Золотой идол Хархана

– Ну что ж, тогда пойдешь за моей лошадью со спутанными руками!

Так охотник Аюр стал пленником.

Глава 11.

– Хан едет, хан едет! – звонкий мальчишечий голосок летел селенью, проникая во все уголки. Чумазый босоногий карапуз мчался стрелой впереди ханского коня, оповещая всех соседей о визите Хархана.

А того, как ни странно, не сопровождала свита. Один ехал он по кривой улочке, горделиво выпрямив спину, и из всех щелей следили за шагом его коня настороженные глаза. У крайнего дома Хархан остановил коня.

Хозяин, подобострастно склонившись, уже ждал его у входа.

– Здесь ли живет рыбак Тугут? – надменно осведомился хан.

– Здесь, мой хан, здесь, я слушаю тебя! – залебезил тот. – Желает ли хан свежей рыбы к своему столу?

– Не за рыбой пришел я. Великая честь выпала твоему роду, бедный рыбак! Хан желает видеть дочь твою Жаргалму.

– Жар…Жаргалму?!. – от неожиданности рыбак осип. И через секунду закричал уже в полный голос:

– Жаргалма! Жаргалма-а! Беги сюда немедля! Господи, счастье-то какое! – всплеснул он руками и, пятясь, кинулся в юрту. Но уже через мгновение высунулся обратно.

– Нет ее, мой хан, – горестно пожал он плечами, – глупая девчонка убежала куда-то… Но пусть только вернется, я сам сведу ее к тебе, о великий!

Ни слова не говоря, не прощаясь, Хархан дернул поводья, развернув коня, и поскакал прочь. Он искал встречи с Жаргалмой уже неделю, караулил ее то на пастбище, то у источника, сам приходил в ярость от того, что ведет себя, как мальчишка, и сам через час бежал искать ее снова.

Избавиться от Аюра оказалось еще проще, чем он думал. Теперь неугодный охотник, должно, был уже по ту сторону перевала, но это ничего не изменило. В те редкие минуты, когда Хархану удавалось вызвать девушку на беседу, она лишь дерзила ему, так что хан с трудом подавлял в себе искушение жестоко наказать ее. Но нет, он, который не смел даже пальцем тронуть нежную кожу ее щеки, разве смог бы он допустить, чтоб этой кожи коснулась ременная плетка?

– Скажи, что мне делать дальше, Сундалат? – спросил он советника, который дожидался своего господина на краю села. – Я завоевал семерых царей, а завоевать сердце девчонки не могу!

– Будь терпелив, мой хан… Ты брал осадой тех, кого не мог взять с бою. Кстати, не она ли это… Вон там, у ручья?..

– Она! Сундалат, я…

– Да, мой хан.

Хархан рванул поводья и помчался в степь. Девушка в синем дэгэле, сидевшая на берегу ручья, заметив его приближение, вскочила и хотела бежать, но было поздно. Она смиренно склонила голову, приветствуя своего хана.

– Жаргалма, – нежно проговорил Хархан, – не бойся меня, прекрасное дитя… Ты назвала меня шакалом, но я не гневаюсь. С тобою я даже не тигр – я кроткий ягненок…

– Для ягненка на твоих клыках многовато крови, – тихо сказала девушка. – Не преследуй меня, великий хан. Я не выйду за тебя.

– Я взял бы тебя силой, глупая, и твой отец благословил бы меня! Но я не хочу этого. Смирись, Жаргалма, или это не честь – стать ханшей? Немногие из дочерей смертных удостаивались ее!

– Вот и удостой ту, что жаждет такой милости. Женись на Туяа…

– Туая! Рядом с тобой она все равно что ворона рядом с жаворонком.

– Скажи мне, о хан, зачем тебе жениться на девушке, которая тебя не любит? Не лучше ли выбрать ту, что с радостью отдает тебе сердце?

– О, ты полюбишь меня! Я брошу к твоим ногам все богатства степи! Ты видела моего идола? Он почти готов! Анастас, это мой скульптор, говорит, что не создавал раньше ничего более прекрасного… Хочешь, я закажу ему твой портрет?..

– Закажи, мой хан, немая статуя будет покорнее меня! – воскликнула девушка и, подобрав полы халата, побежала прочь.

– Смотри же, строптивая девушка! – прокричал Хархан ей вслед. – Я буду ждать до зимы, и если ты добром не явишься в ставку, я увезу тебя сам! И не говори, что я не был милостив…

Он яростно хлестнул коня плеткой, так, что тот захрапел от боли, и, взметая клубы пыли, умчался прочь.

Глава 12.

Путь через перевал оказался труден. Зима в горах наступает рано: степь еще греет неяркое солнышко, а голые скалы уже припорошены снегом. Сосны гнутся от ветра, скрипят и стонут. Закованные в кандалы, унылой вереницей брели пленники по склону. Тех, кто согласился служить Тамирхану по доброй воле, ждала лучшая участь: они шли свободно, но никто не получил ни обещанных коней, ни золота. Мрачны были лица будущих солдат Тамирхана.

– И как это тебе, Бадо, пришло в твою глупую голову наняться к Тамирхану! – в сердцах ударил по плечу соседа один из них.

– Моя голова не глупее твоей, Даба! – ответил тот, невесело усмехнувшись. – Или это не ты идешь тут со мной?

– Обманули, проклятые послы! Сами-то вон небось верхом, а людей гонят, как скотину…

– Скажи спасибо, Даба, что идешь без кандалов!

– Твоя правда, Бадо! Но как обманет Тамирхан и с монетами – убегу, право слово, убегу!

– Эх, Даба… Как бы горы да снег не укоротили тебе ног…

В ответ Даба только молча махнул с досадою рукой. Негромкий разговор слышен и пленникам, идущим в цепях. Вздохнув тяжело, мужчина с седыми усами смахнул слезу, набежавшую от ветра:

– Не стало простому человеку жизни в великой степи… Как тут не просить милосердную смерть призвать нас к себе в первом же бою…

– Рано отчаиваешься, друг! – Аюр, идущий первым в цепочке колодников, обернулся к седоусому. – Мы еще на этом свете и можем постоять за себя!

– Ээээ, юноша, горячая кровь молодости говорит в тебе… Но хозяин твоей молодости не ты, а Хархан да Тамирхан!..

– Хархан? Хан не мог предать нас, это измена!

– Нет, юноша, не мы нужны нашему хану, а золото. Ради него продает наш хан свой народ…

Аюра приковали первым в цепи, чтоб он всегда был на глазах. Сердце юноши разрывалось от горя. Он не мог простить себе, что поддался на уговоры случайных знакомых и потерял Жаргалму. Но еще больнее было предательство Хархан-хана. Но, может, послы соврали? Нет, говорили ему собратья по несчастью. Это известно точно: их взяли в плен с ведома и согласия хана Хархана. «Верно говорят люди, – думал Аюр, – вечное синее небо вложило ему в грудь сердце холодной змеи». Все бы отдал молодой охотник, чтоб вырвать своими руками это черное сердце! С каждой новой тяготой дороги это желание становилось все более невыносимым.

Во время редких привалов люди жались к кострам, пытались плотнее запахивать полы халатов, садились теснее, чтоб согреться. Лепешки, которые швыряли им стражники, были похожи на задубевшую кору.

– Этот хлеб замерз, его нельзя есть! – крикнул кто-то из пленников. – Дайте хоть напиться горячего!

– Ничего, разгрызешь и так!

На пятую ночь пути, когда они уже почти достигли перевала, снег повалил снова. Скоро началась настоящая метель. Липкие белые комья забивали рты и глаза, лезли за воротники худых халатов, делали неподвижными и без того закованные ноги… Утром нашли мертвым от холода седоусого товарища Аюра.

– Эй, что делать с этой падалью? – крикнул охранник, обнаруживший его окоченевшее тело.

– Откуй да брось тут валяться! – ответили ему. – Волки да вороны найдут, куда его деть…