Учусь прощаться и прощать

Скажите, ведь она жила?

Ведь это было, было, было!

…Я просыпаюсь. Странный бред…

Нет никого, и дверь закрыта.

Но кто-то же шепнул в ответ:

«Теперь ТЫ будешь Маргаритой!»

Синий Кит

Если душа у тебя с тонкой кожей –

Вечно царапины да синяки…

…Думаешь, над городом – небо?

А может, спит там, задумавшись, Синий Кит?

В сжатые рамки он не уместится…

Он неуместен и знает об этом.

Хочется крикнуть: – Что, если вместе нам

Взять и уплыть в направлении лета?!

Здесь не услышать ни смеха, ни плача.

Выжгли до пепла нечаянно люди

Кит отвечает: – Останусь. Иначе

В городе Неба больше не будет…

Тот, кто искал Небо

Молчит календарь про год и про век,

Но там, где никто из нас не был,

Жил не похожий на всех человек,

Который искал Небо.

Бывало, над ним потешался народ,

Гораздый до зрелищ и хлеба:

– Видишь над городом каменный свод?

Это и есть Небо.

Ты сказками разум не береди,

Забудь свою глупую небыль.

А он упрямо в ответ твердил,

Что будет искать Небо.

– Оставь этот бред, нам и так хорошо!

Но он отвечал: – А мне бы

Потрогать руками облачный шёлк,

Упасть в синеву Неба!

Мне звёздами вышитый полог небес

Увидеть хоть раз не во сне бы…

Он так говорил и однажды исчез,

Чтоб отыскать Небо.

Он шёл, напевая, он шёл налегке,

Туда, где никто из нас не был,

Берёзовый листик сжимая в руке,

Как будто билет в Небо.

Его чудаком окрестила молва,

И он не поверил мне бы:

Пела в груди у него синева…

Там он носил Небо.

Вдоль по Млечному Пути

Вдоль по Млечному Пути,

Без билета, без гроша

И с гитарой за спиной,

Босоногая душа –

Лети

И пой!

Оставляя миражи,

Иллюзорный сладкий плен

Снами в тающей ночи.

Что останется взамен?

Скажи!

Молчит…

В кайф – потёртая джинса.

Жизнь, похожая на блюз,

Бьётся крыльями в груди,

Ветер пробуя на вкус…

И шанс

Один.

Мир руками не обнять.

Лёд губами не согреть.

Если некуда спешить –

Можно многое успеть,

Понять –

и жить!

Вдоль по Млечному Пути,

Без билета, без гроша,

Звон аккордов за спиной…

Шестиструнная душа –

Господь

С тобой…

Пишу тебе

Пишу тебе – за тысячу вёрст,

за тысячу звёзд,

В другую вселенную –

тленную, ленную.

Обрушен ведущий

в твоё одиночество мост.

За перевоз потеряла

монетку разменную.

Пишу тебе – за тысячу лет,

за тысячу «Нет».

Слова разлетаются в небе

страницами, птицами.

Прими мой согретый в ладонях,

апрельский привет –

Стихи мои странные

с детскими светлыми лицами.

Пишу тебе…

Снова

Страницы себя перелистывать.

Стирать себя ластиком в крошево.

Читаю – запоем, неистово.

Кровавлю осколками прошлое,

Где просит у Неба прощения,

За то, что я есть – наминутное

Стотысячное воплощение.

В стотысячный раз – бесприютное.

***

И когда ты уже не ждёшь

Перемен, и звонков, и фраз -

Пусть тебе подыграет дождь.

Он по части ударных – ас.

Незатейлив мотив – и пусть,

Но зато, попадая в такт,

Принимаешь печаль и грусть,

Как судьбы непреложный факт.

Дни похожи порой на ртуть.

Чей же ты, когда сам не свой?

Разложи на аккорды суть,

И себя, словно песню, спой.

Разлетится в глухой ночи

То ли блюз, то ли старый джаз.

Слышишь, дождь за окном стучит?

Он по части ударных – ас….

Слово

В нём всё – от шёпота до вскрика,

В нём – трепет соловьиной трели,

В нём – ликованье шалых скрипок

И сладкая печаль свирели.

В который раз, от века – ново,

Под звон мечей, под звуки лиры

Восходит над планетой Слово,

Вместившее всю нежность мира.

***

Под пологом неба,

В ладонях у ночи

Негромкая небыль

Стать песнею хочет.

Мелодии крылья

Расправила птица –

Быльём или былью

Она воплотится?

Озябшие души –

На кончиках перьев.

Ты просто послушай,

Ты только поверь ей.

Стать былью и мне бы,

Мечту напророчить…

Под пологом неба,

В ладонях у ночи.

Дельфины

А сны, как дельфины

с блестящими мокрыми спинами,

вплывают в моё подсознание,

плещут хвостами.

Былое уходит на дно,

но мы что-то оставим,

к примеру, мой сон,

где мы были с тобою дельфинами.

На шаг, на полшага мы

от расстояния выстрела.

Идём на тепло, на весну,

на стихи и на песни.

Нас тянут на дно, но я знаю –

мы всё-таки вместе.

Толкаем друг друга на свет.

Мы дельфины. Мы выстоим

***

Мне снова не хватает слов.

Укором – чистая страница.

И дни не отличить от снов –

Проходят смутной вереницей.

Опять обманут миражи.

Дела ли, лица – мимо, мимо!

Проходят дни, проходит жизнь.

Куда? Зачем? Невосполнимо…

Всё тоньше ниточка песка.

Неотвратимо. Слишком быстро.

Настойчиво стучит в висках

Невысказанность тайных мыслей.

Всё сказано ещё до нас –

Всё повторится, повторится.

Ты что-то понял? В добрый час!

Заполни чистую страницу.

Игорю Евдокимову

Жизни закон светел –

Не исказить суть бы:

Имя давать детям –

Им выбирать судьбы.

Имя твое – княжье!

Жребий такой вышел:

Крепче ремней вяжет,

Званий иных выше.

Так и носи – гордый

Каждой его руной.

Если тоска к горлу,

Плачут пусть лишь струны.

Путь твой тернист, сложен…

Сам разберёшь, кто ты.

Всякий ли жизнь может

Переводить в ноты?

В спину – молвы стрелы:

«Выбрал, чудак, долю

Шалого менестреля,

Перекати-поля!»

Скажут – и пусть скажут!

Нам суждено вместе

В грубую дней пряжу

Шелком вплетать песни!

Анатолию Иванову

Кто-то должен петь про малую родину,

Про ромашки, васильки на лугу…

Есть поэты – и известные вроде бы,

Только что-то в очень узком кругу.

Так подумаешь порой: а не проще бы

На скандалах капитал сколотить?

Всех огульно поливать бранью площадной,

Всё святое норовя очернить,

Подкормиться пересудами, слухами…

И глядишь – уже у всех на устах!

Есть такие – точно филины ухают,

Схоронясь в литературных кустах.

Упаси нас Бог от этих юродивых!

Каждый в мире торит тропку свою.

Кто-то должен петь про малую родину.

Пусть негромко, но я Вам подпою.

Борису Лапченко

Поэзия – невыгодное дело,

На ней не заработать ни гроша.

Но к рифмам я ничуть не охладела,

Ещё стихами плещется душа.

Не всё ж мы чистоганом, право, мерим?

К чему себя разменивать на медь?

Расчёта нет в любви, корысти – в вере,

Невыгодно кого-нибудь жалеть.

Так что же – не любить?

Позвольте вывод:

Порока в гонорарах точно нет.

Но тот лишь, кто в стихах не ищет выгод,

Не графоман, а истинный поэт.

Евгению Сигарёву

В мой квартирный уют

Словно свежестью зимней повеяло,

Словно ветер ошибся

И с моря принёс невзначай

Эту музыку вьюги,

Дыханье морозного Севера,

Где олени пасутся,

Где вороны мудро молчат.

И привидится вдруг,

Что в далёкой, неведомой гавани

Раскатилась по пирсу

Команда: "Поднять якоря!"

И наполнит зюйд-вест

Паруса, удивительно алые,

И без нас бригантина

Отчалит в чужие моря.

Уплывает в закат…

И не надо искать виноватого,

Что живём без мечты,

Что наш век замыкается в круг.

Только – настежь окно!

И, хотя я не Анна Ахматова,

Мне всё чудится музыка,

Белая музыка вьюг.

Владлену Кокину

«Гуляли ветры на Фарерах,

Как, перепивши, фраера»

В. Кокин

Препарируя стиль и манеру,

Досаждали Вам критики, верно.

Вырастают из моря Фареры.

Пьют и пляшут в портовой таверне.

Не напудрен Ваш слог, не причёсан,

Закалялся и в ласках, и в драке.

Флибустьерам, бродягам, матросам

Не напялишь салонные фраки.

Стих не должен быть моде в угоду,

Как платочек кокотки, надушен.

Море пахнет трескою и йодом,

Со страницы вливается в душу.

Поднимайте Поэзии знамя!

К чёрту споры про стиль и манеру!

Мне сегодня – я верю, я знаю –

До утра будут сниться Фареры!

Накипело!

Но не гнётся спина, не сгибаются ноги,

Не могу снизойти до стенаний я,

Чтоб с протянутой дланью

стоять на пороге,

Чтобы денег просить на издания.

Владимир Львов

Накипело! Всё, вскипаю чайником!

Рявкнуть бы на весь на белый свет:

Господа высокие начальники!

Я – поэт! Вы слышите – поэт!

Что ж мне, книжки ждать до первой проседи,

Ежели бедна, как в церкви мышь?

А стихи – они на волю просятся,

Им же, дуракам, не объяснишь!

Складываю стопочкой по листику.

Денег не прошу – и не дают.

Что там на прилавках – секс да мистика?

Где стихи? Стихов не издают.

Владимиру Львову

Мне б пожать Ваши добрые руки,

Глянуть в строгие Ваши глаза…

За Торжок, за Великие Луки,

За Торопец спасибо сказать.

За простые и честные строки

И за то, что сказалось меж строк,

И за то, что не рвались в пророки,

Когда каждый четвёртый – пророк,

И за то, что стихов, как водицы

Родниковой, я всласть напилась.

И за то, что душа над страницей,

Очищаясь, слезой пролилась.

Галине Безруковой

Так глядят под прицелом охотника.

Вам ли, важенка, биться со злом?!

Вот таких вот, хрустальных, охотнее,

Чаще пробует жизнь на излом.

Нам – страницы судьбы перелистывать.

Много ль, мало – не стоит гадать.

А сумеет ли кто так вот, истово,

И любить, и прощать, и страдать?

Николаю Югову

Корабли уходят в небо,

Уплывают прямо в небыль.

Свежий ветер дальних странствий

Надувает паруса.

Каравеллы и фрегаты

От рассвета до заката

Вдаль уносят тех, кто с детства

Свято верит в чудеса.

Корабли уходят в море,

Корабли со штормом спорят.

В этом вечном поединке

И рождается моряк.

Волны бриг качают нежно.

Чьи-то верность и надежда

Кораблю в тумане светят,

Как негаснущий маяк.

Памяти друга

Андрею Крылову

Если душа крылата –

Знать, на земле ей тесно.

Встала вторая дата

Точкой в короткой песне.

Слёз непролитых бремя

Комом под горлом душит.

Знаешь, не лечит время,

Коль кровоточат души.

Сердце такие раны

Горькой любовью полнят.

Все, кто уходит рано

Живы, пока их помнят.

Вдохновение

Надеялась, спряталась. Нет, отыскали!

Кривится усмешка в акульем оскале,

Пульсируют рифмы, и в каждом ударе –

Напоминанье о прОклятом даре.

В мозгу воспалённом слова хороводят,

И строчками жизнь на бумагу уходит.

Застыло. Кривится, дробится мгновенье.

Настигло – и душу когтит Вдохновенье.

Усталый клоун

Когда снимает грим усталый клоун,

Улыбка остаётся на салфетке.

В карман рука, но, право, не за словом.

И под язык – привычная таблетка.

Усталая спина – как знак вопроса,

И сброшенный парик седин не прячет.

А клоун вечно остаётся с носом,

Всегда смеётся. Даже если плачет.

Идущий по лезвию бритвы

«Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И ранят в кровь свои босые души»

В. Высоцкий

Натянут невидимый глазу канат –

Как струны натянут, как нервы.

Поверив, что избран Судьбой и крылат,

Ты делаешь шаг, самый первый…

И первою строчкой срывается крик:

Канат, словно бритва, отточен.

Вот так и иди, и пиши – напрямик!

А кровь на земле – многоточьем…

Шаг – вдох – боль – шаг…

Песней в груди отзовётся душа.

Учишься заново жить и дышать…

Шаг – вдох – боль – шаг!

Толпы ненасытная скалится пасть:

Однажды собьёшься ты с ритма!

Когда-нибудь всё же ты должен упасть,

Идущий по лезвию бритвы!

Стихи – не монеты, какой же в них прок?!

Канат ненадёжен, непрочен…

Но ты устоял, и на несколько строк

Финал неизбежный отсрочен.

Шаг – вдох – боль – шаг!

А кажется, будто идёшь не спеша.

Рваная рана – босая душа…

Шаг – вдох – боль – шаг!

Натянут невидимый глазу канат,

И там, меж землёю и небом,

Рыдает стихами поэт-акробат

Весёлой толпе на потребу.

Но видишь, чудак: гул насмешек затих.

Твой голос услышали люди!

Ведь каждую строчку ты пишешь для них…

А значит – антракта не будет!

Шаг – вдох – шаг… шаг!

Поэты

«Поэты спят; те стойкой ресторанной,

Те пошлостью, те пулей сражены…»

В. Солоухин. "Венок сонетов"

Навечно в гранит

Или в бронзу одеты,

Застыли

Когда-то живые поэты.

Посмертный почёт –

От потомков награда,

Когда ни цветов,

Ни оваций не надо.

Все эти хвалы –

Да немного б пораньше!

За то, что писали

И жили без фальши.

За то, что до хрипа

Кричали нам в уши

Всё то, что порою

Не хочется слушать.

За то, что они

Каменели костями,

Где надо прогнуться бы

Перед властями.

За то, что страдали –

Хотя бы за это! –

Былые грехи

Отпустите поэтам.

Простите им то,

Что по-чёрному пили,

Что стих нерождённый

В стакане топили.

За то, что играли

Комедией драму,

За то, что пути их

Вели мимо храма.

За то, что будили

Уснувшую совесть,

За то, что мешали

Нам жить успокоясь,

Что рвали с натуги

И струны, и жилы…

Любите поэтов,

Пока они живы!

***

Неудержимо, жёстко, грубо,

Сквозь толщу безразличных дней

Слова прорежутся, как зубы…

Хотя я лгу – ещё больней!

На обезумевшей планете,

Крестом распятой за грехи,

В крови, невинные, как дети,

Ещё рождаются стихи.

Учусь прощаться и прощать

***

Учусь прощаться и прощать,

Других на свой аршин не мерить,

И ничего не обещать,

И на слово, увы, не верить.

Обжёгшись, привыкаю дуть

На воду – так, на всякий случай.

Учусь, учусь. Когда-нибудь

Я стану и мудрей, и лучше.

Когда-нибудь… Покамест впрок,

Признаюсь, не идёт ученье.

Твержу старательно урок,

Но жизнь люблю за исключенья.

Любуясь журавлём, опять

Я выпущу из рук синицу.

Учусь прощаться и прощать,

Надеясь, что и мне простится.

***

Я хотела бы жить по правилам,

Только что-то не получается.

То ль веслом не туда я правила,

То ль земля под ногой качается.

Я прошу, не судите походя,

Прописные глаголя истины.

Затвердили, мол, всё – от похоти…

Нет, от нежности от немыслимой!

Может быть, и пора раскаяться –

Сколько мне ещё там отмерено?

Всё пройдёт, но в стихах останется –

Что любила, ждала и верила!

***

За терпение, видно, в награду,

Но с лихвою ссудил нам Всевышний

И весеннего ветра, и града,

И грозы, и цветения вишни.

На двоих, безоглядно, без меры

Нам досталось капели и вьюги.

Мы поделим надежду и веру,

Потому что мы любим друг друга.

***

В часовенке моей души

Горят негаснущие свечи,

Там ветер листьями шуршит,

Там вечно вечер, стылый вечер.

Там всех, кто дорог мне, хранят

Святых задумчивые лица.

Там высоко, у царских врат,

Всегда парят две белых птицы.

Там под орган рыдает дождь,

Звучит забытая кантата.

Однажды ты туда придёшь,

Как приходил другой когда-то.

Он здесь бывал, но только вновь

Его сюда уже не пустят.

Здесь царствует моя любовь,

Навек повенчанная с грустью.

***

Силуэт у распахнутой двери,

Взгляд за тёмною тайной вуали…

Вы ли это? Я, право, не верю…

Вас когда-то Лаурою звали?

Не ждала я такого сюрприза!

Кто же Вы, полуночная гостья?

Проходите к огню, Мона Лиза,

Плащ промокший на вешалку бросьте.

Вы ведь помните: озеро, дачи,

В сонной одури мается лето?

Вы ли в пьяном дурмане кабачном

Незнакомкой являлись поэту?

Или, может быть, Вы – Беатриче?

Улыбаетесь? Я догадалась:

Всё менялось – эпохи, обличья,

Но извечная суть оставалась!

Женщина

Хрупкая, беспомощно-хрупкая,

Сильная, немыслимо-сильная –

Белою, чистой голубкою

Мир обнимаешь крыльями.

Женщина – что песня неспетая,

Кем же ты до срока не встречена?

И не тебя ли сонетами

Славят поэты в вечности?

Розы ли к ногам твоим падали,

Звёздами ль дороги усыпаны?

Много ли матери надобно?

Были бы дети сытыми.

Были бы их сны безмятежными,

Только бы их горести минули.

Матери сердце безбрежное,

Бьёшься за нас ты, милое!

Росы ли к заутрене выпали,

Слёзы ли – ветрами их высушит.

Ты помяни нас молитвами –

Бог не откажет выслушать.

Кленовый лист

Иголка в сердце… Видно, неспроста.

А впрочем – что ж, бывало мне и хуже.

Горит звезда кленового листа

На самом дне унылой стылой лужи.

Кто звал меня? Что в дождь меня влечёт?

Кленовый лист… Да что со мной такое?!

Подкравшись, осень тронет за плечо,

Лишая сна, надежды и покоя.

Опять – не так, не те, не тот, не то…

Сентябрь! Не ты ль глаза мне дымом застишь?

И не спасает тёплое пальто,

Когда душа твоя раскрыта настежь.

Ещё легко казаться молодой,

Чуть опалённой холодом осенним…

Кленовый лист – раскрытая ладонь –

Безмолвно небо молит о спасенье.

Осенняя роза

Людмиле Гладковской

Над землёй правит бал листопад.

Что же вы опоздали с цветеньем?

Отшумевшие чувства в смятенье,

Опьянил поздних роз аромат.

Откружившись, листва облетит,

Стёрлись краски, уже не тревожа.

Я ведь тоже не стану моложе -

Сентябрит на душе, сентябрит.

Так чего ж ещё ждать от щедрот?

Но смотрите, как странно: в ненастье

Обещаньем осеннего счастья

Запоздалая роза цветёт.

***

Да, эта боль уже стихает,

Оставив – отголоском – грусть.

Вчера я плакала стихами,

Сегодня – слышишь? – я смеюсь.

Эй, не мечтай о невозможном,

Учись, как все, попроще жить!

…А всё же – ноет… Подорожник

На сердце, что ли, положить?

***

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Меч равнодушно поднимет Фемида –

И упадут головами на чашу

Два безрассудства, безумия наши.

За аргументы сочтёте ли судьбы,

Достопочтенные строгие судьи?

В списках амнистии нас не ищите.

Не предоставится слово защите.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Высшая мера – осознанный выбор!

Зритель зевает, Фортуна незряча…

Но ведь никто не услышит иначе!

Дверь в лето

Я, наверно, стала другая,

Заковала сердце в броню.

Осень за ненастье ругаю,

За простуды осень браню.

Вымокли дорожки аллеи,

На полях пожухла трава.

Если небо ливнем болеет,

Значит, в чем-то я не права.

Но, назло недобрым приметам,

Твёрдо верю: есть на пути

Дверца, приоткрытая в лето.

Надо её просто найти.

А за нею – радуги сполох,

В небе – синевы через край,

Да ромашек солнечный ворох.

Хочешь – на любовь погадай!

А за ней – жар-птица рассвета

На востоке крыльями бьет…

Дверца, приоткрытая в лето…

Кто из нас её распахнёт?

Мамы

Уж за полночь. Скорей бы утро, что ли.

Она вздохнёт, потом погладит кошку.

Лампадой негасимой в спящем доме

Горит одно бессонное окошко.

А за стеной опять пурга ярится,

Швыряет комья снега, словно камни.

О, наши мамы! Им за нас не спится,

Их окна светят ночью маяками.

И мы себя упрямо убеждаем,

Что вовсе не стареют наши мамы.

Куда-то улетаем, уезжаем,

Не пишем и не шлём им телеграммы.

Захороводят дальние дороги,

Годами нас мотает по планете.

Но к мамам мы несём свои тревоги,

Ведь мы для них и в сорок – те же дети.

Когда же возвращаемся с повинной,

Нас чаем с пирогами угощают.

На том Земля и держится поныне,

Что мамы ждут нас, любят и прощают.

***

«Зря на авось надеешься:

Гордого не исправишь,

Совестью не поделишься,

Мудрости не прибавишь».

Что и кому отмерено –

Нам ли с аршином мерить?!

Все мы гостим здесь временно…

Что остается? Верить!

Верить обычным истинам,

Данным нам всем на вырост:

В то, что мы в битве выстоим,

В то, что Господь не выдаст,

В мамины руки нежные,

В то, что войны не будет.

Наши мечты с надеждами –

Всё остается людям.

Может быть, переменимся,

Станем добрей немного?

Не на авось надеемся –

Лишь на людей. И Бога.

Почти что люди

В алое красит синь

Шёлково-нежный Инь.

Болью фантомных ран –

Сталью звенящий Ян.

Вверх поднимаем мы

Сердце голодной тьмы.

Ставни закрытых глаз.

Кто-то глядит… из нас.

Страшно рождаться дважды!

Плачь у реки от жажды.

Память чужая жалит

Огненных снов кинжалом.

Выше, как можно выше!

Голос в толпе не слышен.

Лоб – леденящим потом.

Мысли – как выстрел:

Кто ты?!

Знаешь ответ? Ответь!

Зеркала мира твердь

Бьём на осколки лет…

Может, нас просто нет?!

Жизнь – не театр, тир…

Как из пустых квартир,

Кто-то глядит из нас

В зыбкий, непрочный час.

Годы колодой множим.

Может, однажды всё же

Мы возродимся снова: