– Эй, вы! – закричала во всё горло я, запоздало осознав, что сильно охрипла после ледяных водных процедур.
Стало так больно, будто кто-то поджёг мои лёгкие, и я обхватила шею руками, крепко зажмурившись. Проклятье. Это просто невыносимо. Я больше не могу оставаться здесь ни на секунду. От голода тошнило, здесь пахло сыростью и плесенью, а старомодная керосиновая лампа трещала так раздражающе, что я была готова в любую секунду дотянуться до нее и разбить о стену. Но она оставалась единственным источником света здесь, в этом промозглом подземелье, обнажая все худшее, что могло попасть под мой испуганный взор. Что я здесь делаю? Голод и жажда замедляли все мыслительные процессы, и я бросила взгляд на миску с сухим куском хлеба. Нет, я не стану это есть. И пить воду из заржавевшей чашки. Сменившись на отвращение, голод притупился, но мерзкий, пронизывающий насквозь холод остался. Я обхватила себя руками, дрожа. Платье превратилось в бесполезную тряпку, жемчужные серьги и ожерелье наверняка прикарманили эти демоны, а укрываться валяющимися рядом с ведром лохмотьями я не стала бы даже под страхом смерти. И все же долго на сыром полу я не протяну. С этим нужно что-то делать. Немедленно.
Придвинувшись к решётке, я обхватила холодные прутья руками и уставилась в темноту маленького коридора, заканчивающегося лестницей. Керосиновая лампа стояла всего в ярде от меня, и если бы моя рука пролезла через прутья, я бы смогла её достать. Засунув ладонь в маленькое пространство в надежде проверить собственную теорию, я потерпела неудачу. «На свободе» могли оказаться только мои пальцы. Разочарованно вздохнув, я оглядела крошечную дверь. Замочная скважина была совсем крохотной и заржавевшей. Возможно, будь на мне мои серьги, я бы попыталась придумать что-нибудь, чтобы вызволить себя отсюда.
Но что бы я делала дальше?
Я даже не представляю, кто эти люди. Очевидно, я оказалась здесь по ошибке, ведь мой отец не мог иметь дел с этими свиньями, но ведь они об этом не знают! Не хотят знать, ведь их крошечного мозга просто не хватит на понимание очевидных вещей! Тогда вопрос остаётся открытым – что мне делать? Поднявшись наверх, сразить их своими дипломатическими способностями? О, бога ради, я даже не смогла уговорить свою мать устраивать этот чёртов маскарад!
Маскарад…
Ну, разумеется! Провал в памяти стал стремительно заполняться событиями, заставляющими мою голову разрываться от невыносимой боли. Они были там… люди в дешевых костюмах… мужчина, что увлек меня в танец и не проронил ни звука. И шампанское… я все еще помню его приторную сладость.
– Доброе утро, Эйла.
Грубый мужской голос, прозвучавший в унисон шагам, заставил меня вынырнуть из вороха предположений, дёрнуться и, отпрянув от решётки, отползти назад – в надёжное укрытие паутины. Я затаила дыхание и стала ждать того, кто придёт к калитке. Сердце грохотало где-то в горле. Первая и единственная мысль: «Меня снова будут пытать».
Вот только никто не подошёл.
– Почему ты не притронулась к своему ужину? Ты же понимаешь, что нужна нам живой?
Голос затих, а я широко распахнула глаза, вглядываясь в темноту. Он говорил на английском, и прежде я уже слышала его. Перед тем, как меня снова кинули в эту клетку, я его слышала. Это он отдал приказ запереть меня здесь. Но почему я его не вижу?! Виски запульсировали ещё яростнее.
– Откуда вы знаете моё имя? – с трудом вымолвила я и прикусила язык, сдерживая целую очередь оскорблений.
Где-то снаружи запищала мышь. Поморщившись в отвращении, я ещё крепче обхватила руками колени. Замечательно. Это именно то, чего мне не хватало!
– Эй?! Вы здесь?
Приглушённый смешок разрезал тишину. Конечно, он не хотел показываться. Значит, он всё же рассматривает мысль о том, что я могу выбраться на свободу и заложить их всех полиции?
– Я здесь. Размышляю, под каким соусом подать информацию о степени идиотизма твоего отца.
Я мгновенно подскочила со своего места и рванула к решётке, вглядываясь в кромешную темноту вокруг. Едва различимый силуэт стоял там, где должна начинаться лестница – он был неподвижен, точно статуя, и если бы его плечи не дёрнулись, я бы решила, что человека там и в самом деле нет. Страх медленно уступал место ярости.
– Кто ты такой, чтобы говорить о моем отце? Вы ещё не поняли? Я здесь по ошибке! – воскликнула я и закашлялась, прижав ладонь к пылающей груди.
– По ошибке? По-твоему, если бы это действительно была ошибка, я бы мог назвать твоё имя?
– Ты мог слышать его, – колени подкосились, заставив меня упасть на землю. Я припала лбом к решётке и озвучила мысль, секундой ранее родившуюся в моей голове вместе с мимолётными, но такими яркими воспоминаниями. – На маскараде. Вам крупно повезло. Все были в масках…
– Томас был прав, говоря о том, что у него растёт очень смышленая дочь, – ответила тень в углу.
Я скрипнула зубами.
– Замолчи. Ты не мог его знать. Ты…
– «Маклауд Текстиль» был весьма известен в Шотландии, верно? – прервал меня мерзавец. – До кризиса. Твой отец был так привязан к фабрике, которая досталась ему от покойного тестя, что пошёл на сделку с самим дьяволом, чтобы спасти дело всей своей жизни. Но, как оказалось, Томас и сам был не из святых.
Сглотнув, я почувствовала, как горячие слёзы обжигают щёки. Никто не имеет права говорить о нём. Тень продолжила:
– Щедро одолженные нами деньги, много денег, фабрику почему-то не спасли, и это было весьма странно, ведь в его владении оказалось целое состояние, которым можно было обеспечить весь остров. Знаешь, что он сделал с нашим великодушным пожертвованием? О, конечно, ты знаешь. А теперь это хотим знать и мы.
Всё внутри меня заледенело и онемело, а надрессированная ярость была вот-вот готова вырваться из своего заточения. Неужели мой отец был способен на такое? Связаться с бандитами, взять у них долг, а затем просто… спрятать полученные деньги? Я сжала зубы и злобно сверкнула взглядом в сторону неподвижной тени. Пусть Розалинда и живой пример того, что нельзя доверять членам семьи, я не могла принять это. Он блефует. В этой истории что-то не сходится.
– Зачем вам похищать меня? Рано или поздно вы поймёте, что я ничего не знаю, – подыграла я, сглотнув. – Вы же для этого опаиваете меня какой-то дрянью, верно? Кто вы такие, чёрт вас возьми?
Он хмыкнул и слегка сдвинулся с места. Я услышала, как хрустнула его шея, когда он её разминал.
– О, моя драгоценная Эйла, мы всего лишь честная и порядочная семья, которая по воле судьбы-злодейки связалась с вашей нечестной и непорядочной семьей.
– Семья!? Так вы мафиози!?
Его молчание было громче любых слов. Тогда паника, пожаром разрастающаяся в груди, не дала мне в этой тишине погрязнуть. Я заговорила быстро, отчаянно боясь, что в любой момент он может просто уйти:
– Придёт время, и вы поймёте, что крупно оплошали. Те дни, а может быть, и месяцы, потраченные на попытку выбить из меня правду, могли быть заняты настоящими поисками.... что вы там ищете, лодку? – мой мозг работал отчаянно и яростно, генерируя всё новые и новые идеи, заставляя меня говорить, едва побеждая болезненную хрипоту. – Послушай. Я не знаю, насколько вы влиятельны в вашем мире, но моя семья влиятельна тоже. Ты мог видеть это, когда был в поместье. Потребуй выкуп, и моя мать отдаст все свои и чужие сбережения, чтобы спасти меня. В противном случае, она отдаст все свои и чужие сбережения, чтобы найти и уничтожить вашу шайку. Но если ты позвонишь или пошлёшь к ней своих головорезов, клянусь, она вернёт вам всё до последнего пенни, всё, что задолжал мой отец, и даже с процентами. Никто не станет обращаться в полицию, ведь нам не нужна дурная слава о связях с мафиози. Стоит только… поменять свой курс.
К концу своего монолога я совсем потеряла голос. Вода в ржавой кружке уже не казалась мне такой отвратительной, хотя нет, всё же казалась. Я вздохнула и дёрнулась, когда услышала размеренные хлопки. Он аплодировал мне?
– Браво. Прекрасная речь. Но дипломат из тебя никудышный, – эти слова врезались в мою душу, заставив меня сжать кулаки и сидеть неподвижно в попытках успокоиться. Это неправда. Я могла бы стать хорошим дипломатом. – Неужели ты ещё не поняла, моя маленькая гостья, что тебе отсюда не выбраться? Тебя видели на берегу в день отправления лодки, ты стояла рядом со своим отцом. Мой тебе совет: кончай тратить силы на этот спектакль. Всё слишком очевидно. Или мы узнаем правду, или мы тебя убьём. И нет, это не очередной метод шантажа и вовсе не манипуляция. Всего лишь констатация факта.
Я решительно не хотела его слушать.
– Вы ошиблись. Всё это глупая и чудовищная ошибка, я не видела никакой лодки! Я не участвовала ни в чём подобном!
Он раздражающе молчал. Какая наглость! Я вскинула руки и накрыла ими лицо, шумно задышав. Они ошибаются, все они ошибаются, и я по жуткой случайности оказалась втянута в этот непрекращающийся кошмар! Я металась по пространству подвала, не в силах совладать с собой, не ведая, ушел ли мой мучитель… мафия… я читала о них в книгах и в колонках газет… но я совсем ничего о них не знала.
– Все это неправильно, – не уставала бормотать я. – Вы ответите за это… ответите…
Я услышала его кроткий вздох, и новый оттенок страха внезапно затмил мою душу. Остановившись у самой решетки, я прошептала, скорее обречённо, чем в любопытстве:
– Какая же вам выгода от моей смерти?
Тишина терзала меня недолго.
– Ты знаешь, во французском языке есть такое слово. Вонжонс, – в глубине мрака скрипнула ступенька. – Подумай об этом. А я, пожалуй, пойду. Ах, да. Советую тебе надеть вещи, которые я принёс, если не хочешь, чтобы мои шакалы на тебя набросились.
Тень, стоящая в углу, исчезла, а спустя несколько секунд раздался оглушающий хлопок двери. Паника, ужас, одиночество, ярость – все худшие чувства обрушились на меня, когда я осталась одна. В сумбур моих мыслей закралась лишь одна ясная мысль:
Мне не выбраться отсюда живой.
Они хотели возмездия.
Глава 6. Бороться
Это была дуэль: в ожесточённой битве схлестнулись вооружённое брезгливостью упрямство и обезоруживающий голод.
Дуэль без победителей. Без права на жизнь. Просто маленькая бесполезная схватка. Но отрезвляющая, дарящая призрачную надежду на спасение. Как я могла не воспользоваться ею? В запасе у меня не было ни минуты – обдумать происходящее, составить план побега и оставить это чёртово место… только мысли мои затуманились голодом. Бессилие растекалось по моим венам, как яд. А несчастный ломоть хлеба, кажется, плесневел прямо у меня на глазах. И жажда… прошло, кажется, несколько часов с момента этой бесчеловечной пытки, и теперь все внутри меня жалостно молит о спасительном глотке воды из ржавой кружки на полу.