S-T-I-K-S: Эксельсиор 2
– Улей дарует копиям то, что им необходимо, – взгляд кваза был отстраненным. Мутант с отрубленными кистями находился в плену воспоминаний о прежней жизни. – Пугающие хрипы и стоны жутко раздражали меня. Еще до попадания в новый мир я начал ловить себя на мысли, что хочу, чтобы мучения неизлечимо больного бедолаги прекратились. Видимо, из-за подобной навязчивой идеи впоследствии, после моего перемещения в «ад», я получил дар обрывать чужие жизни. Хуже смерти только ожидание смерти и жалкое немощное существование, отравленное болью.
Сидевшая на брошенном на пол пыльном мате Мурка изменила позу, подтянув одну ногу к груди, и положила на колено согнутую в локте правую руку. Девушка нервозно слушала исповедь убийцы. Мурку бесило то, что Гамбит начал издалека, но девушка прекрасно понимала, насколько, казалось бы, незначительные события минувших дней и детали, которым многие не придают значения, могут исковеркать судьбу нормального человека и превратить его в морального урода, поэтому молчала. «Чем больше я разочаруюсь в… отце, тем меньше буду сомневаться в том, что кваза следует прикончить», – решила Мурка.
Хриплый голос продолжал литься из обезображенной акульими зубами пасти мерзкого мутанта, непроизвольно махавшего культями:
– Потом, подслушав в коридоре разговор классного руководителя с завучем, я узнал, что мальчишка скончался из-за увеличения неоперабельной опухоли головного мозга…
***
Тогда.
Ночь пятницы была «веселой». Приглушенные стоны с нечленораздельным подвыванием, двухчасовое обманчивое затишье, а потом – истерический женский вопль, рыдания, суета в подъезде. Кто-то позвонил в скорую и в полицию. Гости в халатах и в форме поочередно посетили соседнюю квартиру. Медики зафиксировали смерть, представители правоохранительных органов убедились в том, что она не была насильственной, и, заполнив документы и получив от матери покойного письменное разрешение, вызвали по телефону бригаду для транспортировки тела в морг. Из-за возникшей вследствие скачка смертей загруженности «перевозчики» долго не забирали труп. Бригада заявилась утром. Мужчины бесцеремонно бросили тело подростка на носилки и вынесли покойника из квартиры.
Худенькая светловолосая женщина на ватных ногах подошла к дверному проему и прошептала сорванным голосом:
– Пожалуйста, будьте аккуратны с моим сыном…
Утирая навернувшиеся слезы и шмыгая покрасневшим носом, безутешная мать прикрыла железную створку, отгородившись от любопытных жильцов подъезда, наблюдавших за женщиной через дверные глазки.
***
Рассвело. Сонно зевая, Гришка Нагибин позавтракал, привел себя в порядок и, отжав у отца несколько соток, поплелся к двери. Так как к вечеру стоимость билетов в кинотеатр увеличивалась вдвое, мальчишка предпочитал посещать утренние сеансы. Гришка выскочил в подъезд, прикрыл створку и, услышав щелчок замка, довольно хмыкнул. Перепрыгивая через две ступени, Нагибин стремительно спустился на нижний лестничный пролет и… врезался в рослого седого мужчину.
– Да чтоб тебя!.. – рявкнул тот, ощутив толчок в спину.
– Извините! – громко произнес изумленный подросток.
Напарники продолжили путь к выходу из дома, прилично обогнав Гришку; широкие сутулые плечи развернувшегося на площадке незнакомца, на которые была накинута мешковатая спецовка, и напоминающий шкаф торс больше не скрывали от взора Нагибина носилок. У подростка на мгновение перехватило дыхание, Гришка самозабвенно последовал за незнакомцами до самой труповозки, припаркованной рядом с пятиэтажкой.
Бледное лицо казалось восковым и умиротворенным, веки кто-то прикрыл, челюсть покойника была подвязана белым шелковым платком. «Я и не знал, что беспокойным соседом моего отца был Павел Соболев. Черт… – первая мысль, возникшая в сознании Нагибина, вызывала смятение и тоску, вторая же дарила пугающее спокойствие. – Ему больше не больно».
***
Мальчишки договорились прийти в понедельник в школу пораньше и продолжить партию. Это обещание утратило смысл, но Гришка, повинуясь необъяснимому внутреннему порыву, все-таки сдержал слово. Подросток открыл дверцу шкафчика, сцапал лежавший на шахматной доске сложенный лист, на котором Соболев написал свой следующий ход, и торопливо, словно избавлял вкусную конфету от обертки, расправил бумагу. Взгляд Нагибина заскользил по строкам, выведенным аккуратным почерком: «Предлагаю ничью». Гришка понял, что Павел не собирался продолжать игру, в которой, несомненно, одержал бы победу над одноклассником-хулиганом. Слезы предательски подступили к глазам, Нагибин разозлился на себя за проявление слабости и, сжав ладонь в кулак, скомкал лист, но не выбросил его, а, опомнившись, раскрыл грузный портфель и поместил послание Соболева в пенал, чтобы сохранить.
Классный руководитель, завуч и учителя-предметники обсуждали произошедшее с Павлом несчастье, взрослые не смотрели по сторонам и не особо беспокоились о том, что дети могут услышать что-то лишнее. Трагедия обрастала новыми подробностями. Оказалось, что до обеда новичок держался достойно и вел себя непринужденно, а ночью от лютой боли неизлечимо больного мальчишку не спасали даже сильные обезболивающие. Павел хотел быть нормальным, проводить время в обществе сверстников, не сближаясь с ними по-настоящему, чтобы ребята не успели привыкнуть к компании новичка и сильно не тосковали после его исчезновения, да просто жить хотел, сталкиваясь с мелочными подростковыми проблемами.
– «Нам не по пути…» – пробормотал Гришка, «погружаясь» в очередной суетный день, в котором не было места для Павла Соболева, – так новичок сказал. Он не ошибся.
Ничья? Нет. Иногда дальнобойную фигуру приносят в жертву лишь для того, чтобы потом поставить чужому королю мат.
Дебют
Тогда. Восемнадцать лет спустя.
Стена густого тумана выросла из ниоткуда. «Отрава» с кислотным ароматом расползлась по являвшемуся теперь небольшой сотой Улья клочку земли. Свежаки вдохнули споры. Паразиты нашли новых носителей – процесс обращения людей в тварей был запущен.
В скопированном кластере погас свет, пропала мобильная связь, вода больше не шумела в трубах, газовые приборы вышли из строя. Жизнь словно остановилась, чтобы в предрассветные часы забурлить с новой неистовой силой и, окрашивая обломки старого мира в алый цвет, развеять самые смелые иллюзии наивных иммунных на нормальное существование.
К тридцати двум годам Григорий Нагибин ничего не добился: стабильная, но чертовски ничтожная зарплата, пристрастие к дешевому забористому алкоголю, посредственность… Из достоинств – свой «угол», унаследованный от скончавшегося несколько лет назад отца, да брутальная внешность, на которую западали женщины-однодневки, заинтересованные лишь в качественном сексе. Представительницы прекрасного пола довольно быстро замечали тянувшиеся шлейфом за пылким, но ненадежным любовником бесперспективность и ущербность и сбегали к безобразным и более зрелым «денежным мешкам».
Бывшая одноклассница Григория лениво перевернулась на правый бок, из-за этого одеяло соскользнуло с покрытого испариной плеча и упругой груди стройной блондинки. Раньше Ирина Захарова не задерживалась у любовника до утра; несмотря на то что ее супруг все еще находился в очередной командировке, женщина осторожничала и… слишком любила комфорт, которого в старой допотопной квартире Нагибина не ощущала, но вызвать по телефону такси не получилось – сигнала не было, да и голова у Ирины раскалывалась так, будто женщина получила черепно-мозговую травму. Нагибин, конечно же, обрадовался тому, что любовница заночевала у него, Ирина же ощутила укол совести: женщина считала проявлением жестокости дарить Григорию ложную надежду на то, что банальная дружба с привилегиями может перерасти в серьезные отношения.
Когда изучавший точеные черты лица Ирины Нагибин запечатлел на лбу женщины легкий поцелуй, любовница произнесла:
– Я не уйду от мужа.
– Знаю, – в тихом голосе Григория угадывалась грусть.
Ладонь Иры легла на пресс мужчины, а затем сместилась ниже. Женщина привыкла утешать и сглаживать назревающие конфликты близостью. Нагибин не повелся на бабские манипуляции: мужчина отстранился от Иры и поднялся с постели.
– Мне пора собираться на работу, – сообщил Нагибин, направляясь в ванную комнату. – Отдыхай. Еще рано, а ты далеко не «жаворонок». Запасные ключи на холодильнике!
«Гришка меня сейчас что, продинамил?!» – Захарова разинула рот от изумления.
Вода так и не зашумела. Открытый кран даже не шипел.
«Так просто Нагибин от меня не отделается! – не привыкшая к отказам и поражениям женщина последовала за любовником и споткнулась на ровном месте: координация движений была нарушена; «картинка» перед глазами Ирины завертелась. – Что за черт?!»
***
Нагибин тронул пальцами выключатель – ничего не произошло, свет так и не дали. Вторым неприятным сюрпризом было то, что уменьшение напора воды ранее случилось из-за того, что жидкость просто стекала по трубам: воду тоже отключили. «Отлично!» – настроение мужчины скатилось до критической отметки.
Григорий на мгновение задержался возле висевшего над умывальником зеркала и безмолвного открытого крана. Мужчина хлопнул ладонью по рычагу, тот опустился.
Вскрик, глухой удар, один, второй… Стояк сотрясался, мелкие фрагменты побелки отслаивались от стен и потолка и белым снегом падали на кафельный пол. Гортанное урчание и звуки борьбы, доносившиеся из соседней квартиры, насторожили Нагибина, а последовавший за ними женский плач побудил мужчину к действиям. Григорий выскочил из ванной комнаты, увернулся от рук желавшей заключить любовника в объятия Ирины и по коридору помчался к входной двери. Нагибин понимал, что, если не вмешаться сейчас и не припугнуть избивающего свою супругу буйного жильца перспективой повидаться с участковым, сосед-квартирант прикончит женщину. Григорий добрался до створки, дважды провернул защелку и толкнул дверь. Мужчина перешагнул порог, а потом забарабанил по железной створке и грозно пробасил:
– Немедленно откройте дверь! Или я вызову полицию!
Ответом был нечленораздельный рокот, сопровождающийся возней и грохотом.
Шлепанье босых ног. Сбивчивое дыхание. Щелчок. Дверь подалась вперед. Из образовавшейся между ней и откосом щели практически вывалилась стройная потрепанная брюнетка – Мария Журавлева. Ее простой короткий халатик был разорван: молния на нем разошлась, превратившаяся в лохмотья ткань больше не закрывала «украшенное» оттиском зубов и кровоподтеками плечо молодой женщины, которую Григорий подхватил на руки.
– Ко мне! Давай! – скомандовал Нагибин, подгоняя заторможенную брюнетку.
Садист, крупный мужчина, подволакивая травмированную во время схватки с супругой правую ногу, сокращал дистанцию со своей жертвой и ее защитником. С губ соседа на волевой подбородок стекала вязкая вспененная розовая слюна, глаза садиста были подернуты тьмой, а черты угловатого лица – искажены гримасой звериной свирепости. Недолгий зрительный контакт с обезумевшим соседом заставил Григория усомниться в том, что садист – человек.
Нагибин и соседка скрылись от прожорливой твари в жилище Григория и испытали облегчение, когда притянутая Нагибиным створка соприкоснулась с дверной коробкой, запуская закрывающий замок механизм. Супруг Марии не ломился к соседу: выбравшийся на лестничную площадку садист, потеряв дичь из виду, начал растерянно раскачиваться, перекатываясь с пятки на носок, и издавать нагнетающий ужас бессловесный монотонный «гимн» смерти.
Григорий приник к глазку, мужчина не верил в то, что ему и брюнетке удалось так легко отделаться от преследователя. Нагибин повернулся к Марии, для того чтобы ободряюще улыбнуться женщине, но осекся, заметив, что та впала в оцепенение. Мария боялась шелохнуться и привлечь к себе внимание привалившейся к стене и подрагивающей голой любовницы Григория. Ирина, словно нацепив смирительную рубашку, обхватила себя руками и изогнутыми пальцами расчесывала свои плечи. У Нагибина все внутри оборвалось, так как еще недавно радужки его любовницы были голубыми и колкими, а сейчас их затянула черная пленка безразличия.
***
Размеренная поступь того, кто не желал скрываться от тварей, а, напротив, планировал методично зачистить подъезд, привлекла внимание бесцельно слонявшегося по опустевшей лестничной площадке безумного прожорливого садиста. Он звучно заурчал. Этот сигнал, как ненавязчивое приглашение к шведскому столу, заставил пребывающую в трансе Ирину встрепенуться. Женщина вскинула голову и, распахнув искривленный рот, выпустила из глотки утробный клокочущий звук. Мутанты набросились на иммунных практически одновременно, лишь прочное железное полотно двери отделяло друг от друга остервенело ревущих существ, пытающихся схарчить не поглощенных паразитом Улья людей.
***
Подъезд огласил выстрел. Нагибин непроизвольно вздрогнул и отпрянул от створки. Спасенная соседка заверещала, так как Ирина врезалась в нее и обхватила трепыхающуюся жертву руками, а после вцепилась зубами в щеку женщины. «Еда» и любовница Григория повалились на пол.
Когда пуля продырявила череп супруга Марии, кровавые ошметки взметнулись в воздух и врезались в стену и темно-коричневую дверь, а потом заскользили вниз, оставляя на поверхности разводы, напоминающие причудливые готические узоры. Туша грохнулась на ступени и сползла по ним к ногам спокойного стрелка. Он, перешагнув через труп, продолжил подъем.
Нагибин отреагировал запоздало: из-за потрясения и головной боли мужчина плохо соображал, поэтому он наклонился, сгреб в пятерню длинные светлые волосы Ирины и дернул пряди на себя. Григорию удалось стащить любовницу с неистово вопящей соседки, вот только кусок плоти брюнетки остался в пасти Ирины. Любовница шумно сглотнула – склизкое от крови и слез жертвы «лакомство» провалилось в пищевод Ирины. Мужчина, как непослушную собаку на поводке, удерживал беснующую любовницу за волосы, а соседка судорожно дышала и прижимала ладонь к зияющей на лице рваной ране. Ирина извивалась и размахивала конечностями; длинные наращённые ногти блондинки, не повредив кожу Марии, оставили лишь светлые дорожки на голени отползшей в сторону соседки.
Замок дважды щелкнул; створка со скрипом распахнулась; в квартиру Григория, как к себе домой, проник незнакомец в тактической одежде. Он убрал в нагрудный карман ключ, похожий на тот, которым пользовался Нагибин, только пластиковая головка у «открывашки» была более темной и блестящей.
– О! А у вас тут весело! – протянул молодой боец, а после он вынул из набедренной кобуры пистолет и вышиб любовнице Григория мозги.
Гамбит
Тогда.
Нагибин моргнул раз, другой. Ирина больше не шевелилась, но мужчина по инерции продолжал удерживать за волосы обмякшую покойницу, в глазу которой зияла дыра. Пулевое отверстие расширялось на выходе из черепа. Чавкающий звук, едва различимый треск – от сильно поврежденной головы Ирины начал отделяться скальп; это привело Григория в чувство, мужчина разжал кулак: светлые локоны болтавшейся в воздухе любовницы выскользнули из пальцев Нагибина – и хрупкое тело шмякнулось на пол. Вжавшаяся в стену Мария сдавленно простонала. В глазах соседки плескался сводящий с ума ужас, и боялась брюнетка незнакомца.
– Что уставились? Жалко… – заговорил боец; он ненадолго задумался, а потом, подобрав нейтральное слово, предположил: – подружку?
Ответов не последовало, свежаки пребывали в шоковом состоянии, поэтому чужак продолжил:
– Ваша знакомая из-за заражения спорами и спровоцированной паразитом мутации перестала быть человеком, – сообщил боец; постучав стволом пистолета по бедру, незнакомец добавил: – Возможно, и вы скоро заурчите и пополните ряды голодных тварей. Но не переживайте: в магазине и для вас найдутся патроны.
Марию начала бить мелкая дрожь.
Григорий обратился к незваному гостю:
– Кто ты такой и как попал в мою квартиру?
– Не узнал меня, Гришка? – неподдельно удивился собеседник. – Я пришел из-за того, что твой двойник разрешил мне наведываться сюда в любое время и даже отдал мне ключ от своей хаты, потому что осознавал, что медленно обращается в пустыша. Как видишь, я воспользовался прощальным подарком.
Нагибин смутился и присмотрелся к гостю, слова которого вызывали шквал негодования. Светлые волосы бойца, его приятные черты лица, открытый и несколько насмешливый взгляд, манера держаться прямо и уверенно, аристократическая бледность и изысканность выдающих в человеке породу жестов напомнили Григорию о сопернике, некогда великодушно предложившем хулигану ничью, чтобы Нагибин не ударил лицом в грязь перед своей «свитой».
– Павел? Нет. Это бред! Ты же умер! Я видел твой труп… – зачастил мужчина. Он отметил, что Павел Соболев сейчас не являлся его ровесником: гость был моложе Григория лет на пять – семь.
– Оригинал действительно скончался: каждая копия Нагибина мне об этом рассказывает. Многие свежаки считают настоящим адом человеческий Улей, в который вас занесло из-за кисляка – едкого зловонного тумана, а я радуюсь каждому новому дню, проведенному в исцелившем меня от неизлечимой болезни «пристанище», так как в обычном мире для Павла Соболева не нашлось места, – речь бойца изобиловала непонятными Нагибину терминами и формулировками. – Теперь меня зовут Шах. Забудь мое старое имя, Гришка.
***
– Идите в зал, – посоветовал Шах свежакам; когда они скрылись из виду, боец перетащил труп блондинки в подъезд. Там Шах ненадолго задержался.
Бум. Бум. Запертая дверь, о которую кто-то в отупении бился лбом, скрадывала размеренный стук. Бум. Бум. Боец приложил к отделяющему его от глухо урчащей и порыкивающей твари металлу ладонь и ощутил легкую вибрацию при очередном толчке с другой стороны. Бум. Сколько бы раз Шах ни приходил в свой кластер, боец не успевал пересечься с матерью до того, как женщина растеряет остатки человечности. Шах нехотя отстранился от створки, ведущей в квартиру его матери, и вернулся в неказистое холостяцкое жилище Нагибина. Боец предпринял меры предосторожности, заперев дверь на замок и щеколду, и, не снимая ботинок, зашагал к пока не обратившимся копиям.
Мария сидела на диване, обхватив себя руками, и рыдала. Истерика началась, когда женщина увидела свое отражение в зеркале шкафа-купе. Мария шмыгала раскрасневшимся носом и бормотала:
– Мое лицо!.. На нем останется шрам.
Григорий растерянно чесал затылок, мужчина не спешил утешать брюнетку, так как не хотел ей врать: оторвавшая кусок плоти от жертвы Ирина действительно сильно изуродовала Марию.
– Ошибаешься, – обратился к поникшей женщине застывший в дверном проеме Шах. – В Улье можно отрастить даже оторванную конечность. Рваная рана на твоей щеке затянется через несколько дней, если, конечно, ты иммунная.
Мария притихла, ее дыхание выровнялось. Нагибина уже тогда насторожило то, что женщина не из-за заразившегося какой-то дрянью свихнувшегося мужа переживает, а озабочена своей внешностью, но мужчина впоследствии легко позабыл о первом тревожном звоночке, так как эффектной брюнетке можно было простить любой эгоистичный поступок, нет, почти любой.
***
Молодой и утонченный боец, улучшенная версия нелюдимого и физически слабого Павла Соболева, настоял на том, чтобы свежаки выпили живчика. Шах передал копиям свою флягу и беззлобно усмехнулся, когда свежаки, угостившись, скорчили умилительные рожицы от отвращения. Боец разместился в кресле и принялся посвящать Григория и Марию в реалии места, в которое свежаков забросила очередная перезагрузка.
– Вы угодили в быстрый кластер, в нем копирование клочка земли и людей из обычного мира происходит со смещением во времени, – Шах перевел взгляд на мужчину. – Каждый твой двойник, с которым я имел дело, становился старше предыдущего. Наверное, если у меня опять возникнет необходимость наведаться в данную соту, я застану в этой хате одряхлевшую немощную копию Гришки Нагибина. Надеюсь, мне не придется снова тебя убивать…
– Что? – Григорий ошалело уставился на беспардонного гостя.
– Раньше ты не был иммунным и начинал урчать, – пожав плечами, лениво пояснил Шах. Он погрузился в раздумья, а затем задал Нагибину странный вопрос: – Помнишь нашу первую игру в шахматы?
– Да, – рассеянно ответил мужчина и добавил тихо: – Первую и последнюю…
– Только для тебя, – боец поднялся на ноги, приблизился к старому комоду, выдвинув средний ящик, достал оттуда размеченную черными и светлыми квадратами деревянную коробку, наполненную фигурами, и, как погремушку, встряхнул находку. Хорошо ориентирующийся в квартире бывшего одноклассника Шах признался: – Твои двойники всегда предлагали мне сыграть. И в школьные годы, и после того, как стал рейдером, я с помощью ферзевого гамбита усыплял бдительность соперников и одерживал победы, поэтому я окрещу тебя Гамбитом.
На угрюмой физиономии Нагибина отразилось лютое непонимание.
– Мужчине в Улье нельзя жить под старым именем. Обычно бывалые рейдеры дают спасенным свежакам характеризующие крестников прозвища, которые вытесняют прежние «инициалы», – продолжил оглашать перечень нудных постулатов нового мира гость.
– Мне тоже придется привыкать к новому имени? – робко спросила брюнетка.
– Необязательно. Женщин в Улье мало, этот фактор наделяет слабый пол определенными привилегиями, – тон Шаха смягчился, когда он посмотрел на незнакомку. – Как тебя зовут?
– Мария, – прикрывая прядью волос обезображенную щеку, пролепетала женщина.
– Красивое имя. Оставь его, – порекомендовал боец.
Брюнетка кивнула.
При перезагрузках кластера Шах точно не пересекался с Марией, поэтому боец решил, что женщина въехала в этот дом не так давно.
– Вы вместе? – самозабвенно уточнил гость.
Свежаки поспешно и почти одновременно выпалили:
– Нет!
– Ладно. Переоденьтесь в подходящие для долгого похода вещи и соберите продукты и бутылки с водой, если ее запасы имеются, – сменил тему Шах. – Если не выдвинемся в дорогу сейчас, то придется иметь дело с отожравшимися до следующей стадии эволюции зараженными.
Григорий и Мария засуетились. Нагибин одолжил женщине свой темный спортивный костюм. Соседка удалилась на кухню и быстро «упаковалась» в чужие вещи. Мария сильно затянула шнуры, чтобы пояс брюк не спадал, и подвернула слишком длинные штанины. Нагибин надел водолазку и джинсы, а затем закинул в рюкзак рейдера еду и несколько жестяных банок пива: пойла без градусов в «берлоге» холостяка не нашлось.
Свежаки поплелись за Шахом в замазанный кровью Ирины коридор. Боец открыл дверь и первым вышел на лестничную площадку.
Бум. Бум.
– Ур-р-р… – протяжно стонали запертые в бетонных коробках твари, они были обречены на голодную смерть.
– В подъезде безопасно, – оповестил копий Шах, и те покинули «убежище».
Женщина на минуту заскочила в прихожую соседней квартиры, которую снимала вместе с супругом, заменила свои комнатные тапочки на удобные кроссовки и догнала спутников.
К горлу Григория подступил ком, когда мужчина вновь увидел тело застреленной рейдером любовницы, Мария же переступила через труп мужа без сожалений. Эта восхищающая невозмутимость женщины и овладевшее ее разумом безразличие должны были серьезно озадачить Нагибина, но, погруженный в свои безрадостные мысли, он не придал произошедшему особого значения.
Ферзевый мат
Тогда.
Шах обещал отвести свежаков в стаб. После двухнедельных скитаний странники были близки к цели, но миграция развитых мутантов и поломка второго угнанного транспорта внесли корректировку в планы бывалого рейдера, выполнявшего роль поводыря; выживальщикам пришлось пешком делать большой крюк. Прогулка отняла много сил; Шах осознал, что еще чуть-чуть… и члены его небольшого отряда свалятся с ног от усталости, поэтому предложил устроить привал. Свежаки и заносчивый лидер свернули на обочину и, перемахнув через затруднявший продвижение в чащу бурелом, отыскали под кронами лип приемлемое для временного лагеря место.
«Оседлав» ствол поваленного дерева, отряд принялся деловито освобождать рюкзак с припасами от части тяжелых консервных банок. Кильку в томатном соусе и хлебцы выживальщики «приговорили» молча: «забивать эфир» пустым трепом не хотелось, сказывалось моральное и физическое истощение. Гамбит украдкой поглядывал на Марию; рваная рана на ее щеке затянулась; шрама на миловидном лице женщины не осталось: Улей не просто исцелил Марию, а улучшил ее «исходные данные»; в этом жутком месте природное обаяние женщины усилилось: оно, подобно оголенному проводу, вызывало «искры» и наполняло грудь свежака теплом и желанием обладать моложавой брюнеткой.
По липняку, погруженному в спасающий от солнечных лучей полумрак, заскользили крохотные призрачные силуэты клубящегося в низинах кисляка. Ощутив резкий химический запах, Шах вздрогнул и выронил из рук практически полную жестянку. Банка упала на цилиндрический бок и покатилась по земле, подливка выплеснулась на втоптанную в грязь траву. Бурые пятна, напоминающие кровь, замерев на тусклой зелени, создали тошнотворный контраст.
