Украденная икона
Но Даниэла слегла. Григория пустили к ней в комнату. Она лежала, укрытая простыней, такая трогательно тонкая, бледная, с нездоровям румянцем на скулах. Она положила свою маленькую горячую ладошку на его руку и прошептала:
– Григорий, не печалься так! Скоро я поправлюсь, и мы снова заберемся на гору Сим. Обещай, что теперь всегда будешь брать меня с собой.
– Тебе там понравилось? – Григорий проглотил комок в горле и заставил себя улыбнуться.
– Очень. Там так красиво!.. А еще мне понравился ты. Ты вдруг стал взрослым. И когда это произошло? Куда делся мой милый маленький друг? Когда ты повзрослел, Григорий?
– Ты тоже повзрослела, Даниэла! И тоже неожиданно. И ты знаешь, теперь ты мне нравишься даже больше, чем раньше!
Девушка еще сильнее покраснела и вдруг закашлялась. Она все никак не могла остановиться. Мама принесла ей микстуру и попросила Григория выйти. Он ушел опечаленный, но полный надежды. Даниэла скоро выздоровеет. Она обещала. А она никогда его не обманывала.
Однако на следующий день его не пустили к ней и сказали, что ей совсем плохо, надо ждать. Григорий пошел к больному отцу, ожидая утешения и поддержки. Но отец тоже кашлял и метался в лихорадке. К матери он в тот день не ходил, чтобы еще больше не расстраиваться.
На следующий день все опять изменилось, но стало еще хуже. Слегли родители Даниэлы, и уже некому было остановить Григория. Он прошел к любимой и с трудом узнал ее, почти совсем прозрачную, измученную болезнью.
Вечером Григорий зажег в доме все лампады и свечи. Он молился всю ночь.
– Господи! Яви милость Свою! Они так хороши – и родители, и милая Даниэла, им надо жить еще долго-долго. Господь Иисус, Ты стольких людей избавил от болезней и страданий! Я верю, что Ты исцелишь и моих – самых дорогих и любимых!
Григорий почти не сомневался, что чудо вот-вот произойдет. Неужели Господь милостивый и всемогущий не исцелит его близких?! Да быть того не может!
Однако болезнь не отступала. Каждый день Григорий навещал несчастную Даниэлу, с тоской смотрел, как она, не узнавая никого, мечется в бреду. Теперь она выглядела ужасно – иссиня-бледная, осунувшаяся, с запекшимися потрескавшимися губами, с растрёпанными свалявшимися волосами, с тяжёлым дыханием, с безумным невидящим взглядом… Если бы она могла, то запретила бы Григорию приходить, чтобы он не видел страданий, изуродовавших её когда-то милый образ. Однако Григорий, наблюдая, как болезнь делает из красавицы дурнушку, думал только об одном: "Пусть она выздоровеет! Господи! Пусть она выздоровеет!" Он проводил у её кровати каждый день по нескольку часов, помогал менять простыни и давал лекарство. Он желал только одного: вновь увидеть её улыбку и сияющие от счастья глаза. Однако болезнь высасывала из нее жизнь. Скоро она уже не металась, а тихо лежала, тонкая, бледная, с синеватыми прожилками и впавшими глазами. Григорий держал её за руку, и с каждым днём с болью ощущал, что рука становится всё тоньше и слабее.
Вечером он возвращался домой и сидел у постели мамы, меняя ей холодные компрессы на лбу, а потом лил слёзы у постели страдающего отца, сильно исхудавшего, с почерневшими впадинами вместо глаз…
Лекарь Унидис настойчиво просил его дышать через маску, которую специально сделал для Григория – из толстой холстины, сложенной вчетверо и заполненной лекарственными травами, хлопковым волокном и угольной крошкой. Не желая его огорчать, всякий раз при лекаре Григорий надевал маску, но стоило врачу выйти, тут же снимал её. Тысячу раз он мог бы заразиться, но тогда, когда страдали его близкие, быть самому здоровым казалось ему преступлением. Он чувствовал себя виноватым перед ними – за то, что здоров. Сорвав в очередной раз маску, он рыдал, уткнувшись в плечо матери: "Пусть лучше я заболею, только вы выздоравливайте! Боже Иисусе! Возьми мою жизнь, но они пусть живут!"
По ночам он продолжал молиться. Но все чаще в голове проносилось предсказание Ангела. Он содрогался, предполагая самое страшное, и постепенно скатывался в бездну отчаяния. Ангел теперь казался ему жестоким, и весь Божий мир уродливым и злым.
Григорий не ел, не спал, сильно исхудал, довёл самого себя до нервного истощения, но… страшная эпидемия самого его обошла стороной. Зато она не пощадила никого из близких. И хрупкая Даниэла, и измученный лихорадкой отец умерли в один день. Мама продержалась дольше, но, когда эпидемия уже пошла в городе на спад и появилась надежда, отдала Богу душу на руках у сына, в последний раз светло ему улыбнувшись и благословив: " Теперь у тебя нет никого ближе Бога. Он тебе вместо отца и матери. Если тяжело будет, помолись подольше и поприлежнее, и Господь не оставит тебя. Я буду неотступно просить Его об этом. "
.........................................................................................................................................
Григорий превратился в тень. Несколько дней он с трудом слышал, что ему говорили, ничего не ел и большую часть времени лежал, отвернувшись к стене. Дядя и двоюродный брат навещали юношу, пытались утешить. Но рана затягивалась с трудом. "Почему же? Почему так?" – вяло думал он. Эмоции прошли. Только сердце сочилось кровью, и боль была невыносимой. "Почему, Господи? Почему Ты не принял мои молитвы? Как мне теперь жить?"
Прошел месяц. Горе огромной черной птицей навалилось на их некогда счастливый дом. Горе расправило свои черные крылья и охватило ими все вокруг. Оно заслонило солнце, мир стал черно-серым под его крыльями. Григорий сильно изменился, совсем замкнулся и никуда не выходил. Викентий приносил брату еду в его комнату, пытался развлечь игрой в шахматы. Чтобы не обидеть Викентия, Григорий ел то, что приносили, и послушно переставлял фигуры на шахматной доске. Однако ничто его не радовало, он перестал улыбаться и часто появлялся перед родными с красными, припухшими от слёз глазами. Оставалась надежда на главного лекаря – время.
Время лечило медленно. Только через пару месяцев после похорон Григорий вновь нашел в себе силы подняться на гору Сим. Побродил между старыми гробницами, почитал с детства знакомые надписи на плитах. Однако никаких чувств и мыслей они в нём не вызвали. Забраться в свою пещеру он так и не смог. Долго стоял на самом верху, вглядывался в синее небо."Где же ты, Ангел? Почему оставил меня? Нет у меня сил жить…" Тишина была ему ответом.
Глава 11. Израиль. Наши дни.
Стивен лежал на спине посреди иудейской пустыни, раскинув руки и глядя в синее небо. Он ничего не чувствовал, никуда не спешил, ничего не хотел. Вокруг – тишина и пустота. Только легкий ветерок и тихое похрустывание песка под ногами. Кто-то шел по пустыне. Подошел совсем близко. Наклонился.
– А, это ты, старик…
Это был он, никакого сомнения, тот старец с иконы.
– Зачем ты это сделал?.. Я бы мог жить дальше… Почему?..
Стивен спрашивал, но не слышал своего голоса.
– Ты сам просил,– донесся ответ.
Перед Стивеном Ройсом вдруг пронеслась вся жизнь. Как в кино. Детство, юность, последние годы. Счастливые моменты и постыдные поступки, глупое тщеславие и радость обогащения, мамины тихие слезы (разве она когда-то плакала? Стивен никогда не видел… или не хотел видеть, просто не обращал внимания…), хохот отца, когда брат рассказывал ему об очередной своей удачной сделке, когда так здорово удавалось обмануть своих партнеров по игре, по бизнесу, где на кону стояли и честь, и доброе имя, и большие деньги, и сама жизнь… Вдруг, как сквозь пелену – его любимая, его единственная девушка с таким странным именем… Почему она плачет? Так ужасно надрывно…
– Я не просил такого.
Кино заканчивалось. Последняя сцена: "Сделай так, чтобы я остался здесь!"
– Люди всегда получают то, чего хотят всей душой, – донесся голос старца.
– А если бы я не попросил этого, я был бы жив?
– К чему говорить о том, чего уже никогда не случится…
– Ты злорадствуешь. Ты специально это подстроил, потому что я украл икону.
– Нет. И мне жаль. Я не хотел, чтобы так вышло.
– Помоги мне! Я верну икону в монастырь! Ты ведь этого хочешь?
– Икона не картина. Ее нельзя забрать или вернуть. Она будет там, где ей место.
– Помоги мне! Я слишком молодой, чтобы умирать!
– Слишком молодым быть нельзя. Господь заберет твою душу в лучший момент твоей жизни – когда ты полюбил и задумался о ценности жизни.
– Разве Бог есть? Так скажи Ему, что будут моменты ещё лучше! Я буду ходить в церковь, буду верным мужем и отцом!
– Этого не будет. Если бы ты остался жить, все бы вернулось, твоя жизнь без Бога и без смысла. Тогда в конце ты получил бы то, что заслужил – пустоту и вечный суетливый бег. А теперь у тебя есть шанс все изменить… Но сейчас ты должен сделать еще кое-что…
Стивен вдруг почувствовал, что пустыня начинает накаляться. Он уже лежал на раскаленном песке и начинал задыхаться от страха и боли.
– Какой шанс? Ты о чем? Что мне надо сделать?!
– Ты должен сам…
И опять она, его любимая… Трясет его, кричит, зовет на помощь. Кто-то подбежал, дотронулся до шеи, проверяя пульс. Отбежал… Последний шанс…
.........................................................................................................................................
Чуть раньше, когда до деревьев оставалось совсем чуть-чуть, а пули уже свистели над головой, Стивен вдруг схватил ее и повалил на землю, укрыв собой. Настя почувствовала, как несколько раз дернулось и обмякло его тело. С животным истошным криком она выбралась из-под него, перевернув на спину. Под ним сразу образовалась кровавая лужа. Стивен лежал, раскинув руки и закрыв глаза. Смертельная бледность покрыла лицо. Выстрелов больше не было. Они попали под последнюю пулеметную очередь. Видимо, у боевиков закончились патроны, а может, по какой-то другой причине вертолет взмыл в небо и отправился назад – туда, откуда прилетел.
Люди постепенно выбирались из своих убежищ, раздавались стоны, вопли, рыдания…
Настя с трудом приходила в себя от сильнейшего шока, пыталась вместить в голову то, что туда не помещалось. Как это произошло – что она вдруг полюбила так сильно и по-настоящему этого незнакомого парня, что она уже втайне мечтала о совместной жизни с ним, о семье, о детях, что и он ее полюбил (она не слепая!), и что у них все только началось, и что она ехала рядом с ним и думала, что вот прямо сейчас, если понадобится, готова хоть жизнь за него отдать, и что в конце концов это он отдал жизнь за нее!
Настя, как умопомраченная, трясла Стивена, кричала, звала на помощь. Вокруг уже сновали медики, помогали раненым, грузили тяжелых на носилки и на машины скорой помощи, которые все прибывали и прибывали, разрезая воздух сиренами. Один из врачей подбежал к Стивену, проверил пульс и бросился за носилками.
.........................................................................................................................................
У него было несколько секунд, чтобы сделать что-то важное, необходимое.
.........................................................................................................................................
Когда врач отбежал, в уже потухшие глаза Стивена вдруг вернулась жизнь.
– Держись, любимый! Мы справимся! – воскликнула окрыленная Настя.
Но он не мог терять ни секунды. Неверным движением, дрожащей рукой он нащупал в кармане джинсовки свернутую в рулон икону. Достал. Она не была ни испачкана, ни помята.
– Возьми, – прошептал. – Тебе…
Настя, поняв, что это что-то очень важное, схватила сверток и сунула его за пазуху. На ней была рубашка, заправленная в джинсы. Края свертка оттопыривались, грубая холщовая ткань царапала тело, но она ничего этого не замечала. Она видела только то, что самый главный человек в ее жизни покидает ее навсегда.
.........................................................................................................................................
– Да. Именно так. Наш путь лежит за моря, – сказал старец.
– Ваш путь? Твой и её?… А я останусь здесь, – проговорил (или подумал?) Стивен. Он опять лежал один в пустыне. И только этот старик…
– Твое тело вернется на родину. А душа… может быть, она когда-то очистится и придет к Богу, своему создателю.
– К Богу? Так Он есть? И душа есть? А рай и ад? Скажи, – мысль ускользала и плавилась на жарком песке.
– Скоро ты сам все узнаешь.
– Как же я попаду к Богу, если я грешник? Я не ходил в церковь…
– Ты любил, и ты пожертвовал жизнью ради любви.
Вдруг песок перестал обжигать. Краски неба и земли вернулись и стали ярче. Стивен почувствовал необычайную легкость. Он вздохнул и повернул голову, чтобы теперь, когда силы к нему вернулись, поговорить подольше с этим необыкновенным стариком. Но тот уже был далеко. Он шел в чудесный сад, который раскинулся оазисом в пустыне. В саду пели диковинные птицы и гуляли звери. Там было так прекрасно, светло и прохладно, что Стивену захотелось встать и пойти туда, за стариком. Он пошевелился, собираясь подняться. Но тут увидел льва. Лев подошел к нему совсем близко. Стивен даже запустил руку ему в золотую гриву, погладил, потрепал. Лев лизнул его лицо, как-то брезгливо фыркнул, отвернулся и пошел вслед за старцем в чудесный сад. "Не понравился я ему… Львы не едят падаль?.. Какая глупая мысль… Как обидно, что последняя мысль перед смертью оказалась такой глупой."
.........................................................................................................................................
Настя замерла вместе с ним. Казалось, она уже никогда не сможет дышать. Потом осторожно поцеловала его в губы и улеглась рядом, обняв его, прижавшись. Но тут же пришли медики, подняли ее, усадили, дали таблетку, стакан воды, переложили его тело на носилки и унесли. Кто-то спрашивал ее о нем. "Стивен Ройс. Из Чикаго. Больше ничего не знаю. Да, случайный попутчик…" К ней подошла женщина, наверное, психолог. Она помогла девушке подняться, укрыла одеялом. Настя встала и пошла. Одеяло тут же слетело. Женщина еще какое-то время была рядом, потом ее позвали, и она ушла. Настя вернулась на шоссе, нашла машину, забрала свою сумку. Достала из-за пазухи сверток. Развернула…
Кругом было полно народа. Вслед за скорой помощью уже подъезжали машины полиции, люди продолжали кричать и плакать. С момента их падения на землю под пулями прошло не более 15 минут, а мир перевернулся…
Настя медленно, аккуратно расправила икону. Положила ее на землю. Стала рассматривать: какой-то старец с нимбом над головой и лев… Не было никаких чувств, никаких мыслей… Подошли два парня, спросили, не нужна ли ей помощь. Настя отрицательно помотала головой, свернула икону и положила ее в сумку.
Встала и медленно пошла по дороге.
Глава 12. Израиль. Наши дни.
Настя брела по дороге, не думая, куда идет. Сильное потрясение отбило возможность мыслить. Как ни пыталась она сосредоточиться, взять себя в руки – любая мысль ускользала из ее головы. Движение по шоссе все еще было перекрыто. С той и с другой стороны собрались сотни машин. Люди ходили между ними.
Вдруг взгляд ее сфокусировался на знакомом лице. Парень с грязной перекошенной физиономией в испачканной футболке и когда-то синих, а теперь в серо-черных пятнах джинсах шел ей навстречу, как-то нелепо подрагивая, покачиваясь и то и дело хватаясь за голову окровавленной рукой. В другой руке он нес рюкзак, который почти касался земли – его ремни, дрожа и чуть подскакивая на мелких камешках, безучастно волочились за ним. Трудно было узнать в этом человеке уверенного в себе, в своей правоте и неотразимости балабола Сергея, с которым они познакомились вчера в кафе. "Разве это было всего лишь вчера?"
Сергей не обратил на нее никакого внимания и почти уже прошел мимо, когда Настя, сама не понимая, почему и зачем, окликнула его:
– Сергей!
Тот остановился, посмотрел невидящим взглядом, с трудом всмотрелся в девушку и, наконец, приблизился.
– Ты кто?
– Помнишь, вчера в кафе… Я Настя… – сбивчиво объясняла она. Но Сергей понял, ответил равнодушно:
– А, Настя. Да, привет.
– Где Хохол?
– Нет Хохла.
– Совсем нет?
– Совсем нет. И Вики тоже нет. Один я. Хочу вот их найти…
– Так вы разминулись? Они живы?
– Вряд ли живы. Я видел, как их прорезали из пулемета. Кровь фонтаном брызнула из всех дырок. Представляешь, они все были в дырках! И в голове тоже. Всё разлетелось в разные стороны… Из головы тоже всё летело – что там, мозги что ли…
Настя подошла к нему вплотную, крепко стиснула в объятиях, и он вдруг отозвался, будто только этого ждал – затрясся в рыданиях. Она усадила его на обочине дороги, обнимала, гладила по спине, по голове:
– Ну-ну, всё уже прошло. Всё закончилось. Всё наладится. Всё будет хорошо…
Сергей рыдал в голос, размазывая по лицу слёзы и слюни. Настя утирала их салфеткой – пачка одноразовых салфеток, как всегда, будто ничего не случилось, так буднично лежала все это время на своем обычном месте в кармашке сумки.
– Их надо найти. Опознать что ли… Куда-то увезти…
– Их уже без тебя забрали куда следует. При них были документы?
– Да.
– Ну значит, с тобой свяжутся.
– Что же мне теперь делать?
– Не знаю…
Настя встала и собралась продолжить путь. Сергей тоже встал. После выброса эмоций и рыданий ему немного полегчало, и он начал приходить в себя:
– А где твой друг – американец? Забыл, как его зовут, прости.
– Стивен. Его тоже нет.
– О!.. Тоже на твоих глазах?
– Да. Он спас меня, закрыл собой.
Сергей развернулся и пошел рядом с ней в обратную сторону.
– Что будем делать?
– Не знаю. Тебе наверное в посольство надо. Тебе помогут. А я здесь нелегально, мне нельзя.
– Я без тебя никуда не пойду! Теперь мы вместе.
Настя вяло попыталась возразить. Но он только добавил безаппеляционно:
– И точка.
Некоторое время просто шли молча. Настя вдруг почувствовала, что сильно устала:
– Надо где-то отдохнуть.
– Ашкелон вон виден, давай туда, снимем номер в гостинице. Документы и деньги при мне. У тебя есть паспорт?
– Там просроченная виза.
– Ну ок. Разберемся. Надо туда добраться.
Они медленно побрели дальше.
Автомобильная пробка закончилась. Несколько машин стояли на обочине, давая возможность проехать к месту трагедии спецтранспорту с мигалками. Настя и Сергей пошли по краю дороги, обходя машины. Рядом с одной из них стояла женщина средних лет, красивая, хорошо одетая, уверенная в себе, много повидавшая и умеющая принимать решения. Она разговаривала по телефону. По-русски. Сергей и Настя просто проходили мимо, когда она вдруг сказала что-то про эвакуацию русских в Россию. Молодые люди, не веря в возможную удачу, развернулись к ней.
– Что вы сказали? Сейчас.. Про эвакуацию.. простите… мы..
– Вы из России? – тут же сориентировалась она.
– Да!
– Есть частный самолет. 20 мест. Через час вылетаем. Аэродром тоже частный, здесь неподалеку. Если вы налегке – поехали прямо сейчас. Нет – ничем помочь не могу.
– Я согласна!– крикнула Настя, не веря в реальность происходящего.
– Мы согласны! – поправил ее Сергей.
– Тогда позвольте ваши паспорта…
Она изучила их загранники, разумеется, увидела Настину визу, но ничего не сказала.
Втроем забрались в машину и поехали. По дороге сотрудница Российского посольства Анна Сергеевна (так она представилась) попросила их рассказать о себе – коротко, только самое главное. Сергей в двух словах изложил свою нехитрую историю и трагический финал. Оказалось, что они ехали все втроем на машине ненамного впереди Насти и Стивена. Как все, выбежали из машины: он со стороны водителя, они – со стороны пассажиров. Так получилось, что вертолет развернулся как раз в их сторону. Их убили первыми. Сергей в ужасе спрятался за машину. Потом вертолет стал маневрировать, продвигаясь все дальше назад. Тогда Сергей что есть мочи бросился вперед. Он бежал без разбору – по дороге, по обочине, несколько раз упал, но даже не заметил, что до крови разодрал руку об острый камень. В состоянии аффекта он пробежал где-то около полукилометра, потом увидел, как вертолет вдали перестал стрелять и улетел. Немного придя в себя, он решил вернуться к своим. Но встретил Настю и понял, что им теперь надо держаться вместе.
Настя тоже рассказала, что приехала сюда за любимым, но он ее бросил, и она не могла вернуться в Россию. Решила набрать денег на обратную дорогу, занимаясь извозом. Стивена встретила случайно – подвозила его. И сегодня они вместе возвращались в Иерусалим. Но его тоже убили.
Анна Сергеевна только протянула:
– Поня-атно.
Она привезла их на небольшой спортивный аэродром и высадила у ворот.
– Ждите. Мне надо дела доделать и кое-кого еще забрать.
И уехала. Настя и Сергей обессиленно опустились на скамейку. Сидели молча, ждали.
Через полчаса она вернулась с еще одной парой молодых людей из России. Правда, заявила, что вылет откладывается до завтра, так как сегодня небезопасно. Женщина предложила молодым людям отвезти их в гостиницу в Ашкелоне, они покорно согласились. Уже в машине Настя неуверенно попросила ее предъявить удостоверение личности. Сергей бросил на девушку неодобрительный взгляд. Но Анна Сергеевна заявила, что она давно должна была это сделать, и продемонстрировала удостоверение сотрудника дипломатической миссии.
" Да у нее и номера на авто дипломатические" , – шепнул Сергей Насте.
Анна Сергеевна привезла их в отель и помогла с размещением.
Настя добралась до кровати и вот уже второй вечер подряд, вконец измученная, уснула, не раздевшись.
Глава 13. Израиль. Наши дни.
В воскресенье, когда информации не прибавилось, а мысль о преступлении упорно работала и не давала покоя, Марк решил вновь наведаться в монастырь. Он поговорит с настоятелем и другими монахами, а потом надо встретиться с тем немного странным отцом.. (Почему он даже не узнал его имя? На Марка Хейфеца это совсем не похоже).
Он встал рано, умылся и внимательно посмотрел в зеркало. Оттуда на него уставился худой недовольный еврей с черными всклокоченными волосами и легкой щетиной на подбородке. Марк вздохнул, взял бритву и убрал щетину. Включил телевизор. Теперь по всем каналам говорили о вчерашнем теракте на дороге близ Ашкелона. На экране мелькали кадры окровавленных и рыдающих людей. Премьер-министр Нетаньяху клялся отомстить за каждого, обещал помощь пострадавшим.
Марк выключил телевизор и вышел из квартиры.
Через час он уже прогуливался вдоль монастырской стены. Внимательно все осматривал, надеясь найти то, что ускользнуло во время первого визита. Потом зашел внутрь и спросил настоятеля. Тот был на месте. Настоятель оказался очень впечатлительным и добрым человеком: он искренне переживал за погибших в терактах, говорил, что молится за них – и неважно, какой они национальности и вероисповедания. На вопрос об иконе ответил, что не понимает, чем она отличается от других. В их монастыре много икон, некоторые старинные и наверняка дорогие. В тот день у него было много дел за пределами монастыря, и по существу вопроса он ничего не знает.
Марк спросил его о монахе, который говорил странные вещи о чудодейственном свойстве украденной иконы. По описанию настоятель признал отца Петра и, немного поколебавшись, заявил, что иеромонах Петр иногда может наговорить лишнего. Известно ведь, что любая икона может исцелить – нужна лишь вера и искренняя молитва. Украденная икона тоже обладала чудесными свойствами, есть некоторые свидетельства. Но, вопреки расхожему мнению о том, что в церкви все жаждут чуда и некоторые даже занимаются фальсификацией, чтобы заявить о чудесах, на самом деле церковь тщательно расследует каждый случай, каждое свидетельство, собирает их. Только проведя большую работу по сбору и анализу явленных от иконы чудес, признает ее чудотворной. Или не признает. Чудеса ведь, как известно, может творить не только Бог, но и Искуситель. Да, даже в церкви. Дьявол силён.
– Вы сказали, что есть свидетельства чудотворности украденной иконы. Какие?
Настоятель ответил, что свидетельств таких всего три. Они записаны и хранятся в папке в подвальной комнате.
– Хотите на них взглянуть?
– Пока можете рассказать своими словами. Так какие это свидетельства?
Игумен слегка замялся.
– Они не стоят вашего внимания.
– Позвольте мне самому судить, что может пригодиться мне в расследовании, а что нет.
Настоятель тяжело вздохнул.
– Два свидетельства об исцелении животных – козы и собаки. Третье – о том, что после молитвы перед иконой человеку во сне явился лев и грозно рычал. В итоге он не смог уговорить свою жену сделать аборт, как хотел, и она родила ему чудесного сына, на которого он теперь не нарадуется. Он утверждал, что это был лев с иконы, и если бы не тот сон, то сына бы сейчас у него не было.