Я наклонилась вперед и вновь посмотрела на парящее чудо длиной чуть не в десять общественных парокаров. Такое увидишь нечасто. Да, только самые богатые горожане могли позволить себе летать на дирижаблях. В городе даже не продавали на них билеты и попасть туда можно было лишь заплатив при погрузке.
– Подумать только, он даже не падает, – восхищенно проговорила я. – Словно воздух держит его в своих ладонях.
Шеф, не выдержав и отчего-то хитро прищурившись, достал из встроенного шкафчика дорожный набор для письма и принялся что-то писать.
– Вот, Кис-Кис, – сказал он, складывая листок пополам и запечатывая письмо печатью, – пойди, отнеси мои поздравления леди Эвелине. Я не смею явиться к ней сам, в силу нашей с Лайнусом дружбы, но уверен, что она с удовольствием примет мои искренние пожелания удачи. Поистине, она удивительная женщина.
– Совершенно с вами согласна, шеф. – Я забрала послание и с радостью выпорхнула из уже душного салона парокара.
К тому же, мне все равно пришлось бы отлучиться, чтобы возможно встретиться с господами-газетчиками. Я очень надеялась, что наш с ними план сработает, но до сих пор не увидела ни одного из моих вынужденных компаньонов.
Ветер тут же прогулялся под пальто и, вынырнув наружу, принялся играть моей многострадальной шляпкой, мечтающей уже обрести покой в миссионерском приемнике пожертвований или вовсе на помойке. Я пообещала со следующей заработанной суммы приобрести ей замену, и она тут же повисла тряпочкой на моей рыжей прическе, перестав пытаться улететь в, насколько я поняла, теплые края.
Положив для надежности листок с посланием в сумочку, я направилась прямо к шатру, проход к которому преграждала сначала толпа зевак, а после цепочка из солдат, присланных губернатором для охраны правопорядка. С представителями охранных органов у меня были странные отношения. С одной стороны, в глобальном смысле мы преследовали одну и ту же цель, пытались помочь людям. Но с другой, нас непреодолимо разъединял банальный денежный вопрос. Я предпочитала получать плату от одной стороны, то есть стороны заказчика, тогда как полицейские чины подчинялись тому, кто больше платил. Нет, над их отделениями всегда висела надпись «Защита и опора». Но вот кого от кого они защищали и кто на кого опирался, как правило, решал размер мзды. Поэтому мелкими делами, наподобие пропажи племянников, мелких краж на рынке или бузотерством в кабаках, они не занимались. Если только это не касалось интересов состоятельных людей, одаривавших на праздники господина полицейского щедрыми подарками или баловавших господина начальника городского департамента полиции излюбленными щенками брыластой породы. Вот тогда попадаться даже честному человеку на глаза им не стоило. Мзда имела значение.
Конечно, обвинять всех огульно неверно, но молодых и рьяных служак, более всех метивших на место главных вершителей справедливости в городе, начальство в большом ведомстве быстро ставило на место. И им не оставалось ничего иного, как смириться с действительностью или покинуть теплое местечко, оплачиваемое из городской казны. Бывали редкие случаи упрямства, но они, как правило, заканчивались где-то в северных областях нашего славного государства, где испокон веков не переводился камень в каменоломнях или в южных районах в бесконечных лабиринтах угольных шахт.
Исключение делалось для вот таких, как сейчас, случаев. Тогда волей-неволей в цепочку плечом к плечу с военными вставали все младшие чины вкупе с младшим командным составом. Полагаю, сегодня именно так и было приказано, потому что среди серых военных мундиров я видела синие, с приколотыми на груди медными номерными бляхами, принадлежавшие полицейскому корпусу.
Легко определив по трем медным кольцам на погонном шнуре полицейского капитана, я решительно пробралась через напирающую толпу к нему и заявила:
– Господин начальник корпуса, у меня письмо к леди Эвелине Экройд.
Тот, зардевшись от этакой головокружительной карьеры, выпятил грудь колесом, но все же не менее решительно ответил:
– Не положено.
– Ну, пожалуйста, я прошу вас. – Я посмотрела на немолодого, но рьяного служаку жалостливым взглядом. – Мне непременно нужно его передать, иначе мой работодатель ужасно рассердится.
Капитан сочувственно посмотрел на меня.
– Давайте ваше послание, мисс. Донесу и передам лучшим образом.
Я убрала письмо в последний момент, не дав полицейскому перехватить его.
– Нет-нет. Так нельзя. Письмо велено передать лично в руки, к тому же, у меня еще устное личное сообщение, – испуганно протараторила я. – Я буду вам очень благодарна.
Словно стряхивая невидимые пылинки с его мундира, я ловко засунула две монеты ему за пояс и снова взглянула в глаза капитану.
– Пожалуйста.
Почувствовал тот дар или просто повелся на мои жалостливые потуги, но меня пропустили через живое заграждение, однако вызвались сопровождать.
– Без сопровождения не положено, – сурово обронил капитан.
Борясь с ветром и придерживая форменную фуражку, он довел меня до шатра, где нырнул сам внутрь и спустя секунду выглянул наружу.
– Как ваше имя, мисс?
– Мое – Кларисса Фэлкон, а послание от мистера Херонимо Фокса, – быстро проговорила я.
Капитан исчез за полотном входа, а я осталась стоять на улице, ожидая приглашения. Обернувшись к собравшейся толпе, я заметила мистера Таска, пробравшегося за оцепление и истово делающего фотографические снимки. С ним рядом крутился чубатый мальчишка в кепке набекрень. Ловко забирая использованные пластины, он протягивал фотографу новые. План был в действии. Я пошарила взглядом по толпе, пытаясь рассмотреть высокую фигуру мистера Уайта, но не успела. Вернулся мой сопровождающий и любезно пропустил меня внутрь. Поблагодарив его, я прошла в шатер.
Внутри пространство делилось на несколько помещений тканевыми занавесями. Следуя на звук споривших голосов, я вскоре попала в нужную комнату.
– К чему весь этот цирк, мистер Свайн? Что они здесь делают? Вы выставили меня какой-то клоунессой! У меня серьезное мероприятие, а не ярмарка! Сам господин губернатор приедет! А вы превратили его в балаган! – чуть приглушенно возмущалась леди Экройд. Одета она была в летный костюм песочного цвета. Леди стояла ко мне спиной. Позволяя лицезреть широкие, совершенно неприлично обтянутые комбинезоном бедра, она опиралась обеими руками на стол, за которым сидел упитанный тип высокого роста со стриженными на дорманский манер усиками, и высказывала ему свое недовольство. Под одной ее ладонью находились знакомые перчатки из кожи цвета бордо, под другой – кожаный шлем пилота и даже мне было страшно, не хрустнут ли под напором леди стекла очков шлема.
Ее собеседник увидел меня первым и покраснел, как рак.
– Но ви просийт представление, – картавя, защищался дорман. – Чем занимайся весь народ, пока ви собирайтся и подготавливайся? Ви слыйшать недовольные крик? Нейт? Я тоже нейт. Циркачи будуть веселийть людей, а ви можеть еще хоть польдня собирайться.
Он поднялся и с чувством собственного достоинства проплыл мимо меня. Я даже обернулась удостовериться, что вместо нижних конечностей у него не паровой агрегат с колесами. По-женски семенящий шаг длинных ног, обтянутых белыми в широкую синюю полоску брюками, был ответом на мое подозрение. Не агрегат, что ж.
Леди Эвелина обернулась ко мне и на ее щеках тоже заиграл румянец смущения. Я тут же узнала ее по изображению на имевшейся у меня брошюрке. Она была красива. Бесспорно и недостижимо. Точеный аккуратный нос, большие голубые глаза, длинные темные ресницы, маленький рот с фигурными губками. Эталон, да и только.
– О, мисс Фэлкон, – произнесла леди, чуть смущаясь от ситуации и протягивая мне руку, – простите. Я думала вы еще не подошли. Мне очень неловко, что вы стали свидетелем этой сцены. Просто я…
– Вы совершенно напрасно переживаете. – Я пожала ее тонкие аристократичные пальцы и вдохнула приятный аромат духов. Настоящая леди, во что бы она ни была одета. Захотелось даже завистливо вздохнуть. – Никто в толпе не сравнивает вас с циркачами, поверьте. Все просто в нетерпении и ждут начала.
– О, в том-то все и дело, – расстроенно проговорила она. – Уже можно начинать, но еще не приехал господин губернатор. А он, как вы понимаете, не та персона, которую можно поторопить. Вот мне и пришлось попросить мистера Свайна организовать развлечение. Я, право слово, думала, что он пригласит кого-то вроде оперных певцов или театральную труппу. Но он решил по-другому.
– Поверьте, он принял верное решение. Ведь театральная постановка, а уж тем более оперное выступление не подходит под столь разнящуюся по интересам публику. Циркачей же любят все.
– Вы так считаете? – Она дождалась моего кивка и улыбнулась. – Тогда подождем господина губернатора и одного важного для меня пассажира.
– Вы возьмете пассажира? – улыбнулась я. – Но об этом не говорилось в брошюре. Думаю, зрители будут в еще большем восторге.
Тут я вспомнила о письме. Достав его из сумочки, протянула листок леди Эвелине.
– Увидела вас и чуть не позабыла о самом главном, – вместо извинений произнесла я.
Дождавшись, когда она с улыбкой прочитает послание, я снова обратилась к ней.
– Леди Экройд, – начала я, но она меня перебила.
– Эвелина, называйте меня Эвелина. Лишь бюрократические проволочки не дают мне вновь взять фамилию отца. – Я увидела в ее лице непримиримость. – И лишнее напоминание о моем замужестве…
– Эвелина, – подтвердила я то, что поняла ее и продолжила с жаром: – Позвольте мне выразить свое восхищение вашей смелостью. Вы женщина, но не побоялись доказать им, что можете намного больше, чем они думают.
Она улыбнулась.
– Если все, что я слышала о помощнице мистера Фокса правда, а письмо это совершенно точно подтверждает, – она помахала запиской шефа, – то мне в пору восхищаться вами.
Я непонимающе смотрела на нее.
– Я с удовольствием выполню просьбу мистера Фокса и возьму вас с собой.
Я онемела, не найдя, что ответить. А она похлопала меня по руке, приняв мое молчание за знак радости. Сложив два и два, я поняла, в ком причина всего этого и чуть не заскрипела зубами с досады.