Сердце ведьмы

– Ты умница, Маруся. Не стесняйся и не робей! Мы тут все – твои друзья, и я тоже.

Маруся почувствовала, как на нее устремилось множество взглядов ребят, некоторые были дружелюбными, другие – насмешливыми, третьи – завистливыми. Маруся покраснела, как спелый помидор, и уставилась в парту. Как уж тут не оробеть, когда учительница из всех тридцати трех учеников обратилась по имени к ней одной!

После третьего урока учеников накормили горячей похлебкой. Обед для всех стал настоящим праздником. Почти все ребята были голодными. Многие из них были из бедных семей, они не завтракали и не ужинали дома. Единственной горячей пищей за весь день для них стала школьная похлебка.

Бабушка Надя, варившая обеды для учеников, вышла к ребятам во время обеда и погладила их всех по очереди по головам. От нее исходило доброе, материнское тепло, которого многим не хватало. И пахла она, как мама – чем-то съедобным и вкусным. От того, что бабушка Надя была заботливой, внимательной и пахла едой, ее все любили, ребятам она была будто родная. Многие после еды обнимали ее в знак особой благодарности. Марусе тоже захотелось обнять старенькую повариху за широкую талию, но она постеснялась подойти к ней.

Для Маруси школьная похлебка тоже была единственной горячей пищей за весь день. Отец предупреждал, что всю неделю ужинать ей придется домашними сухарями. Девочку это не пугало – она и дома не очень-то много ела, да, к тому же, у нее был с собой припасен целый мешочек сухарей, которые она привезла из дома. Матушка насушила их в печи специально для нее. Дома Марусе так хотелось попробовать хоть один ароматный сухарик, но матушка не разрешала.

– Это тебе на учебу! – строго сказала она и погрозила Марусе пальцем.

Однажды Маруся все-таки не выдержала и стащила с печи один сухарь – ароматную ржаную корочку. Матушка увидела это и больно стукнула ее по руке.

– Не имей привычки брать без спроса! – прикрикнула она, укоризненно глядя на Марусю.

Девочке стало стыдно и больше сухари она не трогала. Но теперь мысль о полном мешочке согревала ее, когда она возвращалась после уроков в дом попадьи. Она хранила сухари, брала на ужин по одной или две штуки. Но неожиданно к середине недели полный мешок сухарей опустел.

"Как же я так не рассчитала? Ведь совсем понемногу брала! Не во сне же я их съела?” – недоумевала Маруся, глядя на сухие крошки на дне мешочка.

Ей стало до того обидно, что слезы выступили на глазах.

В четверг вечером Маруся учила уроки. Желудок ее требовательно урчал. Она то и дело косилась на свежий ржаной каравай, оставленный попадьей на столе остывать, но ничего хозяйского на кухне ей трогать было нельзя, а уж тем более есть еду попадьи. Даже представить страшно, что ей за это будет!

Маруся прислушалась. Из комнаты попадьи слышалась монотонная речь, которая то становилась громче, то переходила на шепот. Женщина молилась целыми вечерами, до самой поздней ночи. Маруся знала, что в ближайшее время она не выйдет из своей комнаты. Поэтому она встала, подошла к караваю и с наслаждением вдохнула сладкий аромат свежего хлеба. Ей хотелось отщипнуть от каравая хоть крошечку, и она едва сдержалась, чтобы не сделать этого. Соблазн был силен, но страх был еще сильнее. Сглотнув слюну, Маруся отошла от стола и легла на лавку.

Попадья вышла из комнаты со свечой в руках уже тогда, когда Маруся лежала на лавке и пыталась уснуть. Крепко зажмурив глаза, чтобы попадья не подумала, что она за ней подглядывает, девочка слушала, как шелестит длинное черное платье по кухне. До носа ее донесся горький запах воска и ладана. Этот запах доносился из комнаты попадьи, и от нее самой тоже всегда так пахло. Несколько раз попадья подходила к девочке очень близко, склонялась над ней, видимо, чтобы проверить, спит ли она. В эти моменты Марусе становилось очень страшно. Она начинала дрожать и боялась, что женщина заметит это и отругает ее.

Походив со свечой по кухне, попадья убрала каравай в плетеную хлебницу и, наконец, ушла. Маруся вздохнула с облегчением, повернулась на бок, но и тогда не смогла уснуть. Живот урчал, голод прогонял сон прочь.

"Господи, хоть бы уснуть поскорее", – взмолилась про себя Маруся.

Но, как назло, ночью дом наполнялся странными звуками: то и дело скрипели старые половицы, и вдобавок кто-то постоянно скребся и шуршал под полом. И вот теперь Марусе вдруг показалось, что она слышит какой-то неразборчивый шепот, но откуда он доносится, она так и не смогла определить. Привстав на лавке, она прислушалась, а потом громко прошептала:

– Эй, кто здесь?

Никто не откликнулся, и вскоре шепот прекратился. Но Маруся так и не уснула, пролежала до самого утра, накрывшись с головой одеялом и дрожа всем телом от страха.

***

– Ночью под полом все время кто-то скребся, – сказала Маруся на утро попадье, – вы слышали?

– Это мыши! Одолели совсем окаянные, – попадья пристально посмотрела на Марусю, – Ты не бойся, у меня под полом отрава разложена, на кухню точно не проберутся.

Женщина нагнулась и заглянула под Марусину лавку. И тут же лицо ее потемнело от ярости.

– Это что такое? – закричала она.

Выпрямившись, она схватила Марусю за рукав платья и толкнула ее на пол. Маруся упала на колени и больно стукнулась лбом об лавку.

– Это что там у тебя под лавкой? Крошки? – снова закричала попадья.

Маруся заглянула под лавку и увидела, что ее мешочек для сухарей лежит вывернутый наизнанку, и крошки рассыпались по полу.

– Да как же так? Это не я! – воскликнула Маруся.

Она и вправду удивилась, ведь прекрасно помнила, что вечером аккуратно завязала мешочек и положила на пол. Кто же его так разворошил? Маруся взглянула на попадью, которая уже стояла у печи с розгой в руках. Она смотрела на Марусю злыми глазами.

– Клянусь, это не я! Мне за собой убрать не сложно! Может, это мыши? Всю ночь скреблись! – с мольбой в голосе проговорила Маруся, чувствуя, что сейчас разрыдается от страха.

Попадья подошла к ней, схватила за шиворот и легонько встряхнула. А потом, отпустив Марусю, она небрежно бросила розгу на пол.

– На первый раз прощаю. Бери веник и прибирай за собой.

Маруся тут же подбежала к печи, схватила из угла растрепанный веник и стала яростно заметать рассыпанные под лавкой крошки.

– Но больше поблажек не будет. Так и знай.

Сказав это, попадья взяла с плиты кипящий чайник и унесла его в свою комнату. Маруся замела крошки, бросила их в печь и судорожно вздохнула. А потом взглянула на часы и засуетилась, начала торопливо одеваться, чтобы не опоздать в школу.

***

Несмотря на то, что в доме попадьи Марусе было грустно, неуютно, а порой даже страшно, она все равно испытывала любопытство. Закрытая дверь в комнату, где жила попадья со своими дочками, была ей недоступной и от того казалась очень загадочной. Марусе интересно было узнать, что скрывается за закрытыми дверями и какие они, эти, невидимые ей, больные девочки, что живут там в четырех стенах, не выходя из комнаты и не видя белого света.

“Интересно, сколько им лет? Может столько же, сколько мне? А, может, не такие уж они и больные и хотят подружиться со мной, да им не разрешает строгая мать? Конечно! Попробуй-ка, ослушайся такую мамашу! Запорет до смерти своей розгой за непослушание!” – так думала про себя Маруся.

Ей было любопытно, но она не смела подходить к закрытой двери даже тогда, когда попадьи не было дома. Длинные ивовые розги стояли на самом виду, напоминая о том, что расправа за проступки, в случае чего, будет жестокой и беспощадной. И больше попадья не даст Марусе никаких поблажек. Поэтому девочка просто смотрела на дверь и фантазировала перед сном, что она может за собою скрывать…

Часть 2. Желанные сухари

– Ты, говорят, живешь на квартире у Елены Алексеевны? – как-то спросила Марусю учительница Катерина Ивановна, взглянув в сторону девочки своими красивыми зелеными глазами.

Маруся смутилась, покраснела и молча кивнула.

– Расскажи, Маруся, хорошо ли ты у нее устроилась? Удобно ли тебе? Спокойно ли спишь по ночам? А то, смотрю, ты по утрам иногда бледная бываешь, вон и тени под глазами появились.

Катерина Ивановна подошла к Марусе совсем близко и ласково погладила её по голове.

Маруся пожала плечами. Ей не хотелось жаловаться на попадью. Если отец или матушка узнают, что она плохо о ней сказала – будут злиться, может, даже накажут.

– Все хорошо, у меня там свой угол, сплю на лавке в кухне, – тихо проговорила Маруся, уставившись в пол.

– По родителям, небось, сильно скучаешь? – снова спросила Катерина Ивановна, и в голосе ее прозвучало искреннее понимание.

Маруся кивнула, громко шмыгнула носом. От напоминания об отце и матери на глазах у нее сразу же выступили слезы.

– Не переживай и не стесняйся своих чувств, Маруся. Все скучают по родным, даже если расстаются не надолго! Я ведь так же, как ты, когда училась, жила у чужих людей. Так что мне понятны твои чувства, Марусенька! Не стыдись их. А если будет совсем худо, приходи ко мне – попьем чаю, поговорим!

Учительница обняла Марусю и звонко поцеловала ее в макушку. Маруся совсем не ожидала от нее такой искренней ласки, даже плакать передумала.