Я и Люциус громко хохотали, представляя себе эти картины.
– Я полагаю, что мобильный был инкрустирован бриллиантами! А Людовик вел свой блог? Или это за него делали министры? Не королевское это дело – писать народу тексты.
– Да еще с эмокартинками.
–Люциус, ты не поверишь, тут в коментах кто-то написал, позвонить тогда было невозможно. Автор ответил, чтобы наглец выкусил и приводит цитату из другого исторического романа: некий Лев Жданов «Последняя любовь императрицы»: «Сняв очки, Екатерина сложила листок и позвонила».
– Так это же было в 18 веке, тогда уже да, звонили, а до этого нет.
– Я протестую, колокольчики уже были придуманы.
– А, так мать короля позвонила в колокольчик, чтобы сказать, что она не придет?!
– Ну да.
– Вот мы с тобой тупицы!
– Твоя правда. Все, дорогой Люциус, финита ля комедия, дальше нужно заплатить автору, чтобы читать этот шедевр.
– Серьёзно?! Сев, этот автор полагает, что за прочтение сего, прости Господи, романа мы должны платить?
– Оценка две короны, куча комментариев, почему нет!
– И что же, мы заплатим деньги этому с позволения сказать автору? Сев, это он должен платить нам за то, что мы потратили время на это.
– Хорошая мысль. Напишу автору, что страшно заинтригован завязкой его потрясающей истории про звонок королевы на колокольчик в особняк Версаль, в котором жил король-солнце, освещенный солнцем. Предложу автору бартерную сделку: он откроет мне доступ к его тексту, а я так уж и быть напишу ему свое мнение.
– Твое мнение дорого стоит, Сев!
– Боюсь, что он не захочет мне платить за мой отзыв. Тем более, что я не могу гарантировать, что отзыв будет положительный.
– Ладно, Сев, мы будем читать этот цирк дальше?
– Не знаю, подумаю. О, а вот и Лилия звонит. Спорю на свой годовой доход, что она не пригласит меня сегодня в свое очаровательное хрущевское гнездышко, построенное по моде середины 20-го века.
*
Прошло еще что-то около недели, а я по-прежнему не был представлен его высочеству Мефодию, Лилия все также не находила удобного случая, чтобы сказать сыночку о том, что она-де начала встречаться с посторонним дядей с собачкой.
Я решил ее не торопить, не сердиться и не подгонять. Я знал, что иногда счастье состоит в достижении счастья, т.е. в моем случае в ожидании, также я знал, что найду подход к сыну моей леди Музыки, потому что когда трепетный юноша со взором несчастным увидит новую модель утела, которую я купил ему в подарок, то не будет смотреть с упреком на маму, решившую внезапно устроить свою личную жизнь. К тому же я почти наверняка быстро завоюю у него авторитет, дав пару советов, как общаться с противоположным полом, а я был готов съесть свою шляпу, если у этого грызуна наук есть девушка. Внешность у Мефодия не лишена приятности, но в целом он какой-то… неприметный. Юные девицы таких ботаников не жалуют, так что я ставлю на то, что у юноши большой жирный прочерк в личной жизни, а значит ему, возможно, понадобится помощь более удачливого в этой сфере.
Я решил еще раз осмотреть будущее место своего проживания, и поразмыслить, стоит ли мне переманить Лилию в мои апартаменты в эковысотке или все же испытать некий драйв от проживания в хрущевке, которая попадет под реновацию году эдак в 2200-м.
В принципе какая-никакая инфраструктура в квартале имелась: небольшой супермаркет, магазин для животных, киоски с продуктами. Жаль, не было хороших кафешек, в которых можно почитать сетевые газеты под чашечку замечательного кофе с пирогом из натуральных ягод. Вся продукция тут была сплошь синтетическая, один вид которой у меня вызывал изжогу.
Неподалеку от дома Лилии я обнаружил небольшой храм: церквушка робко возвышалась посреди жиденько насаженных деревьев, видимо, имитирующих городской парк.
Увы, я не был верующим человеком. Моя вера во Всевышнего в основном сводилась к тому, что в трудные моменты жизни внутренний противный голосок пищал – пронеси, Господи. Когда же у меня было все обычно или хорошо, я, как правило, смотрел на этот несовершенный мир с ехидной усмешкой, пытаясь устроиться в нем покомфортнее.
Возле храма, как и в былые времена, стояли нищие, из дверей выходили прихожане: бабули в платках с осуждающими лицами, несколько мамаш с младенцами, совсем немного мужчин.
К своему изумлению, я увидел Мефодия.
– Люциус, укуси меня, если это не сынишка моей дамы сердца, – пробормотал я.
– О майн гав, Сев, это он? Я же не видел его живьем! – заволновался мой пес.
– Мефодий? – удивленно окликнул я мальчишку.
Задумчивость на его лице сменилась узнаванием и удивлением.
– Здравствуйте! Я помню вас.
– Весьма приятно, что мое скромное доброе дело вами не забыто, – я постарался расплыться в приветливой улыбке. Надо уже располагать юношу к себе. Вот и начнем, благословясь.
Сегодня Мефодий был одет безлико: в невнятные брюки, не только не попавшие ни в одну коллекцию модного дома, но и смутившие своей безучастностью любого дизайнера одежды, голубо-серую рубашку, хорошо, что на выпуск, потому как заправленная в брюки она вызвала бы желание подать убогому ботанику на пропитание. При ближайшем рассмотрении я увидел, что рубашка была все же в прошлой жизни фирмовая. Но то ли ее часто стирали, то ли цвет был неудачный, но вещь эта делала Мефодия неприметнее, чем камуфляж – солдата. Но видимо, юноша предположил, что для похода в церковь это будет безупречный дресс-код.
– Хотел вам представить своего друга – это Люциус, – я погладил далматинца.
– Красивый, – вежливо ответил юнец.
– Обычно говорят, что прикольный, потому я мысленно поклялся отметить тот день, когда кто-то охарактеризует моего пса иным словом. Благодарю вас, Мефодий, вы вернули мне веру в словарный запас современного человека.
Мефодий вежливо улыбнулся.
– Признаться, удивлен, что вижу вас среди прихожан, – я пошел рядом с юношей, ненавязчиво предложив себя в попутчики.
– Почему? – спросил тот.
– Потому что у моего сына, а он представитель вашего поколения, есть только один бог – мой счет в сети, а воскресный день он чтит как время выдачи карманных.
– Но у меня настолько мало денег на сетевом счету, что верить не во что. Поскольку человек не может жить без веры, то я здесь, – вежливо улыбнулся Мефодий.
Серьёзно? Это ты сейчас меня подколол, так выражаясь?! – я переглянулся с Люциусом.
– И насколько вы верующий? – спросил я вслух.
– Мышление человека мифологично, иначе бы он сошел с ума, пытаясь выжить в этом безумном мире. Мне многое нравится из того, что предлагает православная вера. К тому же мои предки тоже принадлежали к этой ветви.
Ой, беда-огорчение, я практически выиграл спор с самим собой. Нету у него девушки, Люциус, не было и пока не будет. Тем более, что сейчас, кажется, если мне не изменяет моя одурманенная весенней любовью память, идут выпускные экзамены в школе.
– Что же, весьма похвально, – сказал я, – что вы чтите веру предков и знаете особенности психики человека.
– Мои знания более, чем скромны, – ответил юноша.
– Для ваших юных лет вполне объемны, судя по тому, как вы отвечаете. Вы не пробовали писать, молодой человек?
– Сейчас все пишут, – пожал плечами Мефодий, хотя я заметил, как блеснуло в его глазах то смущение, когда тебе говорят, какой ты умный, а ты такой стесняешься и вроде как подбадриваешь собеседника, мол, похвали меня еще.