– Мама, да как ты можешь так об Алисе?
– Знаешь, говорят, пришла беда – отворяй ворота. Вот я и испугалась. А что твой папаша, выпив рюмочку-другую, пристает к дамам, для меня никакая не новость. Я только не ожидала, что… Что это так кончится…
И она вдруг расплакалась.
– Мама, мамуля, не надо, не надо плакать… Ну пожалуйста, перестань. Он не стоит твоих слез.
Наталия Павловна улыбнулась:
– Звучит как в кино. «Он не стоит твоих слез»… Да, наверное, не стоит… Но иногда так приятно поплакать, как-то легче становится. – И она дала волю слезам. – Не мешай, Иришка, вот выплачусь, и все… Обещаю.
Девочка на цыпочках вышла из комнаты. Ей тоже хотелось разреветься, но должен же кто-то в семье быть сильным!
…Утром, проводив дочку в школу, Наталия Павловна замерла у зеркала в ванной. Тридцать девять лет – не шуточки уже. Но стрижка и вправду здорово молодит. А я еще ничего, вот только похудеть бы немного. Хотя как похудеешь с этой работой? Сидишь целыми днями, да к тому же вечно кто-то что-нибудь сладкое приносит, и авторы часто конфеты дарят, а я так люблю сладкое… Нет, надо себя ограничивать. Из трех полуграций я самая толстая. Но ничего, возьму себя в руки и с сегодняшнего дня сяду на диету. Всего-то и надо сбросить килограммов пять, не больше, совсем тощей я стать не хочу. Мое обаяние в некоторой полноте, мне всегда это говорили. «Ты такая уютная, Таточка», – восхищался когда-то Илюша. Но, видно, теперь его уют уже не устраивает… Сволочь, к Алиске приставал… Теперь я понимаю, почему она его недолюбливает. Конечно, ей за меня обидно. Надо же, даже по морде ему дала… Впрочем, ничего другого он и не заслуживает… «Ты такая уютная, Таточка». Да мне это многие повторяли! Нет, к черту, к черту, к черту! Похудею и действительно поменяю имидж. А там, может, и работу поменяю… На что, интересно знать. Уйду в другое издательство? А там что, чаи распивать не будут? Конфеты дарить перестанут? Нет. Значит, надо вырабатывать силу воли. Легко сказать… Но не ставить же на себе крест в тридцать девять лет? Ни за что! Муж ушел? Ну и черт с ним! Живет же Алиска уже десять лет совсем одна, и что? Вон она какая… Красивая, сильная, добрая и вовсе не несчастная. А я? Почему я должна обязательно быть несчастной из-за того, что прожила почти двадцать лет с таким? Я привыкла быть замужем. Мне одной будет плохо. Я не могу спать одна, мне как-то странно… Хотя одной, конечно, удобнее, можно раскинуться как угодно и вообще… Наверное, во всем можно найти хорошую сторону.
Ее глубокую задумчивость прервал телефонный звонок.
– Алло! Сонечка, привет!
– Татка, у тебя сегодня бодрый голос. До меня дошел слух, что ты постриглась. Надеюсь, не в монахини?
– Вот как раз размышляю над этим вопросом.
– Над каким?
– Как жить дальше? Монахиней или нет?
– Разумеется, нет! У тебя есть кто-то на примете? – деловито осведомилась Соня.
– Пока нет.
– Это потому что ты расслабилась от замужней жизни. А надо всегда быть в форме. Тебе не мешает похудеть.
– Я тоже так считаю.
– Кстати, имей в виду, Восьмого марта, как всегда, соберемся у нас.
– А Алиска?
– Естественно, придет.
– Отлично, я тоже буду. Только, Сонь…
– Что?
– Ты, надеюсь, не станешь приглашать для меня женихов?
– Нет, еще рано.
– То есть?
– Ты еще не годишься для сватовства, надо сперва обрести товарный вид, – засмеялась Соня. – Вот после праздника сядешь на диету. Согласна?
– Согласна, конечно, согласна. Сонька, а что будем готовить?
– Тоже еще рано. Ближе к делу решим. Ладно все, бегу на работу! Пока, Татка!
– Пока.
Да, с такими подругами не пропадешь, с нежностью подумала Наталия Павловна. Они дружили всю жизнь, с первого класса. И какие бы бури ни бушевали над каждой из них, они знали: в жизни есть надежная опора.
Придя в издательство, Наталия Павловна впервые за последние дни смогла наконец хоть что-то понять в тексте, который редактировала. Вот и хорошо, работа отвлекает, пришла в голову мысль, но тут в комнату вбежала молоденькая редакторша Вика:
– Наталия Павловна! Я хотела спросить… Ой, вы постриглись. Вам идет… просто класс!
– Вот моя дочка тоже так говорит, – улыбнулась Наталия Павловна. – А что ты хотела спросить?
– Да вот я Жихареву вычитываю…
– И что?
– У нее тут написано: «Он выглядел жалко, как нахлебник Достоевского. Но разве „Нахлебника“ Достоевский написал?
– Безусловно нет. Тургенев. И еще у Чехова есть «Нахлебники».
– Может, она что-то другое имела в виду?
– Да нет, думаю, просто забыла.
– А что же мне делать?
– Ничего, – пожала плечами Наталия Павловна.
– Но ведь это ошибка…
– Ошибка, конечно. Но это ее ошибка, а не издательская, верно?
– Ну да.
– Она желает печататься в авторской редакции? Так?
– Так.
– Ну вот, пусть печатается.
– Наталия Павловна, я так не могу. Я ей позвоню, а? Ну перепутал человек, с кем не бывает… Как вы считаете?
– Позвони, в конце концов, действительно, с кем не бывает. Это единственное, что тебя пока смутило?