– Вот это другой разговор. А сделать – всего ничего. Тебе надо влезть в доверие к одному человеку.
– За-зачем? – ее неконтролируемо трясло, зубы начали выбивать чечетку.
– Не перебивай! – рявкнул он, сбивая ее истерику.
Но потом перешел на спокойный тон и стал объяснять:
– Задача твоя простая – втереться в доверие к одному мужику. Влезешь ты к нему в постель или как, мне без разницы. Он должен ввести тебя в семью. Когда доберешься до жены его брата, дашь знать. Остальные инструкции получишь потом.
Он говорил, и весь ужас положения вырисовывался постепенно.
– Но кто это? О ком вы?
– Я сказал, не перебивай!
И Настя замолкла на полуслове.
– Я хочу достать Феликса Серова, хочу, чтобы эта старая сволочь корчилась, как уж на сковородке, – с какой-то особой ненавистью проговорил он и стиснул руку в кулак. – Для него дочь – самое дорогое. За нее он отдаст все.
В этот момент Фомин казался сумасшедшим. Потом он словно опомнился, перевел на нее взгляд:
– Имя Марка Савельева тебе говорит о чем-то?
Боже… Ну откуда она могла знать этих людей? Она нервно сглотнула и заставила себя выдавить:
– Нет, я не знаю этого человека.
– Ничего, еще узнаешь, – кивнул тот, глядя на нее, как удав на кролика. – Это бизнесмен такой, женат на дочке Феликса Серова. Вот к его брату ты и подберешься.
И Настя застыла, в ужасе прикрывая рот рукой.
– Но почему я? Я же ничего не делала.
Старик противно усмехнулся:
– Скажем так, у тебя подходящая внешность.
И все это говорил человек, которого Анастасия считала родственником. Тот, кто, по идее, должен был бы защищать ее. Все давно стало абсурдным и было за пределами понимания и логики. Какой-то кошмарный сон.
Если бы не труп, лежавший тут же на столе.
Девушка молчала, понимая, что на самом деле выхода у нее нет. Здесь убили человека, неважно, каким говнюком он был и что при жизни делал. Спишут все на нее – шансов не будет. У них деньги, связи, а у нее… Проклятая специфика этого салона! Кто поверит ей? Все уже решено. Она всего лишь пешка, ею пожертвуют и глазом не моргнут.
Единственная возможность – отсрочить. Там видно будет.
– Если я соглашусь, вы отпустите меня? – спросила Анастасия, нервно комкая полы халата.
– Конечно.
Фомин кивнул. Позвал одного из охранников и пошептал что-то ему на ухо. Тот скользнул по ней липким взглядом, вышел и тут же вернулся, неся в руке какие-то бумаги.
– Отпущу. Если будешь умной девочкой.
Беспомощность полная. Отвращение накатило, ей показалось, комната поплыла.
– И чтобы у тебя не было соблазна обмануть меня, ты подпишешь вот это, – цинично усмехнулся старик, подталкивая в сторону Анастасии документ.
А у нее руки тряслись. После того, как она это подпишет, от нее отстанут. И за это всего-то надо подставить ни в чем не повинного человека…
– Но вы же знаете, что я этого не делала, – попыталась она в последний раз.
– Девочка, ты или подписываешь, или…
– Хорошо, – быстро проговорила она. – Я подпишу.
***
Одна минута чтобы прочитать и подписать. И жизнь ее разом превратилась в какие-то грязные руины. Счастье, что отец до всего этого не дожил. Мама… Она подумала, что мама об этом никогда не узнает.
Как будто контракт с дьяволом подписала.
Смотрела, как он прячет проклятую бумажку, как встает, чтобы выйти. Не верилось, что это происходит с ней в действительности.
– Но где я найду этого человека? – в отчаянии прошептала Настя.
– Вот об этом как раз можешь не волноваться, – развеселился он. – Встречу с ним мы тебе организуем.
У Насти все еще звенело в ушах от последних слов этого человека. От осознания, что ее жизнь теперь словно запродана дьяволу. И все ее планы на будущее, надежды на счастливую жизнь – все перечеркнуто проклятой бумажкой. Признание, которое она подписала.
И если бы только это.
Фомин ведь, как он выразился, подстраховался.
Место преступления тщательно отсняли в разных ракурсах, а Насте пришлось позировать рядом с телом последнего клиента, имени которого она так и не узнала. Девушка сто раз прокляла тот день, когда она надумала прийти сюда работать. Да лучше бы санитаркой пошла в самую захудалую больницу! Лучше бы судна за копейки выносила! Но поздно плакать по волосам, когда голову сняли.
А действо продолжалось. Все так деловито, быстро. Они еще вынудили ее оставить отпечатки пальцев на том самом стакане. Для верности.
– Это чтобы ты случайно не передумала, девочка. И не решила, что меня можно на*бать.
Обидно было. Глухая боль в душе, холод безысходности. Выгорел страх, сейчас ей не хотелось даже огрызаться и плакать. Потому что в этом не было никакого смысла. Так зачем же лишний раз показывать перед ними свою уязвимость и слабость? Настя только устало спросила:
– За что вы так со мной, дядя? Как вы потом моей маме в глаза смотреть будете?
– Тю? Успокойся, нечего тут мученицу изображать. Будешь умницей, и ничего плохого с тобой не случится. А сможешь взять за хобот мужика, так и вовсе будешь как сыр в масле кататься. У него бабла немерено. И мужик нестарый. Как тебе такое, а? Попомни мое слово – еще благодарить меня будешь.
Он погано засмеялся, очень довольный собой и тем раскладом, который в его уме рисовался. И добавил, сально облизнувшись:
– Я ж тебе, сладенькая, можно сказать, путевку в жизнь даю. А ты потом поделишься с дядей? В знак благодарности. По-родственному? М?