Свет во тьме. Книга первая. Мир Абсолюта

– Уровень развития цивилизации мира Великого Востока ни в чём не уступает нашему, и в этом большая заслуга русской нации. А то, что показывают по телевидению…

Помолчал, и с непонятной горечью и печалью добавил:

– Поэт древности сказал: «Сведи к необходимостям всю жизнь и человек сравняется с животным».

Странно было слышать это от Высшего…. Доктора удивляли переходы в настроении Профессора от бесшабашно-беспечной радости жизни, когда он всех тормошил и зажигал весельем, к внезапной серьёзности.

Становилось всё жарче. Они перебрались под зонт, сидели за столиком и потягивали прохладительные напитки. Профессор продолжил тему разговора:

– Земной мир, как известно, отличается разнообразием видов. Множество видов животных, птиц, рыб, растений. Одних только насекомых более миллиона видов. И никому в голову не придет скрестить, вывести усреднённую птицу, рыбу, корову, усреднённый цветок, наконец. Человек тоже часть природы. Я часто задаюсь мыслью: не лучше ли было бы для всего человечества, как прежде, разделяться на народы, нации, а не на касты.

– Но еще в Эпоху Заблуждений мыслители пришли к выводу, что человечество вообще, и народы в частности, развиваются линейно в одном русле, по единым законам. Расслоение единого человечества по интеллектуальному признаку придало лишь законченность этим выводам. Вы с этим не согласны?

– В моём представлении история – это не некий тракт, по которому, спотыкаясь на каждом шагу, бредет человечество, а цветущий луг, полный многообразия жизни.

– Вы считаете, что наше общество Абсолюта не учитывает природу человека?

– Законы Абсолюта извращают его природу, – и добавил: – Особенно в касте Масс, где более девяноста процентов всего населения нашего Мира….

Доктор был растерян: он жил в мире полного, абсолютного подчинения Закону и преклонения перед мудростью Высших, разработавших его, в мире, где, даже тень сомнений в правильности установленного миропорядка, считалась крамольной, кощунственной и была преследуемой. Слова Профессора приводили в смятение.

Потом, дома, вспоминая разговоры с Профессором, – разговоры, напоминающие хождение по краю пропасти, Доктор дивился смелости его высказываний и испытывал благодарность за его доверие. Профессор же, изучивший как поставлено обучение в каждой из школ касты Э, знал с кем имеет дело и вызов Доктора на семинар был не случаен.

На третий день Инженер повёз их осматривать гидросооружения. С видимым удовольствием и тайной гордостью, он водил их по большому пульту управления с множеством схем, приборов, зелёных и красных, мигающих и горящих ровным светом лампочек и телеэкранов, на которых видна была работа механизмов. Доктору казалось, что он никогда бы не смог постичь, как работают столь сложные сооружения и от этого проникался ещё большим уважением к Инженеру. Не скрывая гордости, Инженер подвёл их к одному из экранов – на нём вращались турбины. Пояснил:

– На большой глубине эти турбины вращает течение Гольфстрим.

В заключение экскурсии на катере объехали вокруг группы небольших островов, где разместилось большое и сложное хозяйство службы гидроэлектростанции.

Глава четвертая

Доктор оказался неутомимым пловцом. Профессор же, искупавшись, забирался под тент и размышлял о событиях, круто переменивших его жизнь. Изредка, беспокоясь, он вставал и, через бинокль, всматриваясь в водную даль, искал глазами Доктора.

После приватной беседы с Главой Сената, в которой тот ясно дал понять, что способности его оценены и вскоре его ждут изменения в карьере, вызов во Дворец Сената Профессор воспринял как продолжение того разговора. Но удивило назначенное время – в девять часов вечера.

Многоэтажное помпезное, увенчанное светящейся звездой здание Сената, стояло на площади с бьющими вверх фонтанами. Миновал площадь, вошёл в вестибюль, представился дежурному контролёру; тот доложил, что его ждут в Малом зале.

Поднялся в лифте, прошёл по тихому безлюдному коридору, открыл дверь и замешкался, оглядывая зал. Возле стола, сдвинув стулья, все вместе, вполуоборот к двери, сидели и оживлённо беседовали трое мужчин и с ними Глава Сената. Заметили его, умолкли и стали рассаживаться за столом, поодаль друг от друга.

– Проходите, мы вас ждём. Проходите и встаньте в круг, – громко пригласил Глава Сената, занимая место во главе стола.

Немного удивлённый, Профессор прошёл на середину зала и встал в центр изображённого на полу магического круга.

Глава Сената поднялся с места:

– Год назад Братьями Посвящёнными, находящимся здесь Братьям, было поручено, взвесив все жизненные поступки и их побудительные мотивы, оценить, достоин ли стоящий перед нами стать одним из членов Братства. Прошу предъявить вердикты.

Не ожидавший ничего подобного Профессор, стоя в круге, недоумённо вглядывался в лица, сидящих за столом. Никого из них, мог поклясться, он раньше не видел.

– Итак, доверенные Братства, единогласно ручаются за Вас, и считают достойным избрания, – прочитав вердикты, произнёс Глава Сената.

– Благодарю за честь! – нашёлся, что ответить Профессор.

Убрав бланки вердиктов в папку, Глава Сената со словами:

– Поторопимся, друзья, – направился к выходу.

Спустились в подвальный этаж. Попетляв по тускло освещенным узким коридорам мимо дверей и рядом с ними с оружием наизготову застывших в специальных нишах человекоподобных роботов-охранников, вошли в небольшое помещение, где с открытой дверью, их ждал скоростной лифт. Спустились на небольшой причал подземного канала. На причале застыл бысроходный катер. Под каменным сводом канала, тускло отражаясь в зеркале неподвижной воды, вдаль убегала цепочка огней. В застоявшемся сыром воздухе пахло гнилью.

Через час пути послышался отдалённый шум и, вскоре, прошли затвор, перекрывающий выход в море. Ещё через час сошли на причале одного из островов и, освещая путь фонарем, не задерживаясь, прошли к погруженному в темноту небольшому замку. Как только вошли, вспыхнул свет. Пересекли небольшой зал с плотно зашторенными окнами. Через потайную дверь, открывшуюся от прикосновения руки Главы Сената к её глазку, вошли в небольшое помещение без окон, с огороженным коваными перилами колодцем в его центре. На белой стене Профессор прочитал, выведенное крупными красными буквами: «Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны». Ожидая объяснений, Профессор недоуменно смотрел на Главу Сената, но тот намеренно отводя глаза, отодвинул дверцу ограждения и первым стал спускаться в колодец.

Осторожно спускались по местами мокрым ступеням в глубину колодца: с одной стороны поблескивающая мозаикой тускло освещенная стена, с другой – поддерживающие свод каменные колонны без ограждений между ними, а за колоннами – сноп света от прожектора из пропасти колодца. На стенах и ступенях лестницы – чёрные тени колонн.

Спустившись не до глубины, вошли в слабо освещённую колодезным прожектором глубокую нишу. В центре её, с открытой пастью, как будто готовая к прыжку, застыла чёрная пантера; её светящиеся зелёные глаза, казалось, были устремлены на вошедших. Глава Сената на мгновение ладонью прикрыл глаза пантеры, и в стене открылся проход.

– Ждите здесь. Вас проводят, – уходя, приказал Профессору.

Во мраке каменной ниши Профессор остался один. Ни звука, только иногда слышно капанье сконденсировавшейся влаги; застывшие тени колонн, и рядом чёрная пантера с горящими глазами. Возникло чувство нереальности происходящего и исходящей откуда-то угрозы.

– Пойдёмте, – проговорил неожиданно возникший человек.

По узкому слабоосвещённому коридору подошли к закрытой двери.

– Облачитесь, а я подожду вас.

В небольшом низком помещении на столе, расправленным, лежало облачение. Поверх своей одежды, Профессор натянул на себя балахон, подпоясался верёвкой, набросил на голову капюшон. Вошёл сопровождающий. Приказал:

– Снимите капюшон.

Полутёмными закоулками прошли в помещение, напоминающее театральную кулису, и остановились перед чёрным занавесом.

– Услышите звон мечей – сразу идите в центр круга.

Послышался металлический звон. Профессор раздвинул занавес, и, глядя под ноги, направился в круг, в центре выдвинутого в зал постамента. Поднял глаза. В полумраке зала, плечом к плечу сидели чёрные силуэты. Через прорези капюшонов, как направленные на него дула двустволок, глядели глаза.

Сидевшие в первом ряду поручители встали, подошли к постаменту и у его подножия установились лицом к залу.

Глава Сената поднялся на трибуну и представил Профессора собранию:

– Братья, на ваше решение выносится вопрос о принятии, стоящего перед вами, в Братство Посвящённых. Братья-поручители расскажут о нём, а вам решать, достоин ли этот человек быть принятым.

Сделав два шага вперёд, поручители поочерёдно рассказывали о Профессоре, особо отмечая его неблаговидные поступки, промахи, ошибки, вспомнили даже те, о которых он сам давно забыл. Под множеством устремлённых на него глаз Профессору было неловко, стыдно.

Стали задавать вопросы с места. Профессор отвечал сбивчиво, заикаясь. Наконец, вопросы иссякли.

– Кто считает, что этот человек достоин стать одним из нас? – задал вопрос Глава Сената.

Зал дружно встал. Профессор стоял растерянный, взволнованный, счастливый – было такое чувство, будто его судили и, неожиданно, казнь заменили на помилование.