Иллюстрация жизни

– А этот внутренний мир как называется?

– Душа.

– А душа – она видимая или нет?

– Нет. А если бы мы были нарисованы, она была бы видимой?

– Скорее всего.

– Но мы её не видим?

– Конечно, нет.

– Но она же существует? – спросил ещё раз Папиллайон.

– Существует.

– Откуда ты это знаешь?

– Доказано же. Этот гадкий Астрал и есть перемещение души, – сказал с отвращением Пьер.

– Ну, допустим. А где хранится наша душа?

– В самом теле.

– Как в сосуде?

– Да, похоже на то.

– Так если сосуд наш разрушается с течением времени, куда девается душа?

– В другой мир, – не думая ответил Пьер.

– Хм… Занятно выходит. То есть, по-твоему, получается, что наш мир – один из множества картин?

– Возможно и так. Отчего же нет?

– И выходит так, что нам с вами не стоит бояться, что наш мир конечен и мы рано или поздно всё же окажемся в другом месте? – спросил Папиллайон задумчиво и посмотрел на Мартена, который уже клевал в стол головой от скучного для него разговора.

– Вероятно.

– Ну, Пьер, подумай хорошенько. Если он создал картину, и мы в ней каким-то образом ожили. Даже предположим, что он одарил каждого из нас своей душой, хоть она и невидимая. И даже предположим, что таких картин множество. Каким образом наша с вами душа по завершению жизни сможет переселиться в другую картину?

– Ну, душа же бессмертна.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что так и считаю, – не нашёлся чего ответить Пьер.

– Ладно, предположим, душа бессмертная. Предположим, что мир конечен. И представим, что она перевоплощается в другом мире по «износу» нашего сосуда. Так что ли?

– Да, наверное.

– Если душа бессмертная, значит, она есть часть идеи?

– Да.

– Есть идея – есть душа?

– Да.

– А идея неиссякаема?

– Да.

– А души лишь часть её?

– Ну, наверное.

– Здорово! То есть выходит, что твой художник придумал не только мир, но и саму идею, откуда и черпаются наши души?

– Вероятно.

– Блин, мне нравится эта мысль. Молодец, Пьер! – сказал Папиллайон, который воодушевился подобным разговором. – А вот смотри. Если есть место, откуда берутся все неиссякаемые идеи, значит, есть и картина идей. Но кто же может стоять над всем этим?

– Ребят, может, хватит уже? Мой мозг сейчас опухнет, – сказал Мартен, немного пробудившись от сна.

– Да, сейчас закончу свою мысль, – сказал Папиллайон и продолжил: – Значит, есть какой-то великий художник, который прорисовал всё это? И картину идей в том числе?

– Ну, пожалуй, есть, – сказал Пьер.

– Так не есть ли это Бог? – наконец подвёл Папиллайон к нужной ему мысли.

– А какая разница, как его назвать? В моём представлении ОН и есть художник. Иллюстратор. Гениальный сценарист.

– Можно и так назвать. В общем-то, мы с тобой всё это время и говорим об одном и том же, просто разными словами, – поставил точку Папиллайон, придя в своём разговоре к интересным для него умозаключениям.

Спустя некоторое время, после того как был осушен ещё один бокал дорогого вина, так красиво разлитый по бокалам опытным сомелье, Папиллайон решился кардинально перевести тему разговора и приглушённым голосом обратился к Пьеру:

– Послушай, Пьер.

– Ну?

– Только, пожалуйста, не сердись на меня, – заранее извиняющимся тоном попросил его Папиллайон. – Ты же помнишь Мэри?

Пьер подал корпус вперёд, опёршись на край стола, чтобы была возможность лучше услышать тихий голос напротив сидящего друга. Но, ещё не осознавая заданный вопрос, организм Пьера уже дал мгновенную реакцию посредством выброса адреналина в кровь, что было крайне сложно утаить. Зрачки Пьера от одного лишь упоминания её имени резко расширились. Он громко сглотнул и, взяв себя под контроль, на всякий случай переспросил:

– Что?