Выйдя на улицу, я заметила машину Феди в двух домах отсюда. Осмотревшись по сторонам, кивнула ему и свернула на соседнюю улицу, где он и подобрал меня.
– Ну что? – взволнованно спросил мужчина.
– Здесь признания, – я достала диктофон из кармана. – Но я их пока не отдам. Ухтманский хочет признаться и вернуть деньги. Что ему светит с чистосердечным признанием?
– С чистосердечным? Ты уговорила его сдаться?..
Казалось, что Федя был настолько же шокирован, насколько я разбита. Мужчина что-то обдумал и наконец сказал:
– Или несколько лет, или условный.
– Обещай, что постараешься выбить для него минимальное наказание. И разговор с психологом. Ему нужен психолог.
– Прониклась к нему теплыми чувствами? – хмыкнул Федя, ударяя по газам.
– Ага, человечность называется. Но ты такого не знаешь. Просто я думала, что должна буду выводить на чистую воду всяких бандитов. А тут… Хороший мужчина с большой раной на сердце. Даже жалко его как-то.
– Нельзя испытывать никаких чувств к обвиняемым. Как и к пациентам. Ты же психолог, должна знать.
Я только тяжело вздохнула. Знать-то знаю, вот только сердце бешено стучит, ощущая человеческую боль.
Может быть, мне и впрямь не нужно было становиться психологом. Я не могу унять сострадания, не могу спрятать свое сочувствие. Проблемы людей будто проходят через меня, прямо сквозь сердце.
И если к гадалке люди приходят с темами, не трогающими душу, то с работой психолога было бы сложнее.
После задания мы поехали в отделение. Появившись там в образе гадалки, я снова шокировала служащих.
– Чего пялишься? Порчу наведу, будешь знать! – молодой сержант отпрянул от меня как от прокаженной, а Черный заржал. Не боится он, видите ли, моего магического амплуа.
В кабинете, пока Федя был занят делами, я смывала с себя косметику. Находиться в образе гадалки за пару дней стало очень непривычно.
Пока умывалась, мне написала мама и пригласила в выходные на ужин. Само собой, об инциденте и своей новой работе я ей не говорила. И как отпроситься у майора тоже не знала. Так что пообещала родительнице дать ответ позже.
– Товарищ майор, разрешите?
– Заходи, Кошечкин. Что там у тебя?
– Заключение патологоанатома и результаты из лаборатории, – парнишка положил документы на стол, окинул меня осторожным взглядом и покинул кабинет.
– Смерть наступила около пяти утра от воздействия цианида на организм. Его остатки были обнаружены в кружке Коровиной…
На несколько минут мы замолчали. Каждый задумывался о своем.
Я вспоминала поведение членов семьи на допросе и прикидывала, кто из них мог покушаться на девушку.
И почему-то мне казалось, что убийцы среди них не было. Мы проходили и психотипы, и портреты убийц. Не подходил никто из семьи на эту роль.
– Завтра снова поедем в особняк, – заключил Федя. – Допросим детей Коровина. И нужно приставить к этой Анне охрану.
– Ты думаешь, её снова захотят убить?
– Если ее хотели убрать, чтобы не делить наследство, сейчас мотив еще сильнее.
Федя ушел, чтобы дать распоряжение приставить полицейских к особняку, а я осталась в кабинете обдумывать происходящее.
Странно, что Коровин в тот вечер взял не свою кружку. С чего бы это? Если он знал, что эта кружка его жены, зачем пил из нее?
Может быть, он был в курсе о покушении на ее жизнь и решил защитить молодую жену, пожертвовав собой?
Но почему убийца не подмел за собой следы? Логичнее было бы избавиться от кружек, чтобы не оставлять улик. Тогда нам было бы сложнее выяснить, в какой именно момент цианид попал в организм Коровина.
Мутное, однако, дело…
– Аля, поехали домой. Хватит с нас на сегодня.
Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстренько собрала свои вещи, перекинула парик через руку и пулей вылетела из кабинета.
Уже сев в машину, решила поговорить с Федей о семейном ужине у моих родителей. Может быть, он сжалится?
– Слушай, тут такое дело… – начала я осторожно. – Какие у тебя планы на вечер субботы?
– Это какое-то предложение провести совместный вечер?
– Нет. Мне просто к родителям на ужин нужно. Я подумала, что ты мог бы отпустить меня к ним на часик…
– Я тебе уже говорил не думать. Тебе это не идет и у тебя не получается, – я глянула на Федю щенячьими глазками, но он не оценил. – Я сказал нет. ты должна быть под моим контролем двадцать четыре часа в сутки.
– Так я и буду! Ты меня привезешь. А потом заберешь через часик.
– Делать мне больше нечего, – хохотнул мужчина. – Сказал нет. Тема закрыта.
Я скрестила руки на груди и отвернулась от Феди к окну. Пусть знает, что я обиделась! Хотя ему, кажется, все равно.
В тишине мы доехали до дома, поужинали картофельной запеканкой с каким-то безумно вкусным соусом.
Я хотела почитать и просто уделить время себе, потому как за последний полгода я почти что забыла каково это любить себя. Но у Феди были другие планы.
– Ко мне сейчас придет девушка, – сообщил он обыденно. – Будь добра, хоть сегодня посиди смирно.
– Твоя девушка? – я вспомнила наш вчерашний поцелуй, и меня прошиб холодный пот. Нет, нет, нет, я не могла целовать занятого мужчину! Для меня это табу.
– Нет, просто девушка.
– А… – ну хоть это радует. – А почему, интересно, тебе можно со всякими девушками развлекаться, а мне даже к родителям на ужин съездить нельзя?
– Может быть, – Федя сделал шаг ко мне, чтобы быть совсем близко, заправил кудрявую прядь рыжих волос за ухо и хищно шепнул, – потому что я законопослушный гражданин, а ты мошенница, которая должна быть под моим контролем?
– Но так нечестно! – от своей беспомощности я топнула ногой и развернулась на сто восемьдесят градусов. – И вообще, себе волосы за ушко заправляй! Меня не трогай.