Невеста для психопата

“О, Лена с подругами собралась на майские в Турцию?! Я уже вижу толпу чурбанов, которые будут коллективно дрочить, глядя на ее леопарды!”

Конечно, мы все дружно посмеялись, но факт оставался фактом. Я была ходячей провокацией, причем, в круглосуточном режиме. Однако, истинный смысл этого вызова был для меня загадкой. На причину моей оглушительной эпатажности впервые свет пролился много лет спустя на приеме у нейропсихолога. Я пришла к нему вместе со своей неугомонной трехлетней дочкой, но поняла многое про саму себя.

“Это не просто вызывающее поведение, ваша девочка использует провокацию, чтобы очертить пределы. Как далеко я могу зайти? Чем мне ответит окружение? Ее сильно тревожит отложенная неизвестность, а потому она нагнетает наказание, чтобы скорее его пережить. Ее чувство безопасности нарушено, это факт. И пока оно не будет восстановлено, она будет лезть на рожон изо всех сил. ”

В юности я ныряла с самых высоких мачт кораблей в глубокие воды неизвестных рек, летала на истребителе, прыгала с парашютом на высоте четырех тысяч метров и уезжала в ночи на авто с малознакомыми людьми. Я язвила в обществе явно небезопасных мужчин и посылала на три буквы людей с криминальной биографией. Я будто кричала миру: “ Давай, накажи меня скорей, это ожидание меня пожирает!” И мир отвечал мне отвратительными сценами матерной брани, легкими побоями и даже сексом по принуждению. Я неосознанно наказывала сама себя с помощью других людей, каждый раз все глубже погружаясь в чувство собственной никчемности. Тогда я верила, что мир ко мне безосновательно несправедлив. Мне понадобилось двадцать с лишним лет, чтобы понять, что это заблуждение. Самобичевание притягивает наказание. Мир и тогда, и сейчас находится в тотальном равновесии.

Работая журналистом на ТВ, я имела неограниченный доступ к контакту с интересными, статусными и талантливыми мужчинами. За мной ухаживал один известный адвокат, один именитый режиссер и один женатый олигарх, перманентно находящийся на грани развода. В длинном списке ухажеров за долгих восемь лет было много достойных мужчин с созидательным началом, однако, я неизменно выбирала тех, кто причинял мне боль.

С будущим губернатором одного региона РФ, имя которого я намеренно не оглашаю, мы познакомились случайно. Меня пригласили на вечеринку в один столичный ресторан. Он был в числе приглашенных и с первых секунд произвел на меня ошеломляющее впечатление. Я понятия не имела кто он, но могучая сила его природной мужественности вызвала во мне мгновенную влюбленность. Я смотрела на него как на Бога весь вечер и боялась спугнуть своим нечаянным острословием или откровенной глупостью. Мы сидели на расстоянии одного метра друг от друга, и я таяла как свечка от внезапно вспыхнувших чувств. Когда он засобирался домой, я почти крикнула:

“Пожалуйста, побудьте еще с нами!”

Он улыбнулся мне по-отечески и оставил свой номер телефона. Кстати, будущий губернатор не отличался породистой красотой. Это был крупный мужчина с грубоватыми чертами лица, тяжелой челюстью и выдающимися ушами. Однако, от всего его существа веяло такой надежностью и силой, что я пошла бы за ним из того ресторана на край земли. С первых секунд нашей случайной встречи я поняла, что влюбилась в него вдребезги.

Выждав для приличия пару дней, я ему позвонила. Общаться с будущим губернатором было удивительно легко. Как выяснилось, мы оба родились на севере Сибири, имели схожие ценности и главное, совершенно идентичное чувство юмора. Он был старше меня на десять лет, но разница в возрасте не играла для меня никакой роли. Точнее, она меня завораживала. В его фигуре, лице, юморе и даже привычке носить элегантные пальто я видела сходство со своим погибшим отцом. Этот мужчина был для меня надежным взрослым дядькой, хотя по паспорту ему было чуть больше тридцати. Его несвободный статус, безусловно, смущал меня, но его супруга с ребенком жила в Сибири, а значит, позорные голожопые сцены с застуканными любовниками в нашем с ним случае были исключены.

Будущий губернатор был невероятно занятым чиновником, и это сильно омрачало мой романтический настрой. Я изнывала от тоски по нему, но ничего не могла сделать с его перенасыщенным графиком. Когда ему удавалось выкроить свободное время, мы встречались, ели, много говорили, смеялись и вместе наслаждались драгоценностью случайных часов. Я долго не подпускала его к себе не потому, что набивала себе цену. Он был катастрофически мне дорог, и я отдавала себе отчет, что утону в этой любви с головой после первой же ночи. Отдам ему должное, он достойно держался, не педалировал тему интима и умело переводил неловкие паузы в искрометные шутки.

Спустя пару месяцев с момента нашей первой встречи я позвонила ему в день его рождения. Он прослушал мой заготовленный поздравительный текст, а потом как-то запросто сообщил: “Я очень рад, что ты у меня есть.”

В его словах было столько тепла, что у меня мурашки пошли по коже. Я понятия не имела, есть ли у него женщины помимо меня, но эти слова звучали даже лучше, чем признание в чувствах. Он как будто подтвердил мою персональную для него значимость, а такие мужчины, как он, мне тогда казалось, словами не бросаются.

“Я сегодня улетаю с рабочим визитом в другой город и вернусь в среду. Даже если мой самолет приземлится поздно вечером, я обещаю тебе, мы точно увидимся.”

Умение держать свое слово без оглядки на обстоятельства придавало ему в моих глазах небывалой сексуальности. В обещанную среду будущий губернатор позвонил мне в восемь часов вечера и попросил взять такси за его счет. Я прилетела к нему на ночное свидание не на авто, но на легких крыльях. В чиновничьих апартаментах с красивым видом на Кремль мы выпили вина, поговорили, вдоволь посмеялись. А потом он просто взял меня в свои крепкие объятия, как большой сибирский медведь и бережно качал в них до утра. Это была лучшая ночь в моей жизни. Не потому, что секс отличался идеальной техникой, элементами сафари и еще какой-нибудь постановочной лабудой. Той ночью он подарил мне столько нежности, сколько я отродясь не чувствовала ни от одного мужчины.

Утром будущий губернатор заботливо закутал меня в шарф, усадил в машину к своему шоферу и растворился в суетливой Москве. Как выяснилось позже, навсегда. Весь день я пребывала в тотальной эйфории и ждала его звонка, сообщения, да чего угодно, лишь бы от него. Однако, мужчина, которого я полюбила до слез, ушел из моей жизни точно так же, как мой отец. Внезапно и вероломно. От осознания факта, что он не вернется, я чуть не умерла той весной от горя.

Я долго мучилась, пробуя найти объяснение его жестокому поступку. Может, я уснула ненадолго под утро и храпела, как пьяный слесарь? Или ему не понравился секс? А вдруг он просто играл со мной в любовь? Однако, той ночью в нем было слишком много трепета, подделать такое невозможно. Наверное, он испугался, но чего именно? Самая болезненная версия печального сценария была такова: он просто ждал, чтобы меня поиметь, а потом пошел дальше жить свою жизнь. Но это было бы слишком примитивно. Мужчина, с которым я провела восхитительную ночь, обладал такой харизмой, что мог рассчитывать на расположение любой, даже самой недоступной женщины. Полигамный спринт с трофеями в виде секса его не интересовал, в этом я почему-то была уверена.

Кстати, я даже не пыталась ему позвонить, мне было стыдно и страшно. А вдруг я услышу то, чего не смогу пережить или, напротив, он скажет что-то любезное и катастрофически невнятное, от чего мне станет только хуже? В общем, я щедро сыпала соль на раны в своем сердце месяца три. На четвертый пришло смирение. Я уперлась в него носом, как в глухую стену просто для того, чтобы не сдохнуть. Он бросил меня после первой и единственной ночи. Точка. Идем дальше.

Через несколько месяцев он сам мне позвонил. Сообщил, что лежит в сибирской больнице с переломом. Мне не хватило духу задать ему вопрос о причине его внезапного исчезновения. Возможно, потому что пережить похороненную внутри боль еще раз для меня было сродни суициду. Это был неуклюжий разговор, я даже не знаю, что его сподвигло набрать мой номер. Он ни в чем не каялся, ничего не обещал, не говорил о чувствах. Это было похоже на звонок с того света. Когда память о человеке в сердце еще есть, а его уже нет и не может быть рядом.

Губернатором он стал через семь лет после нашей встречи в столице. Я часто вижу его лицо в различных медиа. Он не развелся с женой, но имел скандальный роман с одной медиа персоной. Говорят, он даже спас ее умирающего новорожденного ребенка. Причем, ребенок этот был от другого мужчины. Эта история доказывает, что он всегда был большим и благородным человеком, именно за это я его и полюбила. Что до наших быстротечных взаимоотношений, то, в конце концов, он ничего мне не обещал. Я упала в эту любовь по собственной воле без каких-либо гарантий. Думая об этом, я расколотила на тысячу осколков целый стеклянный сервиз о кафель своей ванной комнаты. Мне полегчало. Теперь я почти не помню боли, помню только его безбрежную нежность. За это я ему благодарна, а потому смиренно беру этот опыт ровно по той цене, по которой он мне достался.

“Да всем плевать на то, при каких обстоятельствах познакомились этот мужчина и эта женщина. Была ли она путаной, содержанкой и какой у нее уровень айкью. Важно только то, что сейчас она ездит на бентли,” – вот так коротко изложил один известный политик суть идеального союза между мужчиной и женщиной в Москве. Этот харизматичный и красивый мужчина был любовником одной из моих столичных подруг, мы иногда встречались за одним столом на праздники. Надо заметить, что философия крепкой любви, построенной на оплоте из шуршащих купюр, отнюдь не была циничной. В ней было много правды.

В те годы охоту на олигарха в моем кругу тогда вели абсолютно все женщины, начиная от красивых содержанок и заканчивая девушками с завидными профессиональным резюме. Я тоже не была исключением. Чего уж тут греха таить, было время, когда я тоже с энтузиазмом торговала внешностью в обмен на внимание статусного ухажера. Эта лихорадка повальной олигархомании на заре нового тысячелетия инфицировала абсолютное большинство жительниц города грехов. Своего олигарха я встретила, позируя одному корейскому скульптору в его творческой мастерской.

“Надо же, – сказал мне на одном таком сеансе сосредоточенный на лепке скульптор, – ты буквально расцветаешь в этом процессе на глазах!”

Возможно, дело было в том, что позировала я абсолютно обнаженной. У нас со скульптором не было никаких интрижек, он ни разу не касался меня, не смотрел на мое тело с вожделением. Он просто творил и, глядя на результат, я цвела от осознания красоты своего тела. По завершении работы каждый раз я одевалась, а потом в неопрятную мастерскую в центре столицы стекалась толпа очень интересных мужчин. На импровизированные тусовки съезжались именитые режиссеры, известные актеры, одаренные музыканты, талантливые пиарщики и, конечно, не обходилось без олигархов.

“Элен, вы удивительно хороши. А не желаете ли вы уединиться с вашим преданным поклонником?”

“Ой, Павел, даже не начинайте. О ваших похождениях знает уже пол-Москвы!”

Звездные сексоголики в той мастерской тоже водились, но они никогда не представляли для меня интереса. Ловеласы, не пропускающие ни одной юбки, были для меня безнадежно скучны. Мое внимание было сосредоточено на более интересной мужской фигуре.

Его звали Петр, ему было около сорока лет и свои миллионы он заработал на автоматах, продающих слоеные пирожки. Король выпечки был статным и степенным мужчиной. Он много молчал, всегда по существу говорил, и его вердикта в любой дискуссии публика ждала, как слова императора. Мне всегда казалось, что он наделен нечеловеческой интуицией и, возможно, именно она помогла ему стать богачом.

Кстати, внешне Петр был далек от идеала. Привлекательными в нем были, пожалуй, только его внушительный рост, красивые кисти рук и сильные ноги, на которых он крепко стоял в сложной иерархии столичного бизнеса. А вот верхняя половина его туловища вызывала странные ощущения. Женоподобные узкие плечи, глубоко посаженные крошечные глазки с прищуром и немного шепелявая дикция делали его похожим на ящерицу. Словом, меня никогда не тянуло к нему как к мужчине. Сексуальным мне казался только его мозг.

“Посмотри на этот закат за окном… Это восхитительно. Каждый раз, глядя на это чудо природы я думаю о необъятности вселенной…”

Петр любил говорить о высоком. Он часто мучал меня своими долгими монологами об эфемерном. Дело в том, что он всерьез увлекался эзотерикой, читал мудрые книжки просветленных людей, и это хобби возвысило его в собственных глазах над серой массой непосвященных личностей. Он часто говорил мне, что я слишком приземленная. Дабы проработать свою очевидную духовную никчемность, однажды я поехала с ним на ретрит на морское побережье.

Медитации в программе ретрита начинались строго в пять утра. Для меня бодрствование в это время суток само по себе было пыткой. Помню, сидела я на этих медитациях в позе лотоса в неотапливаемом зале бывшего санатория и не видела в процессе никакого смысла. Все активно делились какими-то образами, видениями, взахлеб описывали свои озарения. Мой одухотворенный спутник, как выяснилось, видел и чувствовал больше всех. Меня это раздражало. Наверное, потому что, послушно закрывая глаза, я видела только манящую теплую кроватку, из которой меня ни свет ни заря дергала его настойчивая рука, да еще много других приятных вещей, которыми можно было бы заняться на море вместо тупого сидения в ледяном актовом зале.

На третий день я не пошла на медитацию и пропустила коллективный выброс негативных эмоций, при котором санаторий ходил ходуном от воплей. Меня эта вакханалия чувств тогда страшно рассмешила. Признаться, все происходящее вокруг казалось мне цирком. Это сейчас я могу медитировать, поститься, пребывать в аскезе и чистить свои энергетические центры с завидным упорством. В двадцать шесть мне хотелось целоваться, петь и танцевать. И еще носить сексуальные платья.

В общем, прогуляв третий день спасительного ретрита, я надела самое красивое платье, открыла бутылку вина и предложила олигарху потусить при свечах на балконе с красивым видом, пока прилежные ученики внизу будут усердно жевать ботву в вегетарианской столовой. Тем вечером мне хотелось мяса, вина и неприличного праздника плоти. Моего эзотерика даже не пришлось уговаривать, он сошел с праведного пути с плохо скрываемым удовольствием.

Утром четвертого дня на ретрит прибыл главный гуру этой масштабной секты. Честное слово, с такой помпой не встречают, пожалуй, даже Патриарха Всея Руси. Под гремящий звук фанфар этого гуру буквально вынесли на золотом троне в зал, и к его ногам припали многочисленные приверженцы культа, все как один в белом. Гуру тоже был в белоснежных одеждах с ног до головы, да еще и в невозможной короне. Не лишним будет отметить, что венценосный чувак не удостоил публику ни единым словом. За него говорила маленькая женщина, больше похожая на сердитую собачонку.

“Вы должны отказаться от своих родственников,” – протявкала “собачонка”

“Петь, ты как хочешь, а я поехала домой. Еще немного и во имя спасения души нам предложат отказаться от своей недвижимости.”

“Ну да, неожиданно. Вход рубль, выход два. Ты права, поехали.”

Мы вернулись в весеннюю Москву, и олигарх предложил мне пожить в своем пустующем доме на Рублевке. Сам он проживал в квартире в центре столицы и не планировал переезда загород. Жить вместе он мне, кстати, не предлагал, и слава Богу. Для гармоничного совместного проживания нам не хватало главного скрепляющего элемента – любви, к тому же он был женат. Его супруга проживала в США и даже умудрилась родить там ребенка от другого мужчины. В общем, его личная жизнь была слишком запутанной, погружаться в ее детали мне совсем не хотелось. Мне хотелось красивого антуража, ярких беззаботных встреч, интересных поездок и насыщенных разговоров. Все это было не про быт и не про настоящую связь. Эта была игра, в которую мы оба играли по молчаливому согласию и без обоюдных претензий.

Однажды в его дом на Рублевке приехала с визитом из Сибири моя мама. В Москве ей сделали сложную стоматологическую операцию, но она даже с щекой размером с апельсин нашла в себе силы спуститься вниз для знакомства с моим кавалером. Не знаю почему, но в тот вечер она предпочла говорить о своем огороде. Наверное, потому, что была свежеиспеченной пенсионеркой, а всем внезапно исключенным из насыщенной социальной жизни хочется говорить про свои достижения на земле. Между прочим, у моей мамы за плечами два высших и двадцать лет работы на руководящей должности в крупной компании, но в тот вечер она вслух гордилась небывалым урожаем.

Олигарх был разочарован. Для него подобные разговоры были определенно не по статусу. Он выглядел так, будто запачкал об эти разговоры о земле свои аристократические ладони.

“Знаешь, Петр, на этой самой картошке выросло целое поколение достойных людей. Я в том числе. Иногда в моем детстве на Севере кроме того, что выросло на грядках в доме нечего было есть.” – сказала ему я, но, по-моему, эти слова не умалили его брезгливости.

Красивый дом олигарха был похож на музей. Все в нем было дорогим, черно-белым и подчеркнуто бездушным. Это удивительно, но Петр больше всех из моего окружения говорил о душе, на которую в его доме не было даже намека. Я жила в “музее” пару месяцев и зябла от неуютной атмосферы этого жилища. Жить здесь было все равно, что в больнице. К тому же из-за работы мне необходимо было перебраться обратно в Москву, я начала искать квартиру в аренду. Олигарх благородно предложил мне ее оплатить, а потом внезапно засомневался в своем решении.

“Я подумал, мы же друзья. Я могу тебе дать эти деньги в долг, отдашь, когда будет возможность.” Надо заметить, что Петр часто метался между духовным и материальным и последнее часто одерживало победу.

Наш роман сошел на нет так же быстро, как когда-то набрал обороты. Мы перестали видеться. По слухам, он вскоре воссоединился с женой, потом они опять разошлись. Прошло несколько месяцев с моего отъезда из его загородной резиденции, как олигарх неожиданно явился с подарками из Америки. Петр подарил мне вульгарное красное платье в блестках и стразах, сумочку, усеянную брильянтиками и еще гигантскую куклу в красивой коробке. Это был самый нелепый подарок за всю мою жизнь.

Что он хотел сказать этим жестом и этим выбором? Позднее я вдруг поняла: ничего он не хотел сказать. Он просто ничего обо мне не знал. Не знал, не чувствовал и не стремился прикоснуться к чему-то, кроме нарядной оболочки. И это было взаимно. Все дело в том, что мы с олигархом были чужими друг другу, а наша непродолжительная связь – чистой воды суррогатом. Была бы я с ним, если бы он не был богат? Честный ответ, вряд ли. В те годы я повиновалась стадному инстинкту и даже немного гордилась тем, что мой любовник входит в ряды недосягаемой московской элиты. Однако, сейчас, воскрешая в памяти пластиковый привкус этой ненастоящей любви, я испытываю за эту историю неловкость.

“Сядь на диване напротив и раздвинь ноги. Давай, смелее, это не то, что ты думаешь. Это искусство!”

Один известный режиссер подцепил меня на телевизионной вечеринке и велел мне усесться напротив него в людном месте с ногами врастопырку. Никакого намека на искусство я в этом, увы, не обнаружила. Мне просто показалось, что режиссер был малость придурковат. За то, что я не посмотрела с придыханием всю коллекцию его патриотических и нудноватых фильмов мэтр, шутя, обозвал меня дурой. И тут же пригласил просвещаться на Мосфильм.

Я поехала на киностудию исключительно из любопытства. Однако, сценарий этого визита был до жути примитивным. В его солидном мосфильмовском кабинете он сделал краткий экскурс в историю своей великой карьеры в кино, налил мне кальвадоса и, пару мгновений спустя, навалился на меня всей мощью своей именитой плоти. Я чуть не задохнулась, пытаясь ускользнуть от его усатых поцелуев и цепких объятий. Отдышавшись, я попыталась ему сообщить, что он неправильно понял цель моего визита. Я-то приехала Мосфильм посмотреть, но не увидела там ровным счетом ничего, кроме похоти. Именитый режиссер обиделся как ребенок, но повел себя как джентльмен.

“Мой шофер отвезет тебя домой” – сердито пробурчал мэтр и осушил полстакана брендового самогона одним глотком.

“Ну что, теперь вы у нас в фильмах будете сниматься?” – весело спросил у меня шофер, когда я садилась в машину.

“Слава Богу, нет!” – радостно ответила я и облегченно вздохнула. К счастью, у меня не было амбиций в кинематографе, а потому я могла играючи отказаться от всенародной славы через постель.

Другой интересный эпизод в моей жизни в столице был связан с известным адвокатом. Его звали Михаилом, он был высок, красив и необычайно харизматичен. По совместительству с яркой карьерой в юриспруденции Миша находил талантливых музыкантов и делал их них звезд. Он приезжал за мной на работу на мотоцикле, водил в атмосферные места, а также часто звонил по выходным из своего загородного дома для эротических бесед.

“Я хочу пригласить тебя за город на выходные. Нам будет здорово вместе, вот увидишь. Я хочу лизать у тебя.”

“Боже мой, – думала я, – неужели у тонкого, умного и талантливого мужчины нет других способов изложить свою пикантную мысль, кроме использования фраз с максимально тошнотворным эффектом?”

Как выяснилось позже, в тот период жизни Мишаня плотно сидел на кокаине, и этот факт объяснял его удушливую эротоманию, распространявшуюся, казалось, на каждый наш разговор.

Любовниками мы так и не стали, но нам удалось остаться приятелями. Невзирая на все свои слабости, человеком Миша был очень интересным. Замечу, что он два раза в жизни именно он помог мне в трудных ситуациях абсолютно безвозмездно. За время нашей дружбы он успел развестись с одной женой и жениться на другой. Та другая была настоящей оторвой. Однажды мы случайно встретились с Мишей в ночном клубе. Он говорил мне о новой супруге с подлинным восторгом

“Ты не представляешь, с ней можно все! У нас в сексе нет никаких табу. Я никогда не был так счастлив! Слушай, давай будем любовниками втроем, моей жене это понравится.”

“Хм… заманчивое предложение… только вот я никак не могу понять, зачем это мне?”

Мы дружно посмеялись и разошлись. Года три спустя он попросил меня снять свадебный фильм для его взрослой дочери от первого брака. На обсуждение сценария пришел уставший от жизни глава большой семьи. Его некогда отвязная жена родила девочку и почти сразу забеременела другой. Она сильно изменилась в связи с материнством. Согласитесь, сложно представить себе женщину, танцующую стриптиз на столе на девятом месяце беременности.

Миша признался, что в принципе, его нынешний брак мало чем отличается от предыдущего. Он хотел вечного праздника, а получил обязательства и казался разочарованным. Я много видела таких кислых лиц среди фейсов образцовых женатиков. Глядя на них, я никак не могла понять, куда после свадьбы исчезает эйфория? В общем, официальный брак всегда казался мне странной затеей.

Я не искала мужа, но хотела взаимной любви. Однажды, в этой вечной свистопляске похоти, погоне за статусом, извращенными плотскими утехами и деньгами, из которых соткана атмосфера в Москве, я сильно соскучилась по настоящему чувству. В одно солнечное воскресенье я пришла в Храм Матроны Московской, славной своими щедрыми чудесами по запросу простых смертных. В православии Матрона считается самой человечной и отзывчивой святой, а потому в очереди к ее святым мощам в любой день недели стоят сотни страждущих. Сама не зная почему, я прорыдала в той очереди часа два без перерыва.

“Прошу тебя, Матронушка, пошли мне любовь от Бога,” – коротко попросила я, прикасаясь губами к прозрачной крышке богато украшенного гроба святой старицы.

Через месяц я и думать забыла про свой визит в храм, как вдруг в одном шумном и веселом столичном баре передо мной предстал ангел во плоти. Мой случайный знакомый был красивым, крепким, сильным и мужественным. Я долго водила его за нос, а он присылал мне красивые стихи и робко приглашал на свидания, на которых сильно волновался.

Про душу таких редких парней, как мой Иван, писательница Кларисса Пинкола Эстес написала: “ Возлюбленный с душой, сотканной из стальных мышц и нежных тканей”. Я не смогла бы лучше нее передать этой его восхитительной сути. Иван был со мной долгих четыре года. Все это время он всегда был рядом, выручал, помогал, заботился, любил и просто ждал ответного чувства. Но любовь к нему во мне так и не проснулась. Я держала его рядом, как дармового рыцаря на белом коне, но не могла ответить ему взаимностью.