– Ты их, должно быть, ненавидишь!
– Это еще почему? Я их люблю.
– Они же не дают тебе жить. Тебе даже музыку слушать некогда!
– Ты не поймешь, – повторилась Олеся, ставя свой бокал со стуком на столешницу, – дети – сами по себе большое счастье, помимо концертов и театров.
– Да, но что ты им можешь дать, кроме денег, если ты даже музыку не слушаешь? О чем им с тобой говорить?
– Прекрати! – Олеся зло толкнула друга в бок, и коньяк выплеснулся на его белые штаны. – Когда подрастешь и обзаведешься своими – тогда и обсудим, – подытожила она и поднялась, чтобы уйти, но Алекс удержал ее за руку.
– Погоди! А в позапрошлом году к нам приезжала сама Мадонна загорать!
Олеся вырвалась и быстро пошла прочь. Из темноты к ней летел хохот мальчишки.
День пятый
Олеся раздвинула шторы в своем бунгало и выглянула наружу. Полуденное солнце радостно поливало веранду и ротанговые лежаки золотыми потоками энергии. Сладко потянувшись, она выползла из своего убежища и, подойдя к краю платформы, уселась на горячие доски, болтая ногами в воздухе. Кончики ее больших пальцев касались гладкой поверхности воды, и было необыкновенно приятно ощущать ее прохладу и ласковое прикосновение.
Спала она плохо, вероятно, сказалось перенапряжение последнего дня, и теперь пыталась наверстать упущенное, прислонившись лбом к ржавой железной перекладине, венчающей лестницу в океан.
После обязательного утреннего разговора с матерью единственное, чего она хотела, это наслаждаться покоем и одиночеством, абстрагировавшись на время от целого сонма проблем, вываленных на нее заботливой родительницей. За пятнадцать минут беседы Олеся успела узнать, что она тунеядка и плохая мать, что сын по ней ничуть не соскучился, а из школы принес очередную и вполне закономерную пару, коль скоро им никто не занимается, и что соседи напротив наверняка варят какое-то зелье, так как из их квартиры постоянно воняет.
Олеся представила свою престижную новостройку с мраморным холлом и драценами в кадках и невольно стала прикидывать, во сколько ей обойдется еще одна перегородка, на сей раз внутри коридора, с непременной сейфовой дверью и глазком, чтобы оградить чувствительное обоняние Ирины Анатольевны от назойливых соседских запахов.
Внезапно раздался резкий свист, и Олеся увидела Алекса, машущего ей с ближайшего языка помостов с точно такими же бунгало, как у нее.
Она тихо застонала, схватившись за голову. И пошла открывать.
– Есть идея, – заявил с порога Алекс, вваливаясь в Олесино жилище.
Сегодня он выглядел еще моложе, чем вчера, и Олеся позавидовала его способности восстанавливаться после столь активно проведенного дня – ни тебе синяков под глазами, ни гудящей головы, ни вялости во всех членах.
– Иди в пень со своими идеями, – ответила она.
Но все-таки, несмотря на то, что ей смертельно не хотелось шевелиться, а появление мальчишки грозило очередным приключением, ей было приятно, что он пришел. И это опять был плохой знак.
Олеся вздохнула.
– Ну, чего тебе? – нехотя спросила она, усаживаясь обратно на свое место у перекладины.
– Есть хочешь?
Алекс со всего размаху плюхнулся рядом.
Олеся покосилась на него с подозрением.
– У меня завтрак оплачен, а я еще ни разу не была, – сказала она и опять вздохнула, мрачно поглядев на своего визави.
Алекс даже присвистнул.
– Вообще-то уже ужин скоро! И потом, охота тебе овес жевать?! Пойдем со мной, кое-что покажу, – Алекс вскочил и протянул ей руку.
Олеся взирала на него снизу вверх сквозь приставленные ко лбу пальцы, загораживаясь от солнца. Она колебалась.
– Это что-то съедобное?
– Вполне. Только вчерашнего Гуччи оставь дома. Надень лучше штаны поудобнее.
Олеся насторожилась.
– Что это за ресторан, в который пускают только в штанах?
– Очень хороший, три звезды Мишлен.
– Пошел к черту!
– Что ты за человек! Чтоб тебя с места поднять, нужен кран!
– Я сюда приехала отдыхать.
– А я думал, трахаться, – и поганец изобразил неприличные стоны, отчего целомудренная в глубине души, где-то очень глубоко, Олеся пошла красными пятнами.
– Пошел к черту, я сказала!
– Как хочешь, останешься голодная.
– Не останусь, – заупрямилась Олеся, хотя внутри после вчерашней аскезы громко, как мартовский кот, выясняющий отношения с соперником, заурчал возмущенный желудок.
– У тебя там что, Чужой завелся? – фыркнул Алекс и кивнул на ее живот.
– Да. Так что держись от меня подальше, а то вылезет и сожрет тебя, понял?
– Понял, – легко согласилось депутатское чадо и отчалило прочь под недоумевающий Олесин взгляд, перекинув через плечо мятую белую рубашку, – пойду поищу кого-нибудь помоложе, из кого песок еще не сыпется.
Олеся почувствовала закипающее раздражение и даже обиду.
– Давай-давай, топай, дитя природы.
– Оревуар, мон шер маман!
– Щенок!
– А тут а лер!
Олеся не знала, что значит «атуталер», но звучало обидно. Стало до слез себя жалко. Поднявшись, она нехотя побрела в номер и завалилась обратно на кровать. Она и сама не знала, почему отказалась поехать с Алексом, в тот момент решение казалось ей правильным, а теперь… теперь он подберет какую-нибудь разнузданную девицу из тех, что в большом количестве виснут на нем по вечерам, и вместе они посмеются над Олесиной несговорчивостью за бокалом прекрасного вина в шикарном ресторане.
Вселенскую грусть заглушили новые позывы голода. Надев легкие бриджи и топик, Олеся двинулась на поиск еды. Через пять минут она уже стучалась в номер к Соколовым, надеясь разделить с ними свою горькую одинокую трапезу. Увы, тщетно, Милкино семейное гнездышко безмолвствовало.