– Что? Почему? – слабо говорила она. – При чем тут сыновья Лимбарди?
– Потому что, потому что…
Я поняла, что совершила ошибку, бабушка Урсула еще не была готова к такой новости. Но что-либо делать было поздно, я уже проговорилась.
Потом бабушка Урсула сидела в странном туманном состоянии в моем большом кресле, а мы с мамой тревожно переглядывались. Мол, немедленно вызывать медицинскую помощь или просто накапать бабушке на язык несколько сердечных капель?
По счастью бабушка Урсула пришла в себя сама и слабо сказала:
– Но у Лимбарди было три сына.
5
– А что поделывает Луи?
– Луи? С восторгом и трепетом перечитывает начало своей новой пьесы.
– Как? Опять?
– Только не говори ему, что мы знаем.
– Конечно, не скажу.
– А что поделывает А.М.?
– О, A.M. спит без задних ног.
– Его можно понять, он выдохся.
– Он не выдохся, он просто устал.
– Нет, он давно выдохся, и сам это понимает.
– Разве можно высказать все свои мысли?
– Можно. Только не говори ему это.
– Что не говорить? Он же понимает.
– Не говори, что мы тоже понимаем.
– О да, конечно.
– А что поделываешь ты?
– Я наблюдаю за сложной системой зеркал.
– Это через два балкона от нас?
– Да, где-то там.
– Я уже смотрел, там угол наклона не тот.
– Думаешь, тому, кто их сооружал, нас не видно?
– Думаю, что не видно.
– Интересно, может, они еще и жучков тут набросали?
– Не набросали, я бы на них давно наступил.
– О да, с тебя станется.
6
Мама всегда уговаривала меня стать дизайнером, как и она. Папа уговаривал меня стать фотографом, как он. Дядя Джон говорит, чтобы я и дальше работала в редакции, но еще окончила бы какой-нибудь филологический факультет, а не только литературные курсы, куда я поступила после школы. Тетя Аманда у нас преподаватель музыки, и она понимает, что меня уже поздно уговаривать стать музыкантом, это нужно было делать с раннего детства.
Мой папа работает в центральном фотоателье, и мы с Джессикой иногда ходим к нему на бесплатные фотосессии, а потом горько вздыхаем, что такая красота пропадает зря. Одна красота – в редакции местной газеты, вторая – в баре напротив редакции.
Моя мама работает дизайнером в доме моды, и я вполне могу идти по ее стопам. Рисовать платья и костюмы мы умеем от природы, так что я на своей работе даже особо не напрягалась бы. Но жизнь без трудностей не интересна, поэтому я и торчу в редакции газеты.
Мама и ее команда шьют платья и смокинги на свадьбы и на юбилеи, смешные костюмчики на детские праздники, делают шляпки местным модницам и вяжут теплые зимние свитера всем желающим. Но особого разнообразия в заказах не наблюдается. Если это детские костюмы – то Винни Пуха или Пятачка, если смокинг – то традиционно черный, если платье на свадьбу – то только белое.
Но буквально через пару дней после полуобмороков бабушки Урсулы в моем кресле, мама позвонила мне радостная и возбужденная и стала взахлеб рассказывать, что она тоже их видела.
– Кого их? – спросила я, доедая свой вечерний сандвич всухомятку.
– Ну их! Лимбарди!
Я чуть не подавилась сандвичем.
– Где ты их видела?
– У нас в доме моды, разумеется, – обиделась мама. – Разве я еще где-нибудь бываю?
Далее последовала показательная пауза специально для папы, лежащего на диване перед телевизором. Звук телевизора был хорошо слышен в телефонную трубку.
– Что они у вас в доме моды делали? – спросила я, оглядывая содержимое холодильника на предмет какого-нибудь сока.
– Как что они в доме моды делали?! – возмутилась мама. – Заказывали театральные костюмы!
Сока в холодильнике не было.
– И какие они были?
– Кто? Костюмы?
– Нет, Лимбарди.