На скамейке заброшенной, старой
У заваленных хламом ворот,
Одиноко и грустно вздыхая,
Его молодость вечно живет.
Ей мерещится время былое,
Голос звонкий и алый закат,
Счастье прежнее, счастье земное,
Повернувшее стрелки назад.
Пролетевшие дни, как минуты.
Седина и морщин хоровод.
Он придёт к той скамье и, как будто,
Все прошедшее вновь оживет.
Все вернётся: закаты и встречи.
Хлам исчезнет у старых ворот.
Кто сказал, что нас память не лечит?
Только, пусть он как прежде придёт…
Меч
Меч, что мозги у дурака,
Когда достался сердцу злому.
Им машет крепкая рука,
Не отыскав пути иного.
Мечу неважно, он стальной,
Ведь, стали думать не пристало.
И разбираться, кто плохой,
Мечу, увы, резона мало.
А, тот, кто рубит им вот так,
Лишь потому, что выбор ясен,
Признаться, вовсе не дурак,
И тем вдвойне уже опасен.
До боли первая строка!
И зачастую в мире нашем
Мечом таких крепка рука.
А мы, включая дурака,
Под ней спасенья ради пляшем…
Ave
К пепелищу пришедшие, помните,
Здесь не просто вам место погибели!
Не отмоются руки от копоти,
На костях постамент победителей.
Запятнавшим себя посвящается
Альманах сотворенный реальностью.
Не простые картинки листаете
Жизней отнятых будто случайностью.
И чем петь восхваления светлые:
«Аве, Цезарю!» – слов жгучих лава!
Посчитайте истлевших под ветками!
На крови обретённая слава.
Судьба
А ты мне под ноги булыжники и камни,
А ты на голову – то пепел, то песок.
Судьбы моей не заколоченные ставни,
Надменным стуком, но не в окна, а в висок.
До дыр, до корочек зачитанная книга,
Сюжет расписанный, заученный на «пять»,
И боль в висках порой до ужаса, до крика:
Опять все заново, все снова начинать!!!
Я, как и все, прошу судьбу, надежду грея:
Чуть меньше камешки, чуть мягче боль в висок!
Но всем назло я стану крепче и сильнее,
Расчистив камни, с головы стряхнув песок.
Зависть
В дверь постучалась зависть злая.
Прикинувшись вполне удачно,
Дом, в комплиментах засыпая,
Давя на чувства многозначно,
Такою искренней подругой,
Почти блаженной и простой,
Что дом решил, в такую вьюгу
Взять сиротинку на постой.
А ей того и надо было,
Заполнив каждый уголок,
Так жизнь ему поворошила,
Что дом с ней быстро занемог.
Его, то стены раздражали,
То потолок свой неказистый.
Ветра все больше досаждали.
Дом весь прогнил и стал нечистый.
И все скрипел, ворчал и охал