Останкинские сезоны

Глава 3

В это дымное лето Лиза заметно исхудала и приобрела сходство со стремительной нервной ланью. Год от года темп московской жизни как будто ускорялся, и Лиза скакала с уступа на уступ, порой, не разбирая дороги. И вот, в этой пропитанной гарью и солнцем круговерти, что-то вдруг затолкалось под сердцем – пока еще тихо и невнятно, но вполне ощутимо. Такого неизъяснимого чувства переполненности и полета Лиза не испытывала с тех самых пор, как приехала в столицу и забросила свои литературные опыты. Вскоре стало очевидно, что она беременна, однако не так, как все нормальные женщины (и как, наверное, было бы уже пора в двадцать пять лет), а совсем-совсем иначе. Руки, отвыкшие от упрямства шариковой ручки, тянулись к клавиатуре, но как только Лиза оказывалась один на один с монитором, ощущение беременности ее покидало. В концентрированном растворе не хватало каких-то компонентов.

– Все слишком мажорно, вот в чем дело, – потянувшись в кровати, пробормотала потенциальная писательница Дубкова. На телевизоре в хрупкой вазе, до краев полной прозрачным преломленным светом, распустилась одинокая чайная роза; теплое дыхание Бориса щекотало шею; за окном вызревало сказочно-туманное, но отвратительно пахнущее утро.

– Как думаешь, запах кофе перебьет этот смрад? – открыв глаза, сказал Борис. Глаза были густо-карие, сам Борис – высокий и длинноногий, поэтому ступни его торчали из-под куцего хозяйкиного одеяла.

Лиза еще раз гибко вытянулась, выгоняя из тела сонливость, и единым кошачьим прыжком выскочила из кровати, стараясь ни на секунду не задержать торопливого течения утра. Кинула взгляд в зеркало на свое заспанное скуластое лицо и зеленые глаза с диковатым разрезом, порхнула на кухню. Тут же поплыл по квартире теплый кофейный аромат, зазвенела вода в ванной, Борис с полотенцем на бедрах, поставив одну ногу на стул, орал в трубку:

– Какая авария, Рыбенко, ты что – издеваешься?! Сколько должен? Это же вся твоя зарплата! Понятно… На работу прийти не сможешь… Знаешь, Рыбенко, ты полный козел и давно уже тебя пора уволить!

Загремела трубка, возвращаясь в исходное положение, на кухне вдруг запел Марк Нопфлер.

– Сделай погромче, – крикнул Борис, выбирая галстук.

Через несколько минут он уже сидел в свежей рубашке, при галстуке, уплетал бутерброд с сыром и делился с Лизой своими печалями:

– Я, наверное, его сегодня уволю… Рыбенко меня достал. Он, видишь ли, попал вчера в аварию, помял какому-то бедолаге авто – не говоря уж о его собственной колымаге. Короче, все, как обычно. И чего я его столько за уши тянул, торгового представителя пытался сделать? Жрал бы он сейчас одну гречневую кашу в своих Химках. Вот они – москвичи, тюлени ленивые!

Рыбенко был нерадивый торговый представитель, а Борис – вполне перспективный менеджер и, соответственно, его начальник. Оба они работали в компании, которая занималась дистрибуцией минеральной воды самых известных марок, и уже год трудолюбивый немосквич Борис Ясин пытался добиться положительных результатов от разгильдяя-москвича Пети Рыбенко. Вечерами Лиза, подперев рукой щеку, выслушивала последние новости об этом противостоянии, иногда не без интереса.

– Боря, как он выглядит, твой Рыбенко? – спросила Лиза.

– Как урод! – отрезал Борис и вылетел из квартиры.

Троллейбус медленно плыл мимо Ботанического сада. В саду было мутно, загадочно, даже ограда утратила четкость линий.

– В пятницу обещали дождь, – сказала старушка с матерчатой сумкой, из которой торчало горлышко пивной бутылки, явно подобранной в одном из любимых мест отдыха молодежи.

– Мало ли что обещали! Конец Москве, – откликнулся бойкий старик с тростью. – Разжирела, как клоп, как комар – того гляди лопнет. Вот увидите, после торфяников еще ураганы начнутся.

Версия о том, что на Москву обрушилась кара свыше, казалась Лизе небезынтересной, но водитель неприветливо буркнул в микрофон: «Телецентр…», и она сошла на остановке.

…Телевизионный технический центр, именуемый также ТТЦ или Останкино, на самом деле не являлся ни тем, ни другим, ни третьим. В простой, незамутненной бюрократизмами речи тружеников телевидения оба здания по улице Академика Королева 12, а также 19 именовались не иначе как Стаканкино. Во всяком случае так было, когда Лиза только пришла на телевидение.

– Ну, что в Стакан? – вопрошали водители в засаленных рубашках у корреспондентов.

– Я в Стакане, – сообщали своим женам корреспонденты с опухшими от бессонницы и алкоголя глазами.

Впрочем, Лизе все-таки больше нравился многосмысловой вариант – «Останкино».

Охрана – пропуск – лифт – люди с кассетами – седьмой этаж – за угол по коридору – «Авоська».

В редакции назревал конфликт. Лиза с порога увидела широкую спину Паши Кошкина и его правую руку с пластиковым стаканчиком из-под кофе. Утратив привычную флегматичность, Кошкин потрясал этим стаканчиком перед Валей Бровушкиной.

– Почему! Я! Должен убирать твои стакашки с недопитым кофе?! Я НЕ МОГУ работать в таких условиях!

– Не работай, – равнодушно отозвалась Валя.

– Все! У меня на весь день испорчено настроение. – На круглом миловидном Пашином лице отразилась сложная гамма эмоций. – Почему у нас вечно все разбросано, почему такой свинарник? Мне надоело убирать за вами рабочие столы!

– Он назвал нас свиньями, – заметила Валя, приподняв брови.

– Я не могу работать в таких условиях! – повторил Кошкин, обращаясь к Лизе.

– Я уже слышала.

– Я…

– Ты, Кошкин, какой-то плюшевый, – перебила его Валя. – То не могу, это не могу, есть не могу в дешевой столовой, работать не могу… В армию бы тебя.

Кошкин, и вправду похожий на уютного плюшевого медвежонка, не нашел, что ответить и решил приступить к действиям. Он давно мечтал о перестановке.

Редакция «Авоськи» представляла собой унылое серое помещение без окон (как и многие комнаты в телецентре) с перегородкой для руководства. В общей зоне обитали корреспонденты, там вдоль гипсокартонных стен стояли старые черные столы с компьютерами, вечно заваленные бумагами, кассетами и – довольно часто – остатками вчерашнего ужина. Был еще крошечный закуток для ассистентов с втиснутыми туда холодильником и ксероксом. Паша Кошкин лелеял мечту произвести в редакции перестановку и улучшить, таким образом, рабочий антураж. Например, чтобы столы не тянулись вдоль стен, а стояли бы, скажем, друг напротив друга. Однако планы Кошкина натолкнулись на серьезное препятствие в виде коллег, которые категорически не желали сидеть лицом друг к другу, потому что, по словам Максима Панцова, в свою очередь грезившего об отпуске, «видеть уже не могли эти гнусные лица». Тогда Кошкин предложил поставить столы так, чтобы корреспонденты находились друг к другу спиной, но Валя Бровушкина сказала, что в таком случае они будут сидеть лицом к одному монитору и затылком к другому, то есть подвергаться двойному облучению, а от этого, между прочим, лысеют. Паша попытался возразить, что компьютеры нынче не те, что с излучением полный порядок и все об этом знают, но Панцов сказал, что лысеть не хочет и баста.

Весь последующий час в «Авоське» царила страшная суета. Кошкин с ассистентом Гариком перетаскивали столы и шкафы, Валя повторяла, что это полный «отстой» и что теперь уже она не желает работать в таких условиях, Лиза требовала от Кошкина каких-то важных бумаг, которые лежали «вот на этом столе» и сгинули в процессе плановой Пашиной уборки.

– Тут лежали только мятые замызганные бумажки, – оправдывался Паша.

– Ну, и что! – округлив от ужаса зеленые миндалевидные глаза, возмутилась Лиза. – Ты их выкинул?

Кошкин печально кивнул.

– Ко-о-ошкин… Заруби же себе на носу: это – не беспорядок! Это своеобразная разновидность порядка, свойственная творческим людям, к которым ты, судя по всему, не относишься. В этом беспорядке я всегда нахожу нужную вещь, а в твоем порядке ни фига нету! Все, хватит тут с мебелью носиться. Шкаф со столом здесь нормально поместились, а вот эту тумбочку немедленно верни назад.

– Почему? – неуверенно спросил Паша.

– Потому что это МОЯ тумбочка!

Изменения явно пошли на пользу комнате, но из упрямства никто этого не признал. Валя Бровушкина собрала свои африканские косички в толстый хвост и отправилась на съемку, попутно содрав с компьютера приклеенную скотчем Пашину бумажку: «За свинство на рабочем месте – штраф $$$». Пришел Максим Панцов в растянутом свитере, с рюкзачком на плече, худощавый и насмешливый, сказал «вау» и похлопал Кошкина по плечу.

Еще через час прибежал Храмов, но вместо того, чтобы любоваться на голых баб в компьютере, поманил Лизу в сторонку с предложением покурить. Курить Лиза не курила, но постоянно дышала никотином, поскольку все конфиденциальные разговоры происходили в курилке, а чем чаще ты при них присутствуешь, тем больше у тебя информации, а информация, как известно, правит миром.

– Опять ни черта не видно, – огорчился Храмов, глядя в большие аквариумные стекла межэтажной площадки.

– Как ты можешь курить, дышать же нечем, – поморщилась Лиза.

– Сам удивляюсь. В общем, дело такое. Приходил вчера мужик – ты его, может быть, видела, – который купил огромную квартиру в элитной новостройке в районе Хорошево-Мневники. Собственно, она еще недостроена, но активно рекламируется – «Альфа-Омега», слышала? Вот, значит, купил этот толстосум квартиру, а тут слухи стали ходить, что Хорошево – место для строительства гиблое, что ни год, то почва проваливается. И вроде как она должна провалиться под этим самым домом, где он собрался жить, потому что строительная компания не соблюдает технологию. Мужик не на шутку огорчился, что выбрал жилье в таком опасном месте. Домишки-то – 25-ти этажные, не ровен час рухнут. А это знаешь, что означает?

– Нет, – безрадостно сказала Лиза. – Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь, чтобы я помогла дяденьке квартиру спасти?

– Лизка, это тянет на журналистское расследование. Потому что если стройка идет на таком сомнительном грунте, это означает, что пол-округи может провалиться в тар-тарары!

– Ну и что? – все так же скучно отреагировала Лиза. Ей было совершенно очевидно, что Храмов намерен повесить на нее дело, требующее много времени и усилий, которые неизвестно чем увенчаются. – Разве грунты перед строительством не проверяют, разве никто ничего не контролирует?

– Ха! – воскликнул Храмов и нарисовал сигаретой в воздухе загогулину, напоминающую знак доллара. – Очнись, лунатик! Деньги строят! Тем, кто в Москве возводит элитки, закон не писан. Кстати, знаешь, как называется компания, которая создала такой чудесный дворец для нашего дяденьки? «Олимп и Ко»!

– Да ну? – слегка заинтересовалась Лиза. Не далее как полторы недели назад она имела душераздирающую телефонную беседу с жильцами нескольких старых домов, которые находились в непосредственной близости со строящейся высоткой той же компании. Высотка называлась «Красная башня», и работы по ее возведению шли в такой тесноте со старыми зданиями, сваи под новостройку забивались так ожесточенно, что в прилегающих «сталинках» потрескались стены.

– Во! Я же говорю, у этих сволочей «олимпов» нарушений хренова туча. Помимо двух известных нам элитных комплексов, они строят еще два, причем один из них – в прекрасном сквере, соответственно, с вырубкой деревьев. По-моему, надо на них наехать. Собрать в кучу все эти факты – и наехать.

– Все это, конечно, замечательно, но придется заодно наехать и на правительство Москвы за то, что оно закрывает глаза на такие вещи, а?

– И прекрасно! – воодушевился Храмов. – У нас есть на это партийный заказ. Я говорил с руководством, они не прочь насолить мэру и замочить «Олимп и Ко», тем более что те с нашим каналом никак финансово не завязаны.

– Бить будут.

– А ты осторожно. Мы же не собираемся их с землей сравнять – так, ущипнем немного, рейтинги свои поднимем. Даю тебе целых полтора месяца.

– Легко сказать – осторожно… Ну да ладно, посмотрим, – сказав это, Лиза попятилась от Храмова в сумрачную часть коридора, где ей делала отчаянные знаки Регина, ассистент из службы новостей. – Между прочим, а из-за чего эти провалы появляются?

– Вот заодно и узнаешь, – промолвил Храмов, и остался один на фоне застекольной Останкинской телебашни. Профиль у него был мефистофелевский – строгий, с синей тенью на выбритой щеке и темным непрозрачным глазом, созерцающим рубиновый кончик второй по счету сигареты.

За несколько секунд Регина успела раствориться в коридорном полумраке, и Лиза спустилась этажом ниже – в службу новостей, в простонародье именуемую «информацией». В одной из комнат, уставленной компьютерами, со стен вещали сразу три телевизора и одновременно несколько человек вопили в телефонные трубки.

– Алло, Южно-Сахалинск, ответьте! Южно-Сахалинск… Ничего не понимаю, белиберда какая-то… Алло, ребята, вы на каком языке говорите? Черт, Леша, японцы что – Сахалин захватили?

– Секретариат? Да-да, это Леша, вам прислали информацию, когда лошади в Москву прилетают? Пегасы – вы сами, а я про Кубок президента по выездке! Так, пишу… Домодедово, рейс…

Лизу чуть не сбил с ног усатый корреспондент со стопкой кассет в руках, напролом рванувший к выходу, и она поспешила от греха подальше выскочить из этой сумасшедшей комнаты. Тут же она увидела взмыленную Регину, которая на грани истерики цеплялась к окружающим с диким вопросом. Она схватила Лизу за руку и крикнула ей в ухо:

– Ты знаешь, как выглядит король Иордании?

– Что?.. Зачем? – опешила Лиза.

– О-о-о… – простонала Регина. – Затем, что я сейчас по шее получу от ведущего, затем что никто не знает, как этот проклятый король выглядит!

Ситуация у Регины действительно сложилась патовая: ей нужно было срочно смонтировать сюжет о событиях в семье иорданского монарха, используя для этого видеосъемку международного информагентства, и на слова «король Иордании» непременно воткнуть картинку с королем. Но, к несчастью, все мужчины на кассете выглядели по-европейски, королевской мантии ни на ком не было, и, поскольку описания правителя Иордании к видеоматериалу не прилагалось, Регина решительно не могла опознать августейшую особу. До выпуска оставалось каких-то пять минут.

С Региной Лиза смогла спокойно пообщаться только за обедом в кафе. Кругленькая, с копной вьющихся смоляных волос, с полными покатыми плечами и множеством ярких браслетов на руках, Регина умиротворено уплетала кусок шоколадного торта. Ей удалось-таки найти «знакомых» злополучного монарха, которым оказался невзрачный человек в клетчатой рубахе.

– В информацию еще не надумала идти? – поинтересовалась Регина. – Ваш Панцов у нас регулярно трется и вроде как уже на хорошем счету.

Лиза отрицательно покачала головой.

– В информацию – как в омут с головой. Нужно все забыть, отказаться от личной жизни… и к тому же быть мужиком.

– Это точно, женщин у нас не очень любят – согласилась Регина, понизив голос. – Совершенно точно могу сказать, что существует негласная дискриминация. Особенно почему-то страдают слишком толковые и слишком красивые одновременно.

– Елецкая? – Лиза усмехнулась. Речь шла о звезде канала и руководителе службы информации Софии Елецкой.

– Понятное дело – годы поджимают. Хотя вот таких пустышек никто не боится: мозги куриные, внешность – смазливая, но стандартная, – Регина кивнула на соседний столик. Там, в облаке духов и дыма, с тонкой дамской сигаретой в пальцах, сидела девушка Белла – редактор из программы «Стиль». Кожа цвета топленого молока, точеный носик, томные взмахи подкрученных ресниц – Белла была типичной телевизионной барышней, холеной и самоуверенной.

Регина раздраженно звякнула браслетами и скривилась, точно шоколад в торте чересчур горчил.

– У меня, между прочим, новости, – продолжила она через минуту. – Повышение светит.

– Серьезно?

– Ага. Из ассистентов – в редакторы. Не поздравляй, это не раньше, чем через месяц. И еще кое-что… Помнишь того парня из банка, я тебя с ним знакомила, кажется?

– Довольно смутно.

– Ну, неважно. Короче, он меня замуж зовет.

– И?

– Думаю. Знаешь, сразу появилось такое ощущение, что чего-то недогуляла.

– В двадцать восемь-то лет? – засомневалась Лиза. – Чем же ты все это время занималась?

– Да черт его знает, – Регина закурила сигарету. – Карьеру пыталась делать на этом треклятом телевидении. А сейчас думаю – черт с ним, с этим голубым экраном. Звезд с неба хватать уже не хочется.

– А мне хочется, – призналась Лиза.

– Просто ты еще не дошла до ручки.

Позже, на излете тяжелого, пропитанного гарью и суетой дня, Лиза задержалась у больших зеркал в холле. Вид у нее был утомленный. Глядя на свое отражение, она расправила плечи, убрала за ухо гладкую прядь каштановых волос и пришла к печальному выводу, что кожа ее за годы пребывания в столице приобрела тот же нездоровый сероватый оттенок, что и у большинства москвичек. Еще сохранился румянец на скулах, еще можно было обходиться без тонального крема и маскирующего псевдозагара в солярии, но Лиза огорчилась.

Показав охраннику пропуск, она вступила в суматошный московский вечер. На шестах тряпками повисли флаги телеканалов, гудели в пробках машины, оба здания Останкино как никогда отчетливо напоминали ящики из-под пива, и холодным свинцовым шаром подкатывало к горлу честолюбие.

Глава 4

Спустя неделю, после двух напоминаний Храмова, Лиза решила, наконец, заняться «Олимп и Ко». Для начала она изучила несколько журналов по недвижимости, в каждом из которых означенная фирма так или иначе фигурировала – главным образом, в виде рекламы и заказных статей. Из прочитанного следовало, что компания «Олимп и Ко» уже сдала в эксплуатацию широко известный жилой комплекс «Панорама» на Щукинской, и строит еще три элитных высотки, среди которых – «Красная башня» на Соколе и «Альфа-Омега» в районе Хорошево-Мневники. Деятельность компании отличалась невиданным напором и размахом: она отхватывала самые лакомые куски столичной земли, на которых со скоростью света вырастали чудовищных размеров дома – разве что здание МИДа могло бы соперничать с ними в монументальности. Начало строительства каждого из означенных объектов ознаменовалось протестами местных жителей, недовольных изменениями, которые внесла в их среду обитания фирма «Олимп и Ко». Однако на выступления аборигенов никто внимания не обратил, и освоение территорий продолжилось. Изучив все это и обзвонив нескольких сведущих людей, Лиза почувствовала нехороший, опасный интерес, характерный для увлекающихся журналистов. Что-то позволяло избежать «Олимп и Ко» излишнего контроля за своей деятельностью. Что-то позволило им втиснуться со своим проектом в плотно застроенный район Сокола и развернуть строительство в Хорошево, на улице Маршала Жукова, где совсем недавно были зафиксированы два карстовых провала… Поэтому Лиза, стараясь избавиться от своей заинтересованности, а также будучи девушкой здравой, пришла к Храмову с риторическим вопросом: