Большая книга ужасов – 91

По телевизору, помню, стихотворение Блока читали: «Так вонзай же, мой ангел вчерашний, в сердце острый французский каблук!» Похоже, Потап и против такого возражать не будет. Риали, как он любит говорить!

Ну, мчались мы, мчались, я думал, что без остановки и до города долетим, уже задремывать начал, как вдруг «газелька» остановилась. Шофер выскочил из кабины, кинулся куда-то в сторону, и я увидел, что под одиноким фонарем стоит покосившийся сарай с почти нечитаемой вывеской «Почтовое отделение», а на его стене висит ящик для писем. Шофер бежал к этому ящику, держа в руке конверт.

А-а!!! Почтовый ящик! Письмо! Мне же надо опустить мамино письмо!

Я выхватил из рюкзака помявшийся конверт, хотел сказать соседям, что сейчас вернусь, но и Стас Чернышов, и Ванюша Метелин спали, поэтому я молча выскользнул из машины и помчался к ящику.

Показалось, что Лили посмотрела мне вслед. Ох и надоела она своими взглядами!

Только шофер опустил свое письмо, как подъехал корявенький облупленный пикап с закрытым кузовом. На боку надпись «Почта». Из кабины выскочил тощий долговязый дядька в коричневой куртке, коричневых штанах и коричневой фуражке. Я, правда, думал, что у почтальонов форма синяя, да какая разница? Может, этот дядька просто подрабатывает, собирая почту в придорожных отделениях. Под ржавый, с облезлой краской, ящик (та еще рухлядь!) он подсунул темно-серый мешок (ну знаете, есть такие особые почтальонские мешки, которые вставляют в какие-то пазы, что ли, под ящиками) и стоял ждал, пока конверты в мешок упадут.

Я подбежал к почтальону и говорю:

– Подождите, еще мое письмо заберите!

– Сейчас, – отвечает он, – вытащу мешок, прямо в него бросишь.

Голос у него был хрипловатый, даже как бы скрежещущий. Горло болит, что ли?

Ну, всякое бывает.

Тем временем наш шофер со всех ног чесанул к «газельке»: наверное, испугался, что его шеф, то есть Потапов-олд, будет ругать, что долго стоим. А мешок заело: почтальон его дерг-дерг, да напрасно. И вдруг я слышу фырканье мотора и вижу, что «газель» взяла с места и помчалась прочь!

Наверное, шофер меня не заметил. Вот так номер!

– Эй! – кричу. – Подождите!

– Что, забыли тебя? – ухмыльнулся почтальон, наконец-то выдернув мешок и подставляя мне. – Бросай сюда свое письмо, садись в мой пикапчик – мы их мигом догоним.

Он держал мешок раскрытым, и, бросив мамин конверт, я невольно туда заглянул. Там оказалось всего два конверта: мой и, стало быть, нашего водителя. Оба лежали лицевой стороной вверх, и что-то меня в эту минуту зацепило, что-то бросилось в глаза, что-то показалось странным… Но сейчас было не до размышлений: надо догонять наших!

Почтальон забросил мешок в кузов, вскочил в кабину и открыл мне дверцу:

– Давай в темпе!

Я плюхнулся рядом, мотор взревел, пикап рванул вперед с такой скоростью, что меня аж в спинку сиденья вжало.

– Ого, – говорю, – мы их и правда быстро нагоним!

– Оглянуться не успеешь! – сказал он и засмеялся.

И тут я вдруг сообразил, что именно мне показалось странным на конвертах в почтовом мешке: на них были только имена и фамилии получателей, но не было адресов.

– Ничего удивительного, – буркнул почтальон, как-то угадав, что меня удивило. – Сюда опускают только такие письма. Для мертвых. У шофера вашей машины умерла дочь, которой было пятнадцать лет.

– Откуда вы знаете, что у него была дочь? – уставился я недоумевающе, и шофер повернул ко мне свое остроносое худое, со впалыми щеками темноглазое лицо:

– Глупый вопрос.

– А, ну да, конечно! – спохватился я. – Вы прочли имя на конверте.

Почтальон молча кивнул и снова повернулся к рулю.

– А про возраст откуда знаете? – спросил я, но он, похоже, не услышал и пробормотал:

– Ее отец уже шестнадцать лет приезжает сюда с новыми письмами для Людмилы Петровны Смирновой.

– Значит, его дочку звали Людмила Петровна Смирнова, – блеснул я сообразительностью. – А моего брата звали Алексей Васильевич Лесников. И он тоже умер шестнадцать лет назад. Моя мама верит, что он когда-нибудь прочтет ее письма. Но ведь это невозможно! И все эти письма написаны зря!

– Почему невозможно? – пожал плечами почтальон. – Они ведь в Ведеме умерли? В Ведеме. А там такие дела творились…

– Откуда вы знаете, что они умерли в Ведеме?! – чуть не заорал я.

– Я сам оттуда, вот и знаю, – хмыкнул он.

«Так Ведема, значит, не одичала и не ушла под землю?» – хотел спросить я, но почтальон снова заговорил:

– В тамошней больничке тогда умерли двое детей. Эта девочка и новорожденный младенец. Как раз в этот день. С тех пор в деревне не осталось людей. А родители этих детишек пишут своим умершим детям. Чувствуют себя перед ними виноватыми, наверное. Однако виновата только ведьма. Если бы не она, ничего бы не случилось. Хотя кто знает…

«Ведьма?!»

– Говоришь, Алексей Васильевич Лесников – это твой брат? – снова заговорил почтальон. – Ты не переживай: он это письмо и все другие обязательно прочитает. Только ты сам его передашь, договорились?

Ну и чувство юмора у этого типа! Приколдес, как выразилась бы Лили.

Интересно, почему она не попросила остановить нашу «газельку»? Страшная месть, что ли? Пусть, мол, этот противный Лесник как следует потрясется от страха?

– Смеяться уже можно? – спросил я ехидно – и онемел, уставившись на тот самый конверт, который мне дала мама и который несколько минут назад я сам бросил в почтальонский мешок! А потом мешок был закинут в кузов пикапа. Но теперь конверт оказался у меня в руках. Или этот фокусник умудрился выхватить его из мешка, чтобы так незамысловато разыграть меня?

– Лихо! – бросил я. – Вам бы в цирке выступать. Но где же я найду своего брата?

– А мы едем как раз туда, где он находится, – обнадежил почтальон.

И тут до меня дошло… Мы едем туда, где находится мой мертвый брат? На тот свет, значит, почтальон меня отвезет? Елки-палки, да ведь рядом со мной убийца!

Ну я и попал! Надо бежать, бежать! Он сейчас вытащит нож и пришпилит меня к спинке сиденья! Или пистолет выхватит!

– Пистолет? А зачем мне пистолет? – хмыкнул почтальон, снова поворачиваясь ко мне.

И я задохнулся…

У него не было лица!

Только что я видел его острый нос, темные глаза – теперь ничего этого не осталось! Вообще ни намека!

Передо мной маячило тусклое черно-зеленоватое пятно, а вместо волос и коричневой кепки виднелась какая-то коричневая короста. И одежды не было – тело оказалось покрыто такой же коростой!

Я отпрянул.