– Галина Павловна, но Феди… – начала Аля.
Учительница сдвинула очки ближе к переносице.
– Он не пришел.
Галина Павловна нахмурилась:
– В таком случае придется позвонить его родителям.
– Не надо родителям! – Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Рысин. Он был в куртке и с рюкзаком на левом плече. – Я уже здесь, простите за опоздание, больше такого не повторится, честное слово, – выпалил он. – Можно я сяду?
– Почему ты в куртке? Не знаешь, где раздевалка? – Галина Павловна встала со стула.
– Да я… тут такая история… у меня, ну в общем… Лучше мне не раздеваться, короче. Вот.
– Что за новости? Ну-ка, снимай куртку! Это… это невежливо, ты же в классе, Рысин! И перед тобой учитель!
– Ладно, вы сами попросили. – Федя сбросил рюкзак на пол и потянул вниз молнию.
– Вау! – простонали одноклассники.
Федя сощурился.
– Нравится? – усмехнулся он и пощупал правую руку, забинтованную вместе с частью туловища. Бинт с подтеками рыжеватого цвета поднимался спиралью вверх прямо по толстому вязаному свитеру, захватывал плечо и спускался вниз по рукаву.
– Рысин! – Галина Павловна подошла к Феде. – Что это?
– Бинт, – сказал Федя. – Ну, марля, знаете? Вроде сита, чтобы компот процеживать. Моя пра любит компоты варить, и творог она сама делает, там тоже марля нужна. Пра простоквашу в узелок завязывает, узелок над плитой подвешивает. Из узелка такая водичка белая капает в миску. Сыворотка, значит. Потом пра ее в тесто для блинов добавляет. Они такие тонкие получаются и в дырочках.
– Что ты несешь, Рысин? Какая водичка? Какой творог? Какие дырочки? Что с тобой? Ты что, все тело сломал? Почему ты в бинтах с головы до пят?
– Нет, только ключицу.
– А в школу зачем пришел?
– Так вы же сказали, кого не будет на подготовке, тому два поставите!
– Но не в гипсе же, Рысин!
– Так это не гипс, а бинт!
– Ты в травмпункте был? Рентген делал? Родители в курсе? И хватит пререкаться!
– Не был я в травмпункте. Я соседа Петра Антоныча попросил меня забинтовать, он как раз выходной был после смены в метро. Я на кухне упал, на раковину прям грохнулся и больно так ударился… ну и решил, что ключица, а тут уже время бежать на допы, и я… на лестничную площадку вышел, Петру Иванычу в дверь позвонил, больно мне и…
– Урок срываешь, да, Рысин? – усмехнулась Галина Павловна. – Ключица, значит. Перелом. Тебе сколько лет? Детский сад какой-то устроил! Ясельная группа! Ну-ну. Молодец! На мумию египетскую похож.
– Муми-Федя, – хихикнули девочки.
– Мне четырнадцать на прошлой неделе исполнилось. – Федя прислонился к дверному косяку. – Можно я сяду, Галина Павловна?
– Садись, Рысин, но маме твоей я позвоню сегодня же.
– Лучше папе, мама уехала вчера. – Федя подхватил с пола рюкзак, подошел к парте и плюхнулся на стул. – И не спрашивайте куда.
Галина Павловна обвела глазами класс.
– Потрясающе! А контрольная, между прочим, уже в понедельник! Десять минут урока мы выясняли, что произошло с Рысиным и почему он забинтован, как…
– Мумия египетская, – продолжила Аля. – Галина Пална, можно я к доске пойду отвечать про рациональные дроби?
– Феденьку своего спасаешь, Аль? – прошипел Суханкин. – Я его, между прочим, вчера в парке видел, с Малютиной. Мило так беседовали они, ага!
Федя повернулся к Суханкину:
– Зря стараешься, Вань. Аля, не слушай его.
– Друзья, похоже, урок срывается. – Галина Павловна нахмурила брови. – Нет, если вы хотите получить двойки за диагностическую работу в начале октября, то, как говорится, дело хозяйское.
– Все, все, Галина Пална, я уже у доски, спрашивайте, – обреченно произнесла Аля.
– Ладно уж, – неожиданно смягчилась Бондарева. – Давайте вместе разберем первую задачу. Сядь на место, Аля. Рысин, неужели четырнадцать? Я тебя совсем маленьким помню. Помню, как ты в первый класс пришел…
– Ага. Четырнадцать. Возраст наступления уголовной ответственности.
– Шутники! – Галина Павловна вздохнула. – Итак, рациональная дробь – это дробь, числителем и знаменателем которой…
Аля посмотрела за окно. Октябрь только набирал ход: было тепло, но на асфальт уже ложились листья, похожие на ажурные юбочки танцовщиц. Ветер вовсю хозяйничал, сбивая их в разноцветные стайки. Такая осень нравилась Але – без дождя, солнечная, легкая, шуршащая, воздушная. Когда в больнице после обеда давали какао, можно было с чашкой выйти на балкон и смотреть, как внизу гоняют на великах дети из соседнего дома, и мечтать о том, что скоро уколы и таблетки закончатся и разрешат погулять в парке.
«Зачем я это вспомнила? Не хочу, – подумала Аля. – Ничего не хочу. Разве так бывает, когда совсем ничего не хочется? Федя? С Малютиной? Ну и пусть. Даже если он взаправду сломал ключицу. Мне все равно. Мне абсолютно точно все равно».
Глава 2
Цезарь forever
Пиццерия «Базилик и помидор» была очень популярна среди местных школьников. В ней всегда собирались не просто поесть, но и пообщаться, поиграть в настолки, сходить на мастер-класс, чтобы научиться готовить пиццу или пасту. Повара знали многих по именам, часто разрешали бесплатно пить чай.
– Аля, мы здесь! Давай к нам! – Макс привстал и помахал рукой. – Столик занят, не видишь, что ли? – сердито бросил он рыжему веснушчатому парнишке. – За-нят! Понял? Вон к окошку иди, там свободно.
– Я здесь хочу, – парнишка шмыгнул носом.
– Пойдемте мы к окну, – предложила Таня. – Нам все равно, а человеку приятно будет.
«Человек», услышав, что его так назвали, расплылся в улыбке.
– Спасибо, тетя. – Он сел за стол и по-хозяйски подвинул к себе меню.
– Тетя Таня, – засмеялась Аля. – Вот вечно ты всем уступаешь.