Новый год близко

Олег Георгиевич медленно поднял на нас свои уже подслеповатые глаза, шумно вздохнул и снова перевел взгляд на камин:

– Что вам рассказать, господа… Не устаю благодарить создателя за то, что мне довелось пожить в этом прекрасном новом мире. Вы даже представить себе не можете, каково нам приходилось раньше. Новые учебники истории не описывают весь ужас Эпохи Тапка.

– А правда, что закончилась она как раз в новогоднюю ночь?

– Правда, Артем Зиновьевич. – Олег Георгиевич помолчал, пожевал губами, взял из коробки сигару и стал вертеть ее в руках – верный признак того, что он нервничает.

– А это правда, что мы никогда не встречали Новый год, всегда спали в это время? Неужели так было?

– Правда, правда, господа. Празднование Нового года было исключительной привилегией Кровяных Увальней. Ну и их прихвостней, коими они себя щедро окружали в то время. А мы жили только в теплое время года, а потом, как мишки, – на боковую до следующего тепла. Но и летом судьба наша была незавидной. Тапок. Тапок нещадно косил нашего брата.

– Так значит, Тапок – это не фигуральное выражение? – в изумлении прошептал Костя.

– Бог с вами, Константин Эдуардович! Конечно, нет! Вот и представьте: зимой спим летаргическим сном, живем только летом, а летом не иссякает геноцид Кровяных Увальней в отношении нас. Это была борьба за выживание, а не жизнь.

– И как же все изменилось? Когда и почему?

Олег Георгиевич снова помолчал, пригубил грога и начал свой рассказ:

– Однажды, перед самым наступлением Нового года, когда мы, как всегда, спали, а Кровяные Увальни уже сидели за своими накрытыми столами, началось выступление их главного – президента. А надо сказать, что они как раз накануне избрали нового президента, большого защитника живой природы. Маниакального, я бы даже сказал. Нам на радость. И вот в разгар своего обращения к народу он заявляет, мол, что это бесчеловечно – так относиться к живому миру, что мы (они то есть) – такие же хозяева этой планеты, как и братья их меньшие. И что отныне им запрещается любая охота на животных, птиц и даже насекомых. Даже паразитов. Иначе штраф. В особо крупном размере. Ну, Кровяные Увальни сначала не придали этому значения – штраф и штраф, ну и что, очередные реформы, сколько они их уже повидали… А потом, когда за малейшее убийство наших Тапком на них налагался такой штраф, что надолго выбивал их из колеи, они задумались. И прекратили свой геноцид. И наступила Эпоха Нашего Расцвета. С тех пор Новый год стал для нас особенным праздником.

– А скажите, Олег Георгиевич, неужели у нас раньше были… крылья? – решился спросить я.

– А как же, Артем Зиновьевич.

– И мы что… летали? – еле выговорил это слово Костя.

– А как же, Константин Эдуардович. Летали. И если бы не крылья, геноцид Кровяных Увальней в нашем отношении был бы гораздо более масштабным. Благодаря крыльям мы могли ловко уворачиваться от Тапка.

– А что же случилось потом? Почему крыльев больше нет?

– Отпали в ходе эволюции. За ненадобностью. Посудите сами: нас больше никто не убивает, мы можем садиться на любого Кровяного Увальня, жалить его до донышка, он только ойкает, но терпит. Максимум – пытается смахнуть нас рукой. Но, как вы знаете, чаще всего это безуспешно. С годами мы стали выше, шире в плечах. Сначала достигли размеров кошки, затем – крупной собаки, а потом уже превратились в таких, как сейчас. И крылья потихоньку атрофировались, а потом и совсем отвалились. Константин Эдуардович, голубчик, передайте мне, будьте добры, селедочку под шубой. Хочу закусить перед приемом основного блюда. Очень люблю, знаете, сначала селедочки – а потом кровушкой запить. Исключительно третьей группы.

– О да, да, – закивал я. – Третья особенная. Терпкая такая.

– А я, признаться, больше первую люблю, – смущенно сказал Костя.

Олег Георгиевич неодобрительно посмотрел на него:

– Вот фаст-фуд вас, Константин Эдуардович, до добра не доведет. Переходите на изысканную пищу, богом молю. Я не говорю про четвертую группу, ее еще попробуй достань, и стоит она как атомная подводная лодка. Но хотя бы уже со второй начинайте работать. Годы-то идут, вы тоже не молодеете.

В дверь робко постучали.

– Входи, входи, Марина! – зычно гаркнул Олег Георгиевич, подкрутил хоботок и довольно крякнул.

В гостиную вошла Кровяной Увалень в наряде снегурочки. Красавица, кровь с молоком.

– Здравствуйте, Комары-батюшки! – певуче сказала она. Опустилась на пуфик, стоящий возле кресла Олега Георгиевича, и оголила свое белое наливное плечо. Мы с Костей задрожали.

– Олег Георгиевич, у вас… есть свой личный Кровяной Увалень? – еле выговорил я.

– Могу себе позволить, Артем Зиновьевич, могу, дорогой, – рассмеялся Олег Георгиевич. – Сколько лет на руководящих должностях! Так, ребята! – засуетился он. – Через минуту куранты. Держите влажные салфетки, протрите хоботки и налетай. Угощаю!

Мы с Костей быстро протерли хоботки и с последним боем курантов вонзились в белое плечо Марины.

@kate_words

Дед Паук и все, все, все

– Я выиграла пятьдесят тысяч в викторине! – радостно верещала Алька в трубке. – Представляешь?

– Эээ… А ты в ней участвовала?

– Мой номер участвовал! (Тут я представила Алькин номер, отвечающий на всякие вопросы, типа, какая форма шизофрении у его хозяйки). Правда, пришлось комиссию пять тысяч заплатить.

Не знаю, кто придумал, что золовка – змеиная головка. Моя вот просто дура.

– К обеду уже обещали деньги перевести, – мнимому счастью Альки не было предела, – я решила: сначала куплю…

31 декабря, на часах 15:05.

– Ну, обед у всех в разное время, – сказала я, – ты жди пока.

Вечером к нам с мужем должны были прийти наивная Алька с детьми и мой одноклассник Артём. Комбинация очень удачная, потому что Артём работал аниматором и, отработав сегодня последний заказ, сразу выезжал к нам. Я даже попросила его не переодеваться, а сразу ехать в дедоморозовском обличии на радость Алькиной шайке погодок. На маты Артёма по этому поводу я притворилась тугоухой.

Но вечер как-то сразу не задался. Сначала позвонил муж и сказал, что вынужден задержаться на работе для формального сабантуя. Ага, ага, вынужден. «Тебе ещё сестру успокаивать», – злобно крикнула я, чтобы перекричать формальную Сердючку, доносящуюся из трубки, и отбила звонок. Потом пришёл Артём, но в своём обычном пуховике и шапке.

– А где костюм?

– На мне! – гордо ответил Артём, раздеваясь. Под пуховиком у него был сине-красный костюм Человека-Паука с плащом.

– Что за извращенцы заказали Человека-Паука в Новый год? – я чуть не плакала. Детям я обещала Деда Мороза, а не паука, Алька влетела на пять тысяч, а муж выплясывал под Сердючку.

– Современные дети далеки от традиций.

– Алькины точно староверы, – простонала я.

– Ладно, у нас будет фьюжен, – смилостивился Артём и, достав из рюкзака красный колпак, нахлобучил его на голову, – видишь, Дед Мороз почти готов! Шуба какая-нибудь есть?

– Шуба в этом доме есть только у селедки.

– Селедка! Слушай, я так жрать хочу, до вечера не дотерплю. Можно пока что-то не праздничное?

– Ладно, – вздохнула я, – пойдём на кухню. Будешь жидкий холодец?

– Да ты, я смотрю, тоже новатор! – Артём радостно уселся за стол. – Питьевой холодец! А шуба с оливье тоже жидкие будут?

– Просто он не застыл, – пробурчала я, наливая ему в тарелку холодец.