Криница слов

Покинув храм навсегда, я все же решила узнать, как разорвали на части апостольское тело, кто, когда и где?

Оказывается Андрей Первозванный умер около 67 г. нашей эры (так принято считать) в Патрахе (Греции) и там его тело и хранилось.

Где хранилось? Кем? У кого?

Но то не суть важно, потому как нас волнуют другие вопросы… В 357 г. н. э. по поручению императора Констанция II мощи апостола были перенесены в Константинополь и помещены в основание церкви. В VI веке их вновь потревожили и перенесли в новый храм Святых Апостолов. А в 1208 г. кар. Петр Капуанский увез мощи в итальянский город Амальфи. Но мощи Андрея Первозванного хранятся не в целости, потому как глава его хранится в Патре (Балканы). В афонских монастырях в Великой лавре Афанасия хранится– рука, в Андреевском скиту– частица главы, в Пантелеимоновом монастыре– стопа, а в Богоявленском соборе Москвы– ковчег с его десницей.

Когда я это узнала и представила себе, как тело этого, и, впрямь несчастного мученика, Андрея Первозванного разрезали на части, вроде бы те самые которые почитали и верили, то меня не просто передернуло… Я поняла, что передо мной, мягко так скажем, неправильная религия и вообще, как говорится все ли там у нее с головой или главой в порядке?

Приведу простой пример… Та самая десница Андрея Первозванного оказывается в 1644 году была преподнесена в дар М. Ф. Романову иноками монастыря св. Анастасии Узорозрешительницы близ Фессалоники.

Кошмар – вот это дар!..

Ну, я понимаю, дар– это меч, перстень, цепь, книги, кони, верблюд… но не людская же плоть, давно почившего человека!

Разве то нормально, отрубить от несчастного страдальца и мученика: ногу, руку, палец, а после дарить ее, и поклоняться, да еще и чего-то выпрашивая… вот у той сухой части плоти!

И неужели Христос именно так и учил своих учеников верить, учил так неуважительно относиться к праху мертвого и рвать его на части… лобызая… раздаривая.

«Да и потом, – еще так я подумала. – А где и вовсе хранились те мощи вплоть до 357 г. н. э…. то есть почти триста лет? Кто их оберегал? Укрывал? Кому передавал и чего при этом говорил? Ведь тогда в 67 г. нашей эры апостол Андрей проповедовал веру в Христа, и шел по землям где правили другие Боги, и он был врагом не только тех Богов, тех правителей, но и простых людей. Он принял мученическую смерть на кресте, затем был снят…. А дальше? Кем-то храним? И где-то… и триста лет?… Ну, не дурь ли… Ложь… все ложь,» – подумала я.

Вот я так подумала и перестала ходить в церковь…

А чего мне там делать, на что смотреть?

На духовенство, которое оплывает за счет нашего подаяния, и смеется на службе?

На пустые нарисованные красками иконы, которые проси не проси ничего не слышат и не помогают, оттого, что тех, кто там изображен и вовсе никогда не было на свете?

Или на эти сухие, истлевшие части тел… чьи они и кто их туда положил?

Нет, я после долгих мытарств, пришла к выводу, что вера та мертвая и ходить в церковь не стоит!

Молиться тоже бесполезно, потому как некому слушать ту молитву!

Слушать духовенство и вовсе опасно, потому что, как может сам грешник, да еще и злобный, и лживый, наживающейся на твоем труде учить тебя безгрешно и правильно жить!

И когда я пришла к такому окончательному выводу, я сняла с себя крест и убрала иконы.

Я поняла, мои предки, когда-то тоже перестали верить, основываясь на двух народных истинах:

Молился, молился, а гол, как родился.

Богу слава, а попу кусок сала.

И еще мои умозаключения свились к главному, коли не мои руки, которые могут все: и таскать, и рубить, и копать, и доить, и мыть, и готовить, давно бы и я, и мой муж, и мои дети с голоду попередохли….

А потому я родившаяся в советской, атеистической, великой стране, прожившая долгие годы в демократической, христианской, униженной канаве, вернулась к своей, дарованной от рождения вере– атеизму, и кроме, как собственным натруженным, с выпуклыми жилами и венами, рукам, славу больше никому не пою!

КОНЕЦ

    г. Краснодар, август 2011 г.

Смёртушка

Тихой, неслышимой поступью ступает она по земле.

Никому не избежать этой участи: ни бедному, ни богатому, ни хворому, ни здоровому, ни малому, ни старому. Она срубает головы, заглатывает целиком, она похищает жизнь у всего живого.

Да, впрочем, наверно, мы затем и родились, чтобы встретиться с ней….

Наверно, мы и пройдем поэтому жизненному пути лишь для того, чтобы увидеться с ней…

Посмотреть в ее глаза… если они у нее есть…

Глубоко вздохнуть и понять, зачем? для чего ты жил!

Смерть, смёртушка – конец жизни на этой прекрасной голубой планете с чудным названием Земля. На планете, где живут такие разные люди с желтой, красной, черной, белой кожей; где обитают пестрые ряды птиц и диковинные звери; где текут глубокие, полноводные реки и речушки поменьше; где шелестят зеленой листвой дубравы и рощи; где колышутся злаками поля и луга; где ударяют высокими волнами о край береговой линии воды морей и океанов.

Все прекрасное, восхитительное, созданное и одаренное такой красотой! Все, чей конец известен, также как и начало!

Смерть. Смёртушка, она идет за нами неслышно, точно нависая над нами своим черным балахоном. Иногда она тихо подкрадывается и похищает нашу жизнь столь мгновенно, что вызывает лишь удивление – жил ли ты, нет ли?! А иногда она приходит, не таясь, и тогда ты видишь и этот ее балахон, и то, что у нее находится вместо лица. Ты видишь ее руки, чувствуешь исходящий от нее запах… и понимаешь, что на самом деле, ты жил лишь для того, чтобы увидеть ее и осознать эту встречу!

В высоком, бело-стеклянном здании, где так любят нынче устраивать свои офисы, все те кто честным трудом накопил деньги. На третьем этаже в широком кабинете, с книжными шкафами из дуба, диваном, обтянутым натуральной кожей, за массивным письменным столом цвета вишня-хамелеон, лак которого обладал свойствами принимать тональность, тех элементов интерьера, что стояли рядом, на классическом кресле из того же дуба, обитого также натуральной кожей, с резными ручками и мудреным механизмом качания, подъема и опускания – сидел Василий Петрович. Он был одет в темно-серый костюм из шерсти, оливковую из хлопка сорочку, галстук из натурального шелка и лаковые черные туфли с зауженным мысом, купленными в самой Италии.