нападайте, пожалуйста.

Ольга смотрела на противника с насмешкой, почти с презрением. Тот помедлил, пытаясь совладать с собой, понимая, что теряет лицо, действуя подобным образом. Ему всё-таки удалось подавить эмоции.

Его атака была сильной, быстрой и правильной, словно по учебнику. Он готовился к ответной жестокости в исполнении приёма, однако девушка всё проделала чётко и аккуратно, дабы ненароком не покалечить.

«Я очень удивлюсь, если сегодня ночью ты не попытаешься меня убить», – мысленно сказала она ему.

Хаябуси бесстрастно созерцал эту сцену. «Она понимает, что приобрела смертельного врага? – спросил он себя. – Похоже, дело кончится кровью». Но вмешаться он не мог. Школе нужно устроить встряску, значит, Серинова должна разбираться сама. «Её гибель будет на моей совести», – мрачно подумал сэнсей.

Другая техника, смена партнёров. Новый противник разглядывал Ольгу без гнева, без жалости, спокойно и равнодушно. Работал он так же. Сразу поняв, насколько этот партнёр превосходит её искусством, девушка старательно следовала его молчаливым указаниям. В конце она поклонилась чуть ниже необходимого. С неподдельным уважением. И получила ответный поклон – первый за всё занятие.

Свободный спарринг свёл её с Иори. Только с ним россиянка могла сражаться более или менее на равных. Но дрался он так же свирепо, как и остальные, невзирая на боль и возможность травмы. Ольге приходилось выкладываться до конца. Они вели бой почти без ограничений, стараясь не допустить лишь серьёзных увечий, и искренне улыбались друг другу.

Определить победителя они бы не взялись и сами. Но когда прозвучала завершающая команда «Ямэ», глаза Иори лучились нескрываемым восторгом. На разбитый нос и распухающее запястье он не обращал внимания. Ольга тоже позволила себе порадоваться. Горящие огнём рёбра – невеликая плата за такой прекрасный поединок.

Повинуясь сигналу наставника, все снова сели вдоль края татами.

– Киёкава-сан! – резко окликнул учитель.

– Хай, – отозвался плотно скроенный мужчина средних лет.

– Вы опять опоздали, – констатировал Хаябуси с непонятным Ольге подтекстом.

– Да. Прошу меня извинить.

– Вы готовы?

С отчётливым напряжением во взгляде тот поднялся и вышел на середину зала.

– Да, сэнсей.

Хаябуси обратил к строю раскрытую ладонь. Пятеро сидевших первыми вскочили и всем скопом кинулись на Киёкаву. Он защищался как мог, однако о равенстве сил речи не шло. Происходящее больше напоминало избиение. Вскоре его сшибли с ног, но продолжали колотить без намёка на снисхождение. Только когда стало ясно, что встать и сопротивляться дальше он уже не сумеет, учитель остановил издевательство.

Киёкава с трудом поднялся на колени, придерживая правую руку, вывихнутую в двух местах. С заметным усилием поклонился, стараясь не показывать боли. И так, на коленях, вернулся в строй. Россиянка слышала его хриплое, тяжёлое дыхание. «Полное средневековье, – думала она, скрывая жалость за внешней суровостью. – Видимо, здесь такое в порядке вещей».

После заключительного ритуала Ольга с непроницаемым видом подошла к Киёкаве. Не тратя слов, она твёрдо взяла его за плечо и коротким ударом вправила сустав. Потом сжала локоть, поворачивая предплечье. Кость со щелчком вернулась в нормальное положение. Воин стоял неподвижно, стискивая зубы, чтобы не вскрикнуть. По его лицу невозможно было что-либо прочесть. Да девушка и не старалась.

Кивнув своему пациенту, она отправилась переодеваться. Следовало всё-таки добраться до дома, пока Сатоко и Наталья не начали всерьёз беспокоиться. Но взгляд в зеркало её озадачил. Во время тренировки рана на шее снова разошлась, залив кровью весь воротник. На виске красовалась внушительная ссадина. Левый бок над покалеченными рёбрами наливался вишнёвым и синим.