Штрафной круг, Любушкина!

Форму я и впрямь подрастеряла, да и курение, что уж говорить, явно не идет мне на пользу.

С такими показателями даже добродушный Андрей Анатольевич не поставил бы мне зачета.

– На сегодня урок окончен. Товарищей не сдавших, должников, желающих пересдать нормативы, жду каждый день после шести часов здесь на стадионе. Если остались какие-то вопросы – задавайте.

– Сергей Викторович, – лилейным голоском пропела главная цаца нашего класса и всей параллели, – а у Вас есть жена?

– Кхм, – было видно, что на некоторое время педагог растерялся. На щеках выступил румянец, а взгляд под напором хихикающего класса заметался из стороны в сторону. Но Воронов быстро взял себя в руки. – Давайте так: во избежание сплетен и слухов отвечаю один раз и откровенно. В официальных отношениях я не состою, мне двадцать один год, я заканчиваю педагогический колледж. Больше вопросов, не связанных с учебой, не принимаю. Потому как моя личная жизнь вас никогда и никак не коснется, это гарантирую.

– Душнила, – буркнула Лиза.

– Гей, – поддакнула её боевая подружка.

Мне, если честно, до личной жизни нашего физрука не было никакого дела. Хоть женат, хоть гей, хоть все сразу.

Зато я поняла, что он и впрямь молод, к тому же пока без образования. Но это ладно, это мы стерпеть можем.

Радует, что он открыто заявил о том, что тема личной жизни – табу. Может быть, и о прецеденте со мной забудет? Все же это был момент, никак не связанный с учебой. Да я даже не знала, что он мой педагог!

– Всем до свидания, хорошего дня. Любушкина, задержись.

Да что же он привязался ко мне?! Может в самом деле влюбился?

Ага, Машка, с первого взгляда влюбился в твои тоненькие ножки, нескладную фигурку и жиденький хвостик волос цвета мокрой мыши!

– Да, Сергей Викторович.

– Ваш прошлый педагог передал мне оценки, которые должны выйти у учеников. Напротив тебя стоит пятерка, боюсь даже представить по какой причине…

– На медаль иду, – буркнула я. – Только физкультура мешает.

– Понятно все с тобой. Ну аттестат портить не буду, не зверь ведь я. Но хотя бы сдать нормативы надо. За красивые глазки оценку ставить не буду.

– А у меня красивые глазки? – боже, что я несу?!

Никогда не флиртовала с парнями, а тем более с педагогами. Но тут что-то посмотрела на него, почувствовала близко горячее дыхание, и внутренняя женщина сама дала волю эмоциям.

Но я уже шикнула на нее, чтобы не высовывалась!

– Не нужно со мной флиртовать, – тут же осек педагог.

– Ой, да я даже не начинала! – ну вот снова! Куда лезет эта неугомонная?

– В общем, советую прийти в шесть. Может хоть тридцать метров сдашь.

– Хорошо, Сергей Викторович. Могу идти? – он кивнул, отвернулся и потерял ко мне всякий интерес.

Посетовав на здоровье нашего бывшего физрука, теперь коротавшего время в больнице, я поплелась со стадиона в раздевалку.

А ведь Андрей Анатольевич тоже курил. Я его без сигареты, пожалуй, уже и не помню. Может от этого и загнулся?

Надо бы бросать, ей богу надо. Вот сдам экзамены, стрессы закончатся, тогда и брошу. Опять же результатов долго ждать – тоже процесс не из спокойных. Брошу после объявления баллов! А там поступление…

Вопрос здоровых легких был отодвинут на второй план. Сейчас мои мысли занимала только предстоящая контрольная по истории.

– Саша? – приземляясь на последнюю парту в первом ряду, я кое-как узнала в этом клетчатом безобразии свою подругу.

Саня никогда не отличалась женственностью, но безразмерная рубаха в крупную клетку, черная кепка и здоровенные мешки под глазами были слишком даже для нее.

– Ага. Она самая.

– Ты из какой норы вылезла? – робко уточнила я.

– Из своей родной. Бобрикова сказала, что не видать мне тройки, если эту контрольную не напишу. Так что сейчас спишу быстренько, и обратно к себе в нору, – Саша поглубже укуталась в рубаху, которая служила ей, судя по всему, коконом и одеждой, и прикрыла глаза.

У подруги был довольно специфический подход к подготовке к экзаменам. Два года она не делала ровным счетом ничего, даже не удосужилась определиться с предметами, которые будет сдавать.

А вот в феврале эту оторву посетила мысль стать венерологом.

От такого заявления в метафорический обморок впали я, наша биологичка и вся мужская половина класса.

Но Саша решение приняла один раз и навсегда, так что вот уже четвертый месяц отрывала голову от учебных пособий лишь изредка.

– Контрольные во второй половине мая. С ума она что ли сошла?

– Да я ее контрольные в гробу видал!

– Неймется ей что ли вместе со сталинскими репрессиями?

Одноклассники, не имеющие никакого отношения к истории, ворчали и занимали последние парты. Некоторые уселись даже на стулья, которые стояли у стены в качестве запасных.

В первых рядах как всегда гордо восседали наши гуманитарии, надежда и опора класса, по мнению Бобриковой Нины Федоровны. Учительница была убеждена, что только светлые умы, красноречие и сила слова движут общество вперед.

Все физматы класса только похихикивали. Ну да, да, зачем нам физики, химики и инженеры? Пусть филологи страну развивают.

– Ой, у нас галерка пользуется большей популярностью, чем билеты на концерт Стаса Михайлова, как я посмотрю! – всплеснула руками Бобрикова, как только переступила порог класса.

– А его концерты вообще спросом пользуются? Я думал, за билеты доплачивают, – шутка Антона рисковала стать последним, что он говорил в своей жизни. Нина Федоровна Михайлова ой как любила, но чтобы не отнимать у нас время на написание контрольной, сдержалась и промолчала.

Только, проходя мимо Антона, тихо шикнула:

– Ты сначала добейся того, чего он добился, а потом хохми!

Каждый в классе получил вариант контрольной работы, распечатанный аж на десяти листах.

Да Толстой на написание «Войны и мира» меньше бумаги потратил, чем Бобрикова на наши тесты.

– Все как обычно: пишем работу один астрономический час. Потом сдаем, и можете быть свободны. Всем удачи. Лизонька, девочка моя, будь внимательнее. Я знаю, ты можешь на пятерку.